Уже месяц, как я стал папашей! Новые ощущения, новые чувства. Какое это всё-таки счастье держать на руках маленький тёплый комочек, ощущая в нём своё продолжение! Просто непередаваемо! И волшебно! Я не могу выразить того счастья, ощущаемого мной каждый раз, когда беру свою Марту на руки. Конечно, пришлось повоевать с Машей за имя. Она хотела назвать дочь Сарой, в честь своей матери, а я — как свою. Долго спорили, наконец пришли к компромиссу: Сара Марта Штейнбаум. Два имени, как и разрешается в Англии. Так что все довольны. И я, и жена. Вообще в семейной жизни у меня всё нормально, и даже очень. Мария — прирождённая мамаша. Постоянно хлопочет над дочерью и всё-время занята. Иногда даже слишком, на мой взгляд, но я не обижаюсь — она подарила мне такое чудо! А вот другие наши дела — не очень… Прежде всего, с нашими товарищами из III Интернационала. Они считают, что последнее время я отдалился от них и предаю интересы Мировой Революции и угнетённого пролетариата. Может, они и правы. Мне уже не хочется строить светлое будущее, отказывая себе в маленьких и больших радостях жизни. У меня есть дочь, и я хочу для неё нормальной счастливой, а главное — мирной жизни. В должности заместителя командира крыла у меня очень приличное жалованье, позволяющее снимать нам с женой неплохую квартиру в Лондоне, хорошо одеваться, а Маше — заниматься дочерью. Не забивая себе голову поисками подработки лишнего пенса, чтобы содержать семью. Да и супруга моя после родов отошла от дел в Штабе Интернационала. На первом месте теперь семья. Интересно за ней наблюдать, когда она хлопочет по дому или планирует семейный бюджет. Настоящая наседка, в смысле — домохозяйка. Иногда я задаю себе вопрос — может, именно в этом её призвание, да и моё тоже? Время покажет. Если бы так было всегда, я бы отдал очень многое. Да и что я знаю? С ранней юности я занимался только революцией. И только войной. Десять лет непрерывной войны, крови, насилия. В конце концов, от этого просто устаёшь… Сейчас же у меня есть отличная профессия, которая прокормит нас в обозримом будущем, есть перспектива, появилась какая-то более близкая мне цель в жизни. Вот если бы только не надвигающаяся война… Страшно становится. Новый Тройственный Союз растёр Польшу, словно подошва плевок на асфальте. Тысячи танков и самолётов раскатали их в блин. Если откровенно, то иногда ощущал гордость за моих соотечественников, так лихо давших по зубам обнаглевших в конец, если уж быть честным самим с собой, поляков. Всё-таки голос крови многое значит, чтобы там не говорили. Не знаю, может даже я бы и попробовал вернуться назад в Германию, но Маша и ребёнок… Слишком хорошо я знаю, что их там ждёт! Либо лагерь, либо РКП. А это для них смерть. Хотя Марии даже и РКП не светит, как члену коммунистической партии. Лагерь или монастырь. Нет! Лучше уж какая-нибудь нейтральная страна, без всяких коммунистических и тем более, фашистских завихрений. Где можно было бы спокойно жить и работать. Не боясь того, что в один прекрасный день тебе в затылок всадит пулю товарищ из ЧК, или постучит в дверь отец-наказатель. Нет. Видно не судьба мне и моей семье испытать покой. Впрочем, я по натуре фаталист. Что будет, то и будет. Как сложится — если есть кто наверху, разберётся. Ладно. Между тем Британия усиленно готовится к войне. В срочном порядке разрабатываются новое оружие, все военные заводы работают на полную мощность, в три смены. К сожалению, не хватает сырья, а то бы оборона была намного крепче, и мы бы всыпали «наци» как следует. Но сказывается то, что мы практически потеряли все колонии, несмотря на то, что официального объявления войны не было. Все думали, что Англия и Франция вступятся за несчастную Польшу, но ужасающий разгром наших частей в Китае отрезвил политиков. Ещё хорошо, что Союзники не стали поднимать шума по поводу участия наших войск в китайских боях, и не полезли в драку. Впрочем, время работает на них. По слухам, на территории Польши развёрнуто колоссальное строительство новых предприятий, и они нуждаются в покое. Но что будет, когда они закончат? Бр-р-ррр. Даже мурашки по коже. Японцы терпят поражение за поражением. Они уже полностью выбиты из Китая и Маньчжурии. Сами Острова подвергаются невиданным бомбёжкам. Каждый день по радио объявляют о налётах. Русские части пока не начинают высадку десанта, им достаточно того, что выбили самураев из Китая. Теперь японская промышленность сама задохнётся от недостатка сырья. Нам недавно показывали русскую хронику в Коминтерне, жутковато стало. Особенно, когда на экране появились бронированные двухбашенные чудища в съёмках польской кампании. Кстати, в нашем одиннадцатом крыле уже полно сбежавших поляков. Хотя пилоты из них ещё те, летают по старинке. Любой из моих испанских учеников разделал бы их асов в две секунды. А что уж говорить о японских пилотах, с которыми я познакомился в Китае. Что это? Почему все смотрят в небо? Сирены воздушной тревоги не было, да и войны никто не объявлял… Высоко-высоко, в сияющей голубизне, медленно проплывала чёрная точка, оставляя за собой полосы белой инверсии. Вот из-за горизонта появились шесть «спитфайров». Они, надрывая моторы, упрямо ползли вверх, но бесполезно: нарушитель был намного выше. Не меньше шестнадцати тысяч метров. А у наших потолок — одиннадцать… На душе вдруг стало противно. Добрались. Сплюнув от злости, я заспешил домой, чтобы немного отойти от увиденного. А там меня ждала вторая новость, не менее «приятная». Королевство Швеция только что добровольно вступила в Новый Тройственный Союз. Это было началом конца. Через неделю Союзные войска вторглись в Норвегию. Затем — в Голландию и Бельгию. Ни Британия, ни Франция не могли оставаться в стороне от столь наглого вызова и объявили официальную войну Союзу. Ответным шагом со стороны фашистских государств стало объявление полной блокады Метрополии. Нашу же часть перебросили в срочном порядке во Францию, на помощь нашим союзникам-французам.

После разгрома «Токийского Экспресса» я получил в награду звание «Героя России» от Воеводы. А тут и очередной отпуск подошёл и решил его провести в своё удовольствие. Поскольку у меня скопилась довольно внушительная сумма денег, то я решил немного озаботиться своим будущим, как и полагается каждому добропорядочному подданному Рейха. Часть денег я отправил своим родственникам в Рейх, дяде и тёте, а сам решил немного попутешествовать по Союзу. Из Владивостока я первым же рейсом вылетел в Москву, на огромной летающей лодке «Дорнье». Летели мы долго, я когда сел в своё кресло, сразу одеяло достал, накрылся им и уснул. Проспал до самого Байкала, где мы промежуточную посадку делали для дозаправки. Проснулся — тишина. Пассажиров никого в салоне нет, слышно через открытую дверь как вода о борт плещет… посмотрел я на часы — сообразил, что к чему. И решил кофе попросить. Поднялся, костюм поправил (я в гражданской одежде летел), расчёской по волосам махнул и потопал к пилотской кабине, где стюардессы должны находиться. Поднялся по лесенке, за стойкой буфетной ни души, ну и решил я сам о себе озаботиться по фронтовой привычке. Ковёр толстый, ступаю неслышно. Тут мне вроде плач чей-то тихий послышался. Подошёл я вплотную, заглянул за стойку — сидит на крохотном стульчике стюардесса и плачет, маленькая такая, хрупкая, как статуэтка, волосы длинные, пшеничные из-под шляпки форменной вьются, сразу мне Анна моя вспомнилась… Постучал я тут пальцем по поверхности, вскочила та, платочек из кармана униформы извлекла и глаза свои зелёные вытерла аккуратно, потом извинилась, спросила, чего мне. Ну, я кофе попросил, девушка заказ приняла, и пока она его варила, я за столик присел, стал в иллюминатор любоваться. Байкал же озеро огромное, недаром русские поют: «Славное море, священный Байкал…» Поставила она мне чашку на стол, бисквиты принесла, сижу я, пью, значит, на воду поглядываю, и так мне тоскливо стало, Анаи перед глазами как живая стоит. Тут голоса послышались, пассажиры явились, я допил, вниз спустился, только перед отходом на девочку посмотрел, а она на меня глядит, и оторваться не может. Минут через десять моторы взревели, самолёт наш по волне брюхом поколотил, и поднялись мы в небо. Летим. Народу немного оказалось, война ведь. А поскольку я днём выспался, то остался в темноте один бодрствующий. Просидел где-то с час, машина ровно идёт, пропеллеры в свете луны взблёскивают. Тут меня рука за плечо слегка тронула, и шепчет кто-то на ухо: