Войдя в самолет, я почувствовала усталость, упала в кресло и пробудилась только перед тем, как стюардесса объявила о посадке. В аэропорту было немноголюдно, я не думала, что у меня будут проблемы с поисками водителя, который должен был отвезти меня в Медоуз, в дом бабушек и сестер Катлер. Но когда я вышла из аэропорта, я не увидела никого, кто бы держал табличку с моим именем.

Прибывших пассажиров встречали родственники и друзья, все пассажиры из нашего самолета разошлись, и я осталась одна, присела и стала ждать.

Я растерялась, прошел час после прибытия, люди прибывали и убывали, они спешили, кто к самолетам, кто к выходу, но никому не было до меня дела. Мне осталось только закрыть глаза и ждать. Усталость брала свое, путешествие, больница – все подорвало мои силы. Я вытянула ноги и заснула. Я ехала с папой Лонгчэмпом в фургоне, моя голова покоилась на плече Джимми, я ощущала удобство, безопасность и очень расстроилась, когда почувствовала, что кто-то трясет меня за плечо.

Открыв глаза, я увидела высокого, тощего человека с лоснящимися коричневыми волосами, неровно подстриженными и плохо расчесанными. У него был длинный тонкий нос и карие печальные глаза. Ему давно следовало бы побриться, бледное лицо было как бы в заплатах из шерсти. Волосы росли повсюду, вокруг кадыка, в ноздрях и внутри ушей. Его нижняя губа была опущена и открывала желтые от табака зубы. Лицо, уголки глаз покрывала сеть морщин, на лбу пролегла глубокая складка. Одежду составляли синий, потертый сюртук и потертая фланелевая рубашка навыпуск, на ногах были очень грязные ботинки. Мне было непонятно, как его сюда пустили.

– Вы та девушка? – спросил он.

– Извините?

– Вы та девушка? – грубо повторил он, словно наелся песка.

– Меня зовут Дон. Не вас ли послали, чтобы отвезти меня в Медоуз?

– Пошли, – пробормотал он и резко повернулся. Он уже был далеко, когда я встала, и мне пришлось догонять его.

– Вы опоздали, мне пришлось долго ждать.

Он не посмотрел на меня, его длинные грязные пальцы сжались в кулаки.

– Сначала посылают на бойню, – одними губами он грязно выругался, – потом хотят, чтобы я поспел в аэропорт.

– Вы не знаете, пришли ли мои вещи? – спросила я, увидев, что мы идем к выходу. – Вся моя одежда была отправлена из Нью-Йорка.

Ответа дождаться, казалось, нереально. Он продолжал идти и что-то бубнить. Только достигнув двери, шофер соизволил сказать:

– Не знаю.

Я почти бежала за ним, когда он пересек улицу и направился к стоянке. Шофер не обращал ни малейшего внимания на машины, они останавливались, выбегали разъяренные водители, но он игнорировал все их речи. Он смотрел вперед, чуть опустив голову, и большими шагами продвигался к намеченной цели. Когда мы достигли стоянки, он указал на грязный черный грузовик. Даже прежде, чем мы достигли его, я почувствовала запах, от которого меня чуть не вывернуло наизнанку. Я закрыла рукой нос и на мгновение остановилась. Он тоже остановился возле машины, открыл дверцу и выразительно посмотрел на меня.

– Залазь, – скомандовал он. – Я возил навоз из коровника на поля.

Я задержала дыхание и приблизилась к грузовику. Открыв дверь, я увидела грязное с порванной обшивкой сидение, страшно было садиться. Он посмотрел на меня. Поняв мои колебания, он постелил грязное коричневое одеяло, сел и захлопнул дверцу. Я медленно опустилась и постаралась по возможности удобней устроиться. Шофер тотчас включил зажигание, машина тронулась, и мы выехали со стоянки. Чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха, я попробовала открыть окно, которое было все в грязевых подтеках, но ничего не получилось, а он даже не повернулся помочь.

– Оно не работает, – не отрывая взгляда от дороги, сообщил шофер. – Не представился случай отремонтировать. А с запахом этим я вожусь всю жизнь.

– Нам еще далеко? – спросила я, не в силах выносить ни эту дорогу, ни этот автомобиль. Такое буйство запахов выворачивало мой желудок.

– Близко, около пятидесяти миль, приятная воскресная прогулка, – он переключил скорость, машина рванула и выехала на гладкое шоссе.

– Кто вы?

Я еле дождалась, пока он представится.

– Лютер.

– Вы давно работаете в Медоуз? – Я решила разговором скрасить дорогу.

– Давно. За все это время я перетаскал столько сена, что оно перевесило бы этот грузовик. Больше я вообще нигде не работал. – Лютер наконец посмотрел на меня. – Вы одна из родственниц Лилиан?

– Да, – неохотно подтвердила я.

– Долгие годы я не видел ее, но я слышал, она высоко взлетела. Лилиан всегда была шикарная леди. Конечно, не требуется многого, чтобы быть выше Шарлотты. Она чем-то похожа на гончую собаку, – его гримаса напомнила улыбку.

– На что похож Медоуз?

– На все заброшенные плантации. Сейчас он не тот, что раньше, – он повернулся ко мне, – ничего прежнего, ни люди, ни здания, ни земля, ничего.

– Расскажите про моих теток.

– Вы не знаете их? – спросил он.

– Нет.

Лютер пристально посмотрел на меня:

– Лучше, если вы сами познакомитесь с ними. Да, – добавил он, кивая, – так будет лучше.

Большую часть оставшегося пути мы проехали молча, лишь изредка Лютер ругал другого водителя, но за что, я так и не поняла. Я пыталась любоваться окрестностями, но через грязное стекло все выглядело серым и скучным, даже солнце.

Почти через полчаса после того, как мы покинули аэропорт, небо затянули серые тучи, все, деревья, траву, луга поглотила тень. Мы проехали мимо маленьких фермерских хозяйств, мимо распаханных полей и оказались рядом с домом, который, по-видимому, был больницей. Мы проезжали мимо бедных детей, играющих перед домами, вдоль дороги валялись поломанные автомобили, прогнившие деревянные стулья. Дети останавливались и любопытными взглядами провожали нас.

Наконец-то я увидела дорожный знак «Станция Аплэнд». Мне вспомнились слова бабушки, что это ближайший к плантации город. Мы проезжали Газовую станцию, маленький ресторан, выглядевший скорее пристройкой, парикмахерскую, которая служила и магазином, и большое каменное здание с вывеской «Ритуальные услуги».

На краю города была расположена железнодорожная станция, окна были заколочены, но никаких объявлений о том, что станция не работает, почему-то не было. Почты видно не было. В Аплэнде отсутствовали так же тротуары и прохожие, зато в большом количестве имелись собаки и грязь. Это было самое бедное место, какое довелось мне встречать, хотя я видела много селений, провинциальных городов, когда папа и мама Лонгчэмп переезжали с места на место.

Как только мы проехали станцию, Лютер повернул налево, в узкую улочку, на которой дома были еще беднее, а люди с трудом выкарабкивались из нищеты.

Дорога была более старой, мощеной, давно не ремонтировавшейся. Грузовик бросало из стороны в сторону, когда Лютер не успевал объезжать выбоины. Он свернул направо и более медленно поехал по обочине, но и здесь машина часто буксовала.

– Вся эта земля принадлежит Медоуз, – сказал Лютер, когда мы достигли покосившегося деревянного забора, тянувшегося в обе стороны настолько, насколько хватало глаз. Земля была покрыта на мили вокруг кустарниками и сухой травой.

– Здесь везде так? – поинтересовалась я.

Лютер ухмыльнулся.

– Хорошо, что еще так.

Но как может быть у одних людей столько земли? Они должны быть очень и очень влиятельными людьми. Я знала, что у многих на юге большие земли, доставшиеся по наследству. Возможно, мне будет не так уж и плохо здесь, свежий воздух, хорошая еда, новые впечатления, все это хорошо для будущего ребенка. За деревьями виднелся кирпичный дом и большая черепичная крыша. Все выглядело огромным. На разъезде стоял указующий камень, скорее всего дань старине. Лютер как опытный штурман вел автомобиль между колдобинами. Мы проехали высохший мраморный фонтан, который строился с претензиями на изысканность. Я видела повалившиеся изгороди, заросшие клумбы, лужайку, огражденную белым камнем, но в центре ее бросалась в глаза желтая трава. Тени былого величия мешались с современной запущенностью. Кое-где еще росли деревья с декоративно подстриженной кроной, подстриженной, правда, давно, вокруг них высились запущенные, неухоженные зеленые гиганты. Лютер подъехал к главному входу, я заметила, что позади здания был коровник и хлев. Здание явно нуждалось в ремонте. Лютер остановил машину.