– Это курица, – объяснила я. – Редкая разновидность. Выведена в России.

– Это здесь едят???

– Да, и, как видишь, живы-здоровы. Ну хорошо, не ешь курицу, но поешь хоть бульон.

– Он тоже с перьями?

– Нет, что ты, все перья на курице.

– Так она же полуголая. Где остальные перья? В бульоне? – продолжал сомневаться Джим.

– Нет, бульон чистый и очень полезный, ты от него сразу выздоровеешь, – умоляла я. Джим не имел во рту маковой росинки два полных дня, а надо было как-то продержаться еще два, и в конце концов не для светского же общения перли мы пешком к Алику на седьмой этаж!

Мне удалось уговорить Джима, он выпил бульон и повеселел. Ему очень понравилась Милка, и он тут же стал строить планы, как им с Аликом помочь. Забыл о них, конечно, как только вернулся домой в Америку.

Кульминация этого путешествия наступила в день отъезда. Джим улетал из аэропорта «Пулково». Это далеко от города, и за нами заблаговременно приехала машина «Интуриста». Не знаю, как сейчас, а в те времена в гостинице при регистрации отбирали паспорт и визу и возвращали в момент выписки. То есть предполагалось, что возвращали…

Мы спустились в вестибюль с вещами. Джим пошел за документами, а меня попросил сбегать в гостиничный киоск за американской газетой – он не может жить без новостей с биржи, пусть хоть и позавчерашних. Когда я вернулась, он протянул мне мой паспорт и сообщил:

– А мои документы мне не отдали. Утверждают, что я их уже забрал! Пойди, объясни им, что они ошибаются!

Джим сказал все это совсем спокойно – видно было, что он не представляет себе, чем это пахнет. А я похолодела. В памяти мелькнули истории об украденных сотрудниками КГБ американских паспортах – я знала их из вполне достоверных источников, от самих пострадавших. Утрата паспорта грозила несколькими днями задержки и большой суетой, а Джим и так был едва живой и мечтал только об одном – скорей домой! Ленинград он, в сущности, видел в основном из гостиничного сортира; только накануне отъезда ему стало чуть легче, и мы немного погуляли по городу и прокатились по Неве.

Я бросилась к стойке:

– Отдайте документы мистера Соренсона!

Сидящая за стойкой тетка, сдобная блондинка с «вшивым домиком» на голове, не поднимая на меня глаз, пробубнила:

– Он их забрал и за них расписался.

– Расписался?! Где расписался?! Никто ни за какие документы не расписывается, вы их выдаете без расписки!

– А он забрал и расписался, – продолжала издеваться тетка, все так же не поднимая на меня глаз.

– Тогда покажите подпись! – потребовала я.

– Отойдите и не мешайте работать, – ответила тетка.

Все это время по вестибюлю метался красный от волнения шофер «Интуриста», у которого день был расписан по минутам. Мы сбили его расписание уже минут на двадцать.

До Джима, наконец, начало доходить, что происходит. В глазах появился ужас.

– Что она тебе говорит?

– Говорит, что ты забрал документы и за них расписался.

– Я ничего не забирал и ни за что не расписывался!

– Я знаю.

– Немедленно отдайте документы мистера Соренсона! – благим матом заорала я на тетку.

Она отвечала, не поднимая глаз:

– Он их забрал и за них расписался.

– Тогда немедленно соедините меня с американским консулом! – продолжала орать я.

В это время подъехал автобус с испанскими туристами. Они выгрузились и столпились в вестибюле, ожидая, чтобы их расселили. Я легла грудью на амбразуру:

– Я не дам вам работать, пока вы не вернете документы мистера Соренсона или не соедините меня с американским консулом!

Джим, со своей стороны, кричал испанским туристам:

– Уезжайте отсюда, пока не поздно! Не останавливайтесь в этой гостинице! Они меня отравили! Они украли мой паспорт! Они украли мою визу! Бегите отсюда, бегите, пока не ушел ваш автобус!

Испанцы внимали Джиму в немом ужасе. Кое-кто пытался отыскать свои чемоданы в брошенной в вестибюле общей куче. Я продолжала блажить так, что слышно было у Исаакиевского собора:

– Соедините меня с американским консулом!!! Сейчас мне очень стыдно, что я сразу не поняла, что вся эта комедия была разыграна ради одного – взятки. КГБ был абсолютно ни при чем. Но «меня там долго не стояло», и я жила устаревшими представлениями о мире. Если бы я сообразила, что от нас хотят взятку, в той, близкой к катастрофе ситуации я бы ее дала (в конце концов, здоровье дороже и деньги не мои). Но я ничего не поняла и продолжала блажить:

– Консула-а-а!

По вестибюлю метался в полной прострации шофер «Интуриста».

– Может, поедем в аэропорт? – предложил Джим.

– Какой смысл? Кто тебя без документов выпустит?!

– Все-таки ближе к Америке, – жалобно сказал Джим… Неожиданно в стене за стойкой открылась дверь и оттуда вышла некая матрона:

– Что здесь происходит? Почему такой шум?

– Они хулиганют, – указала на меня тетка за стойкой. – Сами потеряли документы, теперь требуют с нас и хотят вызывать американского консула, а надо бы вызвать милицию.

– В чем дело? – обратилась ко мне матрона.

– Вы украли документы мистера Соренсона. Немедленно верните!

– У нас нет его документов. Можете пройти со мной и сами в этом убедитесь.

Тетка провела меня в комнату за стойкой. Мы были там один на один. Это был момент, предусмотренный сценарием для взятки, но я все еще ничего не понимала.

– Вот файл, – указала мне матрона. – Можете просмотреть паспорта и сами убедитесь, что его документов здесь нет.

Я принялась проглядывать паспорта. Американских паспортов там действительно не было – ни одного. Я была в отчаянии. В этот момент матрона как бы случайно подвинула металлический ящик, и я увидела под ним краешек синего паспорта.

– Вот он! – заорала я. – Вот его паспорт! Матрона живо накрыла паспорт рукой:

– Это не его!

– Его! Его! Здесь нет других американских паспортов! Отдайте сейчас же!

– Не его!

– Покажите!

– Я не имею права показывать вам паспорта! Я задохнулась от возмущения:

– Как не имеете права?! Вы только что показали мне две сотни паспортов!

– Не имею права, – повторила матрона.

Я человек миролюбивый, меня не так-то легко вывести из себя, но в этот момент я уже себя не помнила. Что есть силы я толкнула мерзкую бабу, она отлетела, я схватила паспорт и вылетела с ним из комнаты. По дороге открыла – паспорт Джима! И виза тут же!

– Вот паспорт!!! Вот виза! Скорей! В машину!

Неслись мы так, что чудом уцелели. Я была все еще невменяемая и не в состоянии членораздельно объясняться, хотя Джим сгорал от любопытства:

– Как это тебе удалось?!

– После, после, в Америке все объясню!

В аэропорт мы примчались в последнюю секунду. Оказалось, мистера Соренсона несколько раз вызывали по радио. Его пропустили без досмотра, кто-то из «Дельты» помчался с ним бегом к самолету, подхватив его чемодан. Ворота уже закрыли, но трап еще стоял у самолета. Ворота открыли, и Джим скрылся в проходе.

Я дождалась, пока самолет взлетел, и тут мне стало плохо. Я сменила Джима в ленинградском туалете…

Три незабываемых дня с папой на даче подняли мой дух, восстановили здоровье и компенсировали все пережитые волнения.

В сороковые-пятидесятые годы в нашем дачном поселке был управляющий по фамилии Кролик. Савелий Юльевич Кролик был невысок, лысоват, брюки его постоянно были опасно приспущены под круглым животиком. Кролик был большой талмудист – явление в ту пору довольно редкое. «Почти наизусть знает почти весь Талмуд», – цитировал папа Иосифа Уткина. Кролик со своей стороны совершенно благоговел перед папой и советовался с ним по всем вопросам как медицинского, так и не медицинского свойства. У Кролика была паховая грыжа, и много лет подряд он почти каждый день приходил к папе обсуждать, следует ли ее оперировать.

– Вон идет Кролик поговорить о грыже, – сообщала мама, завидев Кролика в конце нашей линии (линиями назывались улочки в нашем дачном поселке).