Мы заметили, и это нас смутило, что фигурка была нарисована на карте строго на юг от острова Мальорка, то есть очень далеко от линии, прочерченной карандашом по защитной пленке, которая покрывала репродукцию Каталанского атласа.

— А если это просто точка привязки? — предположил я. — Тогда, обнаружив еще одну такую точку, но уже с другой стороны нашей линии, мы сможем прочертить вторую линию, и их пересечение как раз и будет крестиком на карте,

— Хорошая идея, Улисс, — похвалил профессор Кастильо, — однако, боюсь, из оставшихся строк нам уже больше ничего не выжать.

Я взял со стола лист бумаги, на котором были написаны последние пять строк завещания, и с унылым видом прочитал вслух:

— «Прибыл в самый убогий город»… «сберег путь Быка»… «в черной Александрии»… Вот и все, что у нас есть.

— Немного… — вздохнула Касси.

— Да, действительно немного, — согласился профессор Кастильо.

— Однако в этих строках наверняка заключен какой-то скрытый смысл, — в который раз повторил я и, заметив краем глаза, как поморщился профессор Медина, стал рассуждать вслух: — Строчка, в которой говорится, что наш таинственный персонаж «сберег путь Быка», указывает, по-видимому, на то, что он спрятал какой-то, возможно зашифрованный, документ, содержащий информацию о местонахождении золота тамплиеров. Спрятал он его в пресловутой «черной Александрии», являющейся тем местом, которое следовало бы пометить на карте крестиком. Но чтобы понять, где она на этой карте находится, нам нужно разгадать смысл фразы «самый убогий город».

— И как ты собираешься определить, какой город имеется в виду? — не скрывая иронии, поинтересовался профессор Медина. — Насколько я знаю, на этой карте нет никаких названий типа «Бедноляндия» или «Убогобург».

— Их там нет или вы их просто не заметили?

В этот момент Кассандра, которая разглядывала карту, низко склонившись над ней, так что расстояние от ее лица до карты составляло едва ли не ширину ладони, вдруг выпрямилась и пристально посмотрела на нас с Мединой.

— Извините, господа, не могли бы вы — естественно, после того как закончите свою интереснейшую дискуссию, — объяснить мне, что за город обозначен на данной карте прямо под «маленьким Крескесом»? — задав этот вопрос с нарочитым равнодушием, Кассандра ткнула указательным пальцем в рисунок, расположенный возле ног чернокожего царя. — Дело в том, что, если мне не изменяет зрение, это единственный на карте город, для обозначения которого картографу не понадобилось изображать крепость или замок. — Сделав короткую паузу, Касси добавила: — Мне кажется, что тот, кто рисовал Каталанский атлас, явно хотел, чтобы данный населенный пункт действительно выглядел как самый убогий город.

И в самом деле, возле ног чернокожего царя, как раз под «маленьким солнцем», которое этот царь держал в руке, был нарисован скромный домик с черепичной крышей. Рядом было написано его название на старокаталанском языке — Томбук.

— Я, признаться, не обратил на него внимания… — растерянно пробормотал профессор Медина. — Пожалуй, ты права. И почему я не замечал его раньше?

— Хотите, я вам скажу почему? — усмехнулся я.

Профессор Кастильо посмотрел на меня испепеляющим взглядом, а я в ответ изобразил на своем лице самое что ни на есть невинное выражение.

— Кроме того, — стала вслух рассуждать Кассандра, — он выделяется среди других населенных пунктов, как оборванный ямайский негр в толпе респектабельных туристов. Все остальные африканские города изображены здесь в виде белых строений арабского стиля, с мощными крепостными стенами и вздымающимися к небу минаретами, а этот город, наоборот, представлен слишком просто — маленький домик с двускатной крышей. Стиль строения — явно западноевропейский, и здесь, прямо посреди мусульманской территории, он выглядит совершенно не к месту.

— Да, изображен он довольно странно, — согласился профессор Кастильо, — и был бы неплохим кандидатом на роль конечного пункта путешествия нашего сбежавшего из монастыря ученика, если бы не находился в тысячах километров от той линии, которую мы провели в сторону юго-востока от острова, на котором сейчас находимся.

— Опять ничего не получается… — удрученно вздохнула Кассандра.

Мы уже, казалось, сложили почти все составные части мозаики, но тут, как это часто бывает, самый последний кусочек не вписался в общий рисунок. Проведя в уме эту аналогию, я невольно вспомнил о долгих воскресных вечерах, проводимых мною в детстве в раздумьях над пазлами, которые были посвящены историческим событиям и которые мой отец дарил мне на день рождения и на Рождество. Будучи уже взрослым, я, конечно, понял, что отец, скорее всего, забывал приготовить мне подарок заранее и поэтому покупал в самый последний момент то, что попадалось ему на глаза, а на глаза неизменно попадались лежащие едва ли не на каждом лотке и прилавке пазлы.

Еще я вспомнил о том, что как-то раз мне достался бракованный пазл, в котором недоставало одного компонента, а также о случае, когда в одном пазле, состоявшем из пяти тысяч малюсеньких кусочков (он и посвящен-то был вполне подходящей для него теме — триптиху «Ад» Иеронима Босха), оказалось два очень похожих компонента, и в результате я потратил с десяток воскресных вечеров на его раскладывание, пока не осталась одна незаполненная ячейка, но единственный оставшийся кусочек так и не подошел к ней.

Ассоциация, которая возникла в моем мозгу в связи с охватившим меня сейчас разочарованием и воспоминаниями о конфузах моего детства, оказалась настолько сильной, что я невольно почувствовал себя огорченным ребенком и с моих губ сорвались слова, которые я говорил в подобных случаях в детстве:

— Мы неправильно положили какой-то один кусочек.

— Что? — удивилась Кассандра.

Сверля Кассандру взглядом, но почти не видя ее, я попытался привести в порядок лихорадочно носившиеся у меня в голове мысли.

— Мы неправильно положили какой-то один кусочек пазла, — повторил я.

— Что за чушь ты несешь? — сердито воскликнул профессор Медина, разозлившись, видимо, из-за того, что я своими нелепыми заявлениями отвлек его от собственных размышлений.

Я пробежался взглядом по карте, сам толком не понимая, что сейчас на ней ищу. Все «частички» вроде бы находились на своих местах — и «самый убогий город», и «маленькое солнце», и Мальорка, и мистраль, — но в то же время что-то явно было не так… И вдруг, когда мой взгляд остановился на Атлантическом океане, до меня дошло, в чем заключалась наша ошибка.

— Ну и дураки мы! — воскликнул я и тут же увидел, как на меня уставились три пары широко раскрытых от удивления глаз.

— Знаешь, парень, говори лучше за одного себя, — пробурчал профессор Медина, которого явно рассердило мое нелестное высказывание в наш адрес.

— Я согласен с Луисом, — ввернул профессор Кастильо, решив поддержать своего друга.

— Что ты хочешь этим сказать, Улисс? — спросила Касси, делая знак обоим профессорам, чтобы они помолчали.

— Именно то, что я и сказал, — ответил я. — Один из компонентов выстроенной нами схемы находится не на своем месте, то есть одна из наших догадок была ошибочной. Вот почему мы не можем собрать весь этот пазл.

Профессор Медина, посмотрев на меня с откровенной насмешкой, заявил:

— Если твой глубокомысленный вывод заключается лишь в том, что мы допустили какую-то ошибку, то тебе, как мне кажется, не стоило преподносить его как божественное откровение, которое снизошло на тебя с небес. То, что мы совершили какой-то просчет, понятно и без тебя.

— Безусловно, — ответил я, напуская на себя важный вид. — Но мне хотелось бы знать, понятно ли вам, в чем именно заключалась наша ошибка и как ее можно исправить?

Профессор Медина не нашелся, что ответить на мой очередной выпад, и лишь молча посмотрел на меня. В кабинете на несколько секунд воцарилась напряженная тишина, а затем Профессор Кастильо не выдержал и озвучил вопрос, вертевшийся у моих собеседников на языке: