Мистер Варга прав в одном: Тони маячить не станет, если запахло жареным. Это в его стиле – перекантоваться где-нибудь в мотеле, а пока пустить в дом бездельников родственничков и никчемных приятелей-торгашей с девками. Далеко он не уехал, останется в городе, пока не хапнет куш от страховой компании.

Нерия воспряла духом. Сказочка про юную блондинку и Бруклин – дерьмо собачье. Эту хитрость муженек сам состряпал. Так я тебе и поверила, жди, размышляла Нерия. Разговор с мистером Варгой укрепил ее решение вернуться в Майами.

– Так ты действительно едешь домой? – спросил Варга. – Попробуете с хозяином начать все заново?

– Чем черт не шутит, – ответила Нерия и заставила соседа поклясться на Библии, что он ни словом не обмолвится о ее возвращении. Если Тони прознает – все пропало.

Щелкунчик велел Эди выехать на автостраду и не сбавлять нормальную скорость. Прижавшись к дверце, он держал под прицелом украденного револьвера придурка в армейском хаки. Девка пока угрозы не представляла.

Мужик сидел и моргал, как пожилая черепаха.

– Сколько выручил за кольцо? – вдруг спросил он. Твою мать! Щелкунчик нахмурился. Откуда он знает? Не отрывая глаз от дороги, Эди спросила:

– О чем он? Что за кольцо?

Щелкунчик скосил на нее глаза, но увидел только форштевень собственной челюсти и заорал:

– Все заткнулись, на хрен!

Подавшись вперед, длинноволосый сказал Эди:

– Твой раскрутой дружок напал на женщину-полицейского. Спер у нее пистолет и обручальное кольцо матери. Он что, не рассказывал?

Эди вздрогнула. То ли от дыхания незнакомца у себя на затылке, то ли от его рокочущего баса, то ли от его слов. Щелкунчик тем временем размахивал полицейским револьвером и вопил, чтобы все, мать их в душу, замолчали, или всем кранты.

Он сунул диск в проигрыватель, и в машине на полную мощь грянул душещипательное кантри. Вскоре ярость Щелкунчика стихла, успокоенная проникновенными напевами Ребы, [63] а может – пятью белыми таблетками, что дала ему Эди.

Ладно, парень. Теперь соображай.

Первоначальный план состоял в том, чтобы отдать трехнутого старика на растерзание шлюхам. Это без проблем. Джонни Хорн, знакомый еще по Лодердейлу, держал в Киз небольшой мотель. Идеальное место для небольших каникул старикашки. Щелкунчик планировал купить дешевую камеру-мыльницу, а шлюхи сделают кой-какие снимочки. Уважаемый человек не захочет, чтобы они попались на глаза внучатам. Проведя пару-тройку дней голым, привязанным к кровати, старый пердун и не вспомнит, что заявился на Калуса-драйв. Если он пообещает вести себя хорошо, продукцию «мыльницы» можно будет смылить. Старикан вернется в Майами со стертой спиной и натруженным хреном, чем и будет похваляться перед приятелями.

Главное – не надо платить за номер, поскольку Джонни Хорн задолжал Щелкунчику услугу. Года два назад Щелкунчик, так сказать, изъял в счет просроченного платежа у одного паразита – дружка очередной экс-жены Джонни – открытый «корвет». Отогнал машину в порт Майами и средь бела дня загрузил на контейнеровоз, направлявшийся в Картахену. Предприятие было весьма рискованным, и Джонни сказал, что Щелкунчик в любое время может рассчитывать на комнату в мотеле, когда ему потребуется переночевать, отсидеться или покувыркаться с бабой.

Щелкунчик самостоятельно, без участия Эди, разработал план со стариком. Ужасно не хотелось бросать гениальную задумку, но теперь он не представлял, как вписать в проект незваных гостей. Затуманенная таблетками голова не соображала. Самое легкое – прикончить одноглазого придурка с его бабой и уж до кучи, раз пошла такая пьянка, – полоумного старикана. И тогда, рассудил Щелкунчик, не придется платить шлюхам, а только рассчитаться с ними за бензин, да еще, может, угостить обедом в морском ресторанчике.

Но с другой стороны – как избавиться от трех жмуриков? Логистика вводила его в трепет. Видно, затекшим мозгам с задачей не справиться. Для убийства требовались силы, а Щелкунчику вдруг захотелось свалиться и проспать недели три без просыпу.

Он себя подбадривал, вспоминая слова одного толкового парня в тюрьме: Избавление от трупов сродни покупке недвижимости, тут главное – место, место, место! Оглянись, парень! – говорил себе Щелкунчик. У тебя есть мангровые рощи, болота Эверглейдс и Атлантический, мать его ети, океан. Чего тебе еще? Шмальнуть им в кумпол, а остальное доделают акулы, крокодилы и крабы. Чё тут сложного?

Но ставки высоки: чуть что не так – и до конца дней окажешься в рейфордской тюрьме. В камере с черномазым педрилой, здоровенным, как шкаф. И он будет драть тебя в тощее очко, пока не начнешь ходить, как Джулия Робертс.

И потом, стрельба – это шумно. Да еще Эди заартачится, как пить дать. Пришить заодно и ее – невыгодно, потому что: а) на всех патронов не хватит, б) без нее не обналичить страховой чек. Черт!

– В чем дело? – Эди перекрикивала музыку.

Щелкунчик саркастически дернул ртом. Я дьявольски устал, думал он. Мне бы чуть поспать, и все станет ясно, составится новый план.

Одноглазый стал подпевать Ребе. Щелкунчик смерил его ледяным взглядом. Откуда он узнал про полицейшу? Руки Щелкунчика слегка подрагивали, во рту вкус – будто пеплу нажрался. Что, если та сука взяла и загнулась? Но успела рассмотреть и его, и джип? Значит, уже передали по ящику и все флоридские копы открыли на него охоту?

Выбрось это из головы, приказал себе Щелкунчик, думай о хорошем. Впервые за все время утихло раздробленное колено. Вот и радуйся.

Девка на заднем сиденье стала подтягивать своему психованному спутнику. Слова пропускала, но голос приятный.

Эди барабанила пальцами по рулю – любительский хор явно ее раздражал. Вытерпев минуты три, она ткнула на плейере кнопку «стоп».

Реба смолкла, подпевалы тоже.

Щелкунчик объявил, что следующим выступает Трэвис Тритт.

– Нет уж, избавь, – сказала Эди.

– Твое какое дело?

Заговорила девушка с заднего сиденья:

– Меня зовут Бонни. Это губернатор. Он предпочитает, чтобы его называли «капитаном».

– Можно «Сцинк», – сказал одноглазый. – И я убить готов за братьев Оллман. [64]

Щелкунчик спросил, чего им надо, зачем шастали у дома Торреса.

– Тебя искали, – ответил человек, назвавшийся Сцинком.

– Зачем это?

– Услуга товарищу. Ты его не знаешь.

– Чушь какая-то! – сказала Эди.

В багажном отсеке что-то заерзало, послышался слабый дрожащий стон.

– А вас как зовут? – спросила Бонни и увидела в зеркале, как Эди изумленно закатила глаза.

– Два рехнувшихся идиота, – сказал Щелкунчик.

– Я просто хотела узнать, как к вам обращаться, – объяснила Бонни.

– Я – Фарра Фосетт, – представилась Эди и кивнула на Щелкунчика: – Он – Райан О'Нил. [65]

Бонни растерянно отвернулась к окну:

– Не хотите – не надо.

На плечо Эди опустилась теплая рука.

– Как бы вас ни звали, – проникновенно сказал Сцинк, – вы поистине славная парочка.

– Да пошел ты! – Щелкунчик перегнулся через сиденье и упер ствол револьвера в морщинистую щеку человека. – Думаешь, очко сыграет выстрелить?

Сцинк невозмутимо оттолкнул револьвер и, откинувшись на спинку, скрестил на груди руки. Его бесстрашие смутило Эди Марш. Щелкунчик велел при первой возможности съехать с трассы. Ему хотелось в туалет.

Бонни еще никогда не похищали под дулом пистолета, но она испугалась меньше, чем должна бы. Неожиданное самообладание она объясняла своей готовностью к авантюре и невероятно самоуверенным видом губернатора. Бонни слепо верила: Сцинк не допустит, чтобы косорылый угонщик причинил им вред. Дерганый парень с пистолетом нервировал, но в присутствии еще одной женщины казался почему-то не очень опасным. Та не походила на глупую шалаву из трейлерного парка – было видно, что она совсем непроста и не особенно боится вооруженного дурня. Интуиция подсказывала, что никаких убийств в машине не произойдет.