Перед самым рассветом Эди услыхала жуткую суматоху на заднем дворе. Выяснить, что там происходит, не представилось возможным из-за навалившегося на нее оценщика. Судя по визгу, Доналд и Марла взбесились. Инцидент завершился шквалом жалобного тявканья и ревом, от которого волосы встали дыбом. Эди не шевелилась до восхода солнца. Затем потихоньку растолкала Фреда, и тот запаниковал, потому что забыл накануне отзвониться в Омаху жене. Эди велела ему закрыть варежку и надеть штаны.

Они пошли на задний двор. От карликовых такс остались лишь поводки и ошейники. Вся лужайка Торреса взрыта. На сырой земле, будто развороченной граблями, виднелись глубокие следы огромных когтистых лап.

В один легко поместился ботинок Фреда.

– Господи! – выдохнул оценщик. – У меня размер десять с половиной!

– Что за зверь мог оставить такие следы? – спросила Эди.

– Похоже, лев или медведь, – ответил Фред и добавил: – Правда, я не охотник.

– Можно мне с тобой? – попросила Эди.

– В «Рамаду»?

– А что – женщин туда не пускают?

– Эди, не нужно, чтобы нас видели вместе. Если мы собираемся затеять это дело.

– Ты оставишь меня здесь одну?

– Послушай, мне жаль твоих собак…

– Это не мои собаки, черт бы их побрал.

– Эди, прошу тебя.

Круглыми очками Фред напоминал серьезного молодого учителя английского, который преподавал у Эди в старших классах. Тот парень ходил в мокасинах «Басс» без носков и помешался на Т.С. Элиоте. [27] Эди дважды трахнула его в учительской, но он все равно поставил ей на выпускном экзамене тройку, потому что Эди, как он утверждал, «совершенно не поняла смысла «Любовной песни Дж. Альфреда Пруфрока». С тех пор в Эди Марш глубоко укоренилось недоверие к мужикам с ученым видом.

– Что значит, «если мы собираемся затеять это дело»? – спросила она. – Мы уже договорились.

– Да, конечно. Договорились, – ответил Фред и поплелся за Эди в дом.

– Как быстро ты сможешь все провернуть?

– Я подам отчет на этой неделе…

– Стопроцентный ущерб?

– Да, так.

– Сто сорок одна тысяча. Семьдесят одна мне, семьдесят тебе.

– Хорошо. – Фред выглядел довольно уныло для человека, которому вдруг привалила удача всей жизни. – Меня все же беспокоит мистер Торрес…

– Я уже вчера сказала – Тони попал в серьезный переплет. Вряд ли он вернется.

– Но ты еще говорила, что в Майами может объявиться миссис Торрес – настоящая миссис Торрес…

– Потому тебе и нужно побыстрее. Скажи там у себя, что дело неотложное.

Страховой агент поджал губы.

– Эди, сейчас все дела неотложные. Все-таки ураган.

Эди невозмутимо наблюдала, как Фред одевается. Целых пять минут он потратил, пытаясь разгладить измявшиеся в любовном угаре слаксы «Докерс». Потом попросил принести утюг, и Эди напомнила, что электричества нет.

– Может, угостишь меня завтраком? – спросила она.

– Я опаздываю на встречу в Катлер-Ридже. Там у одного бедного старика «понтиак» забросило на крышу дома. – Фред чмокнул Эди в лоб и наградил непременным после ночи близости объятьем. – До вечера. В девять нормально?

– Чудесно, – ответила Эди. Сегодня он, несомненно, захватит презервативы – еще одно комическое препятствие на магистрали страсти. Эди напомнила себе вытащить и просушить на солнце матрас. Иначе после еще одной ночи безумной любви в кресле бедняжку Фредди придется укладывать на вытяжку.

– Принеси бланки заявлений на выплату, – сказала Эди. – Я хочу сама все увидеть.

Фред черкнул себе пометку и убрал папку в портфель.

– Да, вот еще что, – вспомнила Эди. – Отлей пару галлонов бензина из своей машины. – Фред не понял. – Для генератора, – пояснила Эди. – Горячая ванна не помешает, раз уж ты не хочешь, чтоб мы поплескались вдвоем у тебя в «Рамаде».

– Ох, Эди…

– Хорошо бы еще немного денег на продукты. – Эди смягчилась, когда страховщик полез за бумажником. – Вот славный мальчик. – Она поцеловала его в шею и слегка куснула – просто чтобы немного завести на подсосе.

– Мне страшно, – сказал Фред.

– Не бойся, мой сладкий. Это пустяки. – Эди взяла две двадцатки и помахала оценщику на прощание.

По дороге в морг Августин и Бонни услышали в новостях, что в Перрине, в салат-баре обнаружен четырнадцатифутовый сетчатый питон.

– Из ваших? – спросила Бонни.

– Сам гадаю. – Узнать, принадлежала ли змея покойному дяде, было невозможно: в составленном от руки перечне зверей Феликс Моджак в подробности не вдавался. – Там была пара здоровенных удавов, но я этих тварей не мерил.

– Надеюсь, питона не убили, – сказала Бонни.

– Я тоже надеюсь. – Августину было приятно, что Бонни озаботилась благополучием первобытной рептилии. Не от всякой женщины этого дождешься.

– Могли бы отдать его в зоопарк.

– Или выпустить на заседании окружной комиссии.

– Вы злой.

– Я знаю, – сказал Августин. Он считался законным владельцем зверинца, и потому за то, что произошло с Бонни Лэм, его покусывала совесть. Если бы ее муж не погнался за обезьяной, его бы, наверное, не похитили. Преступная макака вполне могла быть из дядиных. Хотя, может, и нет.

– А что вы станете делать, если какой-нибудь зверь убьет человека? – спросила Бонни без малейшего упрека.

– Молиться, чтобы покойный это заслужил. – Ответ шокировал Бонни, поэтому Августин решил сгладить: – Что тут еще сделаешь, кроме сафари? Вы представляете себе размеры Эверглейдс?

Некоторое время они ехали молча, потом Бонни сказала:

– Вы правы. Звери на свободе – так и должно быть.

– Я не знаю, как что-то должно быть, но знаю, как оно есть. Черт, пумы уже могли добраться до Ки-Ларго!

– Жаль, я не смогла, – грустно улыбнулась Бонни.

Перед тем как войти в зябкий Центр судебной медицины, Бонни натянула мешковатый лыжный свитер, прихваченный для нее Августином. На этот раз обошлись без подготовительных церемоний. Тот же молодой эксперт провел их прямо в прозекторскую, где в центре внимания лежало новое неопознанное тело. Труп окружали детективы, полицейские в форме и безрадостная группа студентов-медиков Университета Майами. Все расступились, пропуская Августина и Бонни Лэм.

Седой здоровяк в лабораторном халате радушно кивнул и шагнул прочь от металлического стола. Задержав дыхание, Бонни взглянула на труп. Лысоватый мужчина с выпирающим животом. Оливковая кожа от плеч до ступней поросла блестящими черными волосами. В центре груди – разверстая малиновая рана. На шее – ожерелье кровоподтеков, очень похожих на лиловые отпечатки пальцев.

– Это не мой муж, – сказала Бонни.

Августин повел ее к выходу; следом двинулся высокий чернокожий полицейский.

– Миссис Лэм! – Бонни продолжала идти, как на автопилоте. – Миссис Лэм, мне нужно с вами поговорить.

Бонни обернулась. Крепко сбитый патрульный прихрамывал на правую ногу. В огромных руках он держал бежевый «стетсон». Заметно, что офицер тоже с явным облегчением покинул прозекторскую.

Августин спросил, в чем дело, а полицейский предложил пойти куда-нибудь, где можно поговорить.

– О чем? – спросила Бонни.

– Об исчезновении вашего мужа. Есть несколько зацепок, я их проверяю, только и всего. – Для полицейского в форме он говорил очень буднично. – Лишь несколько вопросов, ребята. Честное слово.

Августин не понимал, с какой стати дорожная полиция интересуется пропажей людей.

– Леди уже дала показания ФБР

– Я не отниму много времени.

– Если у вас есть какие-то новости – какие угодно, – я бы хотела их услышать, – сказала Бонни.

– Тут неподалеку отличный итальянский ресторанчик, – предложил офицер.

Августин понял, что Бонни уже все решила.

– Это официальный допрос? – спросил он.

– В высшей степени неофициальный. – Джим Тайл надел шляпу. – Давайте поедим.