У нас в доме капитальный ремонт. Тот, кто его пережил, поймет меня без слов, и описывать его я не буду, как не взялась бы описывать торнадо, тайфун или атомную бомбардировку. Уже дней десять мы живем без ванной комнаты, зато объединенные в одну дружную семью с соседями сверху и снизу огромными зияющими дырами, пробитыми в полу и потолке нашей уборной. К концу второй недели воля к жизни побеждает мою скромность, и я звоню Даниэлям:

– Юлик! Можно я на полчасика попрошу политического убежища в вашей ванной?

– Разумеется, дружок, но не забудьте про «коспигацию»!

– Не беспокойтесь, Юлик! Я сделаю все так тонко – ни одна живая душа не догадается, что я помылась!

Прихожу к Даниэлям – оказывается, у них в туалете сломан бачок: чтобы спустить воду, надо опускать в него руку по локоть и дергать за какой-то крючок.

– Юлик, – говорю, – кому пришла в голову такая блестящая идея объединить унитаз с рукомойником?!

– Мой друг, вам-то должно быть известно, что все великие открытия случаются спонтанно – просто приходит их время! Но прошу вас, не делитесь ни с кем этим дизайном, пока мы не получили патент!

Ирина и Марина Перчихина встретили на улице Фриду Аврумовну, директора нашей почты. В доброе старое время, в небольшом местечке Фрида была бы успешной сводней – это ее хобби, страсть ее жизни. Тщательно разглядывая маленькую светловолосую Маринку, Фрида спрашивает у Ирины:

– Аидешен девочка? Ирина молча кивает.

– Замужем?

– Только что развелась.

– И как, удачно?

Ирина видит на улице ханыгу, который вращает на веревочке тюбик клея БФ или что-то в этом роде. Ирина подходит поинтересоваться, что он делает и зачем.

– Не видишь – разделяю, – отвечает ханыга, пораженный нелепостью вопроса и Ирининым невежеством.

– Зачем? – продолжает настаивать Ирина – ей всегда все надо.

– Как это зачем?! Выпью, – с удивительным терпением объясняет ханыга.

– И что, вкусно?! – поражается Ирина.

– Ну, конечно, не зубной элексир!

Истинными хозяевами в Даниэлевском доме считали себя – да, пожалуй, и были – толстый черный спаниель Алик и кот Лазарь Моисеевич, прозванный так, надо полагать, за разбойничью морду.[16] Юлик их обожал и никогда ни в чем им не отказывал.

Собака Алик совершенно не переносила, если кто-то что-то ел без ее участия: она подходила, трогала лапой за колено, оглушительно лаяла и заглядывала в глаза с искренним изумлением:

– Не понимаю, что происходит?! Кто-то ест печенье?! Без зазрения совести ест печенье, когда рядом стоит голодная собака Алик?! Дайте мне взглянуть в глаза этому человеку!

И Юлик мгновенно сдавался, хотя порядка ради и выговаривал Алику за злостное попрошайничество.

Однажды в гости к Даниэлям пришел Генрих Белль. Сели за стол, и Алик немедленно начал его обрабатывать: трогал лапой за колено, заглядывал в глаза.

– Какая у вас ласковая собака, – восхитился Белль, явно не понимая, чего Алик от него хочет: западному человеку не может же прийти в голову, что собака позволяет себе так беспардонно попрошайничать за столом. Когда Беллю объяснили, чего от него ждут, он был потрясен и ничего Алику не дал, чем и вошел в семейные анналы: за всю историю семьи он единственный устоял перед аликовым попрошайничеством.

Результат «воспитания по Споку» оказался довольно плачевным: Алик стал толстым, неповоротливым и ленивым, а к старости еще приобрел несносную привычку из всех возможных узких мест в крохотной квартире безошибочно выбирать самое узкое и самое ходовое. Он растягивался там большой черной глыбой, и его невозможно было сдвинуть с места. Думаю, тем самым он обозначал и подчеркивал важность своего присутствия в мире.

Иногда это создавало серьезные проблемы.

Зимой Даниэли обычно снимали дачу в поселке академиков в Перхушкове. Я часто приезжала к ним дня на два – на три. Личных телефонов тогда почти ни у кого не было, звонить ходили «в сторожку», на въезде в поселок. В сторожке обычно сидели сам сторож и приблудная дворняга, никому в особенности не принадлежавшая, но подкармливаемая всем поселком. В послеобеденные часы она методично обходила дачу за дачей – из тех, в которых зимой кто-то жил, – и собирала дань. Это надо было видеть: она поднималась по лесенке или на терраску и деликатнейшим образом стучала хвостом в дверь. Никогда не лаяла. Ей выносили остатки обедов. Иногда она съедала их на месте, иногда аккуратно забирала и куда-то уносила – видимо, делала запасы на ужин и завтрак. Короче, вела размеренный образ жизни и разумное хозяйство.

Однажды мне нужно было позвонить, и я собралась в сторожку.

– Захвати Алика прогуляться, – попросила Ирина.

Та зима была очень снежная. Между высоченными сугробами была расчищена узкая полоска дороги – едва-едва проехать одному автомобилю. Как только Алик увидел узкое место, сработал рефлекс. Он сначала сел, потом растянулся посреди проезжей части.

Вы знаете, как это бывает. Машины могут не ездить часами, но если на дороге появилось препятствие и препятствие это создали лично вы, – тут же появляется вереница автомобилей и возникает пробка. Так и сейчас. Не успел Алик растянуться посреди проезжей части, как появилась машина с академиком, торопившимся на заседание Президиума. Он потребовал немедленно убрать собаку с дороги. Я бы и рада была, но Алик не трогался с места, а сдвинуть его у меня не хватало сил. Академик выходил из себя, шофер академика гудел, я, чуть не плача, изо всех сил тянула Алика за ошейник – все это с нулевым результатом. Эту мизансцену с интересом наблюдала сидевшая у сторожки дворняга. Выдержав паузу, она встала, подошла к нам, куснула Алика за попку – Алик взвизгнул и подскочил, а дворняга взяла у меня из рук аликов поводок и утащила Алика с проезжей части. Академик проехал, на прощанье пригрозив разобраться, по какому праву по поселку шатаются не имеющие к нему отношения собаки и люди. Я все-таки пошла позвонить. Пока я звонила, дворняга, во избежание новых эксцессов, сидела на аликовом поводке. Потом все той же кавалькадой мы двинулись домой; я помчалась вперед, чтобы Ирина с Юликом не упустили диковинного зрелища. Дворняга привела Алика домой и была щедро вознаграждена за услугу. Больше я с Аликом гулять не ходила.

Ленивому и неповоротливому Алику Юлик часто ставил в пример черного спаниеля Синявских Оську. Не поверите, но Оська был сыном золотого ретривера! История, со слов Юлика, была такая. Племянник «советского графа» Алексея Толстого жил в небольшом флигеле бывшего дядюшкиного дома. У него была собака редкой по тем временам породы – золотой ретривер. Годы были – то ли конец сороковых, то ли начало пятидесятых. Однажды племянник увидел из окна, как к воротам подъехала безошибочно узнаваемая машина, из нее вышли безошибочно узнаваемые люди и направились в сторону его двери. «Ну, суши сухари», – сказал племянник своей собаке. И, действительно, через мгновение раздался стук в дверь, вошли двое, предъявили именно те документы, которых ожидал племянник, но задали совершенно неожиданный вопрос: «У вас есть собака?» Вопрос был нелепый, потому что собака выходила из себя от лая и злобно скалилась – гости ей явно не понравились. «Какая порода? – продолжали допрос пришедшие. – Документы на собаку есть? Предъявите». Рассмотрев документы, заявили: «Собаку мы у вас забираем». Убедившись, что арестовывают не его, а собаку, племянник осмелел и стал протестовать. «Не беспокойтесь, – смягчились пришедшие, – с собакой все будет в порядке. Мы ее вам вернем». Не без трудностей на сопротивлявшегося пса надели намордник и увезли.

Прошло некоторое время. Племянник горевал, но внутренне уже распрощался с любимым псом. И вдруг – телефонный звонок. «Вы дома? Никуда не уходите, сейчас мы вам привезем вашу собаку». Собака вернулась гладкая и жизнерадостная. «Где была, что видела?» – безуспешно пытался расспросить ее хозяин. Но спустя несколько месяцев неожиданно – телефонный звонок. Тот же голос, который племянник уже начал узнавать: «Вы чем хотите получить, деньгами или щенком?» «Щенком, конечно, щенком», – обрадовался племянник: для него стало кое-что проясняться. «Может, все-таки деньгами», – настаивал голос. «Нет, щенком», – решительно возразил хозяин собаки. «Тогда ждите». И через несколько часов все в той же машине племяннику привезли… крохотного черного спаниеля! Племянник был, мягко говоря, обескуражен: от золотых ретриверов не каждый день рождаются черные спаниели! Было ясно, что редкостного щеночка-ретривера гебешник забрал себе, а, может, – продал, и подменил его спаниелем. Хозяин собаки не мог скрыть глубокого разочарования, и тогда «гость» рассказал ему такую историю.