— Переводи за мной, — и начал: — Слушайте меня, мужчины и женщины! «Общество дальних исследований», директором-распорядителем которого я являюсь, имеет на севере неподалеку отсюда хорошо оборудованные рудники. Мы построили под землей большой город, с электричеством, с горячей водой. Все население Подземного города полностью обеспечивается продовольствием, жильем и одеждой. Так вот за то, что вы как можно быстрее доставите меня в Подземный город, я приму всех вас на работу, дам вам под землей хороший иглу, хорошую, жирную пищу. Есть будете кто сколько захочет. Все будете обуты, одеты и, кроме того, вам будут еще платить ежемесячно жалование. Под землей собаки, сани вам не понадобятся. Поэтому я покупаю все ваше добро. Сто тысяч долларов довольно? (Симху-Упач перевел не «сто» тысяч, а «двадцать», подмигнув при этом Хомеунги: «Не беспокойся, мол, все в порядке»). Согласны?

Шаман опять подмигнул Хомеунги. На этот раз тот понял правильно. Он поднялся на свой каяк, еще не снятый с саней.

— Медведи-воины! — воскликнул Хомеунги. — Как великое стадо оленей, пришло к нам неожиданное счастье. Я думал, что плохо нам будет в этом городе. И я боялся, что многим из нас придется отправиться к предкам в Долину счастливой охоты. Но вот боги услышали молитвы нашего великого шамана и прислали нам этого щедрого белого человека. Он берет нас в свой город, до конца дней обещает кормить, поить, одевать и обувать. А мы будем за это понемногу работать… Если кто захочет уйти из Подземного города, то он уйдет оттуда богатым человеком. Не отказывайтесь от своего счастья, медведи-воины. Белый человек принес нам сытую жизнь.

Решение было вынесено не без колебаний, но единогласно:

— Согласиться! Идти в Подземный город!

Сделка была скреплена договором, церемониально оформленным при помощи деревянной планки: Хомеунги сделал на ней сто мельчайших зарубок, по одной на тысячу долларов, расколол затем планку вдоль на две части так, что если сложить их, то зарубки в точности совпадут, и одну часть вручил Джонни, другую спрятал у себя на груди под малицей. Теперь белый связан священным договором чести.

У юго-западной оконечности Северной Земли «Днепр» попал в тяжелые льды.

Многолетний паковый лед окружил остров, и напрасно «Днепр» со всей силой обрушивался на него: старый лед не поддавался. Разведка тщетно искала свежие спайки между ледяными полями — их не было.

В десятый раз ледокол задним ходом сползал в канал, пробитый им во льду, отходил метров на двести, набирал скорость и с разгона снова устремлялся на лед. Форштевень упирался в четырехметровый отвес пака, затем корпус корабля медленно взбирался на ледяное поле. «Днепр» давил на лед тяжестью по крайней мере в шесть тысяч тонн и не мог продавить. Капитан Лунатов дергал рукоять телеграфа:

— Носовые цистерны!

Вода наполняла носовые цистерны, центр тяжести корабля перемещался на нос.

Это ставило судно в опасное положение, но лед по-прежнему не поддавался.

Приходилось выпускать воду, сползать задним ходом, снова брать разгон и лезть на лед где-нибудь правее или левее. А когда, наконец, лед раскалывался, «Днепр» все равно не мог двигаться дальше: отколотые глыбы льда превращались в бабки, с двух сторон зажимавшие корабль.

Шестьдесят-семьдесят метров в сутки — вот и весь пробег. А угля расходуется за это время сто тонн.

Старший механик в девятый раз докладывал, что в бункерах осталось не больше полутора тысяч тонн угля. Капитан Лунатов раздраженно повторял:

— Знаю… Делайте свое дело.

Но вот по штормтрапу поднялась на палубу ледовая разведка.

— Разрешите, товарищ капитан? — спросила Валя Стах, остановившись у трапа, ведущего на мостик.

— Входите.

Валя поднялась на мостик.

— У меня предложение, товарищ капитан, — несмело начала она. — Спаек никаких, поле тянется на десятки километров… Помните, товарищ Солнцев говорил, что «Светолет» может форсировать любой лед?

— Вы предлагаете вызвать на помощь Солнцева?

— А почему бы не вызвать? Ничего зазорного. Они охотно помогут. Ведь им все равно, где испытывать свою машину.

— Ах вы, суперкарга! — Капитан ласково потрепал Валю по плечу. — Я уж и сам, признаться, подумывал. Да как-то и неловко, и неудобно… Ну, ладно. Сейчас радируем.

«Светолет» шел с пониженной скоростью на север. Благочестивый Робинзон оказался весьма любознательным субъектом: всюду совал свой нос, во все пытался вникнуть, обо всем расспрашивал, и Солнцеву приходилось крепко держать себя в руках, чтобы не нагрубить назойливому «хозяину» острова.

Сначала Робинзон был изумлен, когда машина почти бесшумно поднялась в стратосферу. Он, оказалось, был достаточно сведущ в воздухоплавании, чтобы не усомниться в том, что они действительно находятся в стратосфере: он видел темно-фиолетовое небо, чашевидную поверхность земли с круглыми краями по горизонту. Теперь отшельник понял, что поживиться за счет суточных или неустойки по договору не удастся: аппарат действительно превосходил все известные летательные машины.

Лев рассчитывал, что при любых условиях они успеют детально обследовать поверхность острова и своевременно доставить Робинзона к его жилищу. Поэтому он сделал вид, что не замечает попыток своего пассажира как-нибудь задержать полет. Робинзон то просил подняться выше, чтобы произвести какие-то наблюдения, то умолял опуститься пониже — ему якобы нужно оглядеть свой остров невооруженным глазом, то придумывал еще что-нибудь.

Солнцев исполнял капризы своего пассажира: времени было достаточно.

Робинзон, наконец, понял, что над ним издеваются. Он разочарованно сказал:

— Машина очень хорошая.

И, поудобнее усевшись в кресле, тихо замурлыкал какой-то псалом. Затем он зажмурил глаза, будто впал в дремоту, а на самом деле внимательно приглядывался из-под опущенных ресниц ко всему окружающему. И вдруг чуть не упал от неожиданности с кресла: перед ним стоял живой белый медведь! Правда, это был еще только медвежонок, но факт от этого нисколько не менялся.

Робинзон расправил фалды фрака, откашлялся, снял очки, протер стекла, снова водрузил их на место и заявил:

— Это нарушение…

— Нарушение чего? — спросил Солнцев.

— Я хочу сказать — это браконьерство. — Робинзон ткнул пальцем в медвежонка, вздумавшего обнюхать его торбаза. — У вас есть разрешение на право охоты на территории моего острова и в его окрестностях?

Солнцев рассмеялся.

— А кто мог здесь его выдать?

— А лицензию на право вывоза одного экземпляра урсус арктос в живом виде вы у меня испросили?

— И лицензии у нас нет, — ответил Лев.

— В таком случае я, как единоличный владетель острова Полярного Робинзона, который несет на себе тяжкое бремя законодательной и исполнительной власти на принадлежащей ему территории, вынужден наложить на вас: первое — штраф за браконьерство, второе — штраф за нарушение закона об охране медвежьего стада, третье — штраф за беспошлинный вывоз с территории острова живого медведя, четвертое — штраф за тайный экспорт мясных продуктов в живом виде, пятое — штраф за бесплатный промысел, шестое — штраф за…

— Позвольте, — не выдержал Лев, — да ведь медвежонок пойман вовсе не на территории острова и он — не мясные продукты. Вообще никакого нарушения ваших прав нет!

Надя откровенно расхохоталась.

Робинзон взглянул на молодую женщину, и лицо его искривилось. Он не знал, разгневаться ему или примирительно улыбнуться. В конце концов он счел за лучшее невыразительно пробормотать:

— Впрочем, со штрафом можно повременить. По праву собственности я должен взыскать с вас… Но все равно у вас нет долларов. Так что на этот раз обойдемся без штрафа.

— Вы очень мило шутите, — не без издевки сказал Лев.

Вдруг Робинзон наклонился к экрану радиоглаза.

— Позвольте! — воскликнул он. — Что это такое? О, нет! Этого я допустить не могу!