Что-то выкрикивая — наверное, тоже проклятия, — хаморы взмахнули саблями и бросились к нему.
— Проклинаю вас! — крикнул Ршава.
Его кровь все еще кипела, но от страха не за себя, а за Ингегерд. Лица хаморов исказились от боли. Они зашатались, застонали и упали. Несколько секунд они еще корчились на снегу, потом замерли, как и первый степняк.
— Святейший отец? — Раздавшийся сзади голос Ингегерд едва не заставил его завопить. Прелат резко обернулся, очень близкий к панике. — Они мертвы, святейший отец. Они мертвы, но другие пока живы. Мы еще не спаслись. Бежим скорее, пока другие хаморы наш след не отыскали.
Ее спокойная рассудительность вернула порядок в мир, который, как показалось Ршаве, начал рушиться.
— Уже иду, — ответил Ршава и пошел за ней.
Минуты две-три спустя из-за деревьев донеслись женские крики. Значит, кто-то из варваров отыскал двух других женщин.
— Вы можете их проклясть, как тех троих прокляли? — спросила Ингегерд.
Ршава прислушался к себе, точно решая, сможет ли поднять некий тяжелый груз. Он ощутил, что нужная сила ослабевает, и покачал головой.
Ингегерд взглянула на него с любопытством:
— Тогда как же вы смогли только что это сделать?
— Как? Потому что один из них угрожал тебе, — ответил Ршава просто.
Некоторое время Ингегерд молчала. Затем, тщательно изгнав из голоса все интонации, спросила:
— А тех двоих?
— Так… повторные толчки. — В истерзанной землетрясениями северной стране эти слова пришли к нему сами собой.
Она произнесла что-то на своем певучем родном языке. Ршава вопросительно взглянул на нее. Ингегерд начала было отвечать, но передумала:
— Это на видессианский плохо переводится. И я считаю, что мы ошибку совершаем, убегая сейчас вглубь рощи.
— А что бы ты сделала?
— Вернулась к нашим лошадям. И к лошадям хаморов. Верхом мы сможем путешествовать быстрее, и врагам преследовать нас не дадим.
— Если они не оставили там охрану, — возразил Ршава.
— Если оставили, наверное, вы избавиться от них сможете. Они ведь будут угрожать обоим нам. — Ингегерд секунду подумала, потом кивнула: — Это наш лучший план, во всяком случае.
Ршава не стал ей возражать:
— Если он сработает, мы многое выиграем. Давай попробуем.
Они торопливо направились обратно к опушке. Вопли в рощице все не затихали. Ршава гадал, как могущество Фоса может соседствовать с таким злом? И правду ли говорят о неизбежном торжестве благого бога? Может быть, Скотос сильнее, чем полагают видесские богословы?.. Прелат тряхнул головой. Он не мог поверить в такое, и не будет верить.
Они с Ингегерд обошли очень толстое дерево. За ним лежало тело одного из видессиан, вместе с которым они вышли из города. Рука Ршавы сама собой очертила на груди солнечный круг. Кровь заливала чистый белый снег. Половина лица мужчины была срублена. Наверное, он был одним из лучников, стрелявших в кочевников, потому что варвары стянули с него подштанники и засунули стрелу ему в… Ршава отчаянно надеялся, что тот был уже мертв, когда они это сделали.
— Да перейдет он благополучно Мост Разделителя, — проговорила Ингегерд. — А те, кто сделал с ним такое, да будут вечно во льду Скотоса мучиться.
— Да, — согласился Ршава, гадая, как получилось, что она, родившаяся язычницей, сохранила больше веры в благого бога, чем осталось у него. Он с трудом добавил: — Нам лучше пойти дальше.
Ингегерд кивнула. Ее губы сжались в тонкую бледную линию: женщина и признавала увиденное, и отрицала его.
Они миновали несколько других тел, увидели новые алые пятна на снегу. Варвары не просто убивали: создавалось впечатление, что они кололи и рубили людей для развлечения. Один из убитых мужчин был выпотрошен, как заваленный на охоте кабан, причем его кишки не только вывалили на снег, но еще и изрубили на кусочки. Желудок Ршавы сжался. Мужчина не мог прожить долго, пока они с ним такое проделывали… или мог?
И ведь это, безусловно, не единственное жестокое убийство, совершенное хаморами. Поймав видессиан, они наверняка тешили себя подобным образом. Об этом говорило уже само умение, с каким варвары совершали все эти жестокости. Должно быть, несчетные столетия они творили подобные вещи по отношению друг к другу в Пардрайской степи…
«Как?» — задумался Ршава. Как может владыка благой и премудрый терпеть злобу и порочность в таких масштабах и так долго? Хотелось бы Ршаве знать, рассматривал ли кто-либо из видесских богословов этот вопрос — и если да, то какой ответ он нашел? Ощутив во рту кислый привкус тошноты, прелат увидел одну многозначительную и очевидную возможность: что Скотос действительно сильнее, чем способны представить богословы, комфортабельно живущие в городе Видесс, богатейшем и величественнейшем городе мира. Или даже богословы, живущие в Скопенцане.
Если ученые священники, размышляющие над священными писаниями Фоса, увидят, как могут обстоять дела в реальном мире… то что дальше? Будет ли реальный мир иметь значение для людей, поглощенных проблемой того, каким станет мир грядущий? Едва ли. Но он имел отчаянное значение для Ршавы — и прямо сейчас, если прелат хотел и дальше жить в этом мире.
— Мы приближаемся, — тихо сказал он.
— Знаю, — еще тише отозвалась Ингегерд. — Видите кого-нибудь? Дикари оставили кого-то лошадей охранять?
— Не знаю… Погоди. — Кажется, за тем деревом что-то шевельнулось? Да, несомненно. — Да. Один есть, вон там.
— Прокляните его, святейший отец. Если в вас есть святая сила Фоса, прокляните его.
Ршава не знал точно, какая в нем таится сила и откуда он ее черпает. Прежде, когда он хотел вызвать ее, находясь в спокойном состоянии, он терпел неудачу. Сможет ли он превратить эту силу в оружие, такое же надежное, как лук или копье?
Он показал на степняка.
— Проклинаю тебя, — сказал он, гадая, что случится дальше.
Хамор упал лицом в снег.
Ингегерд схватила Ршаву за руку и взвизгнула, как обрадованная девочка:
— Вы смогли, святейший отец! Клянусь благим богом, смогли!
— Значит, сделал, — пробормотал Ршава, все еще удивленный. Он не был уверен, далеко не был, что сделал это силой, посланной Фосом. Но и переживать из-за своих сомнений в тот момент он не собирался. Он проклял степняка, и степняк умер. Что еще имело значение? На взгляд прелата, ничего. — Пошли к лошадям, уберемся отсюда поскорее, — сказал он.
— Хороший совет, — согласилась Ингегерд, все еще глядя на него, словно на какое-то поразительное явление природы. Увидев этот восторг, Ршава ощутил себя вдвое выше, вдвое шире и раз в восемь сильнее, чем был на самом деле.
Они быстро обвязали лошадей поводьями, затем сели на тех, на которых ехали прежде. Все хаморские лошадки спокойно последовали за ними: животные были привычны идти на длинном поводу.
— Думаю, остальные кочевники немало удивятся, когда вернутся и обнаружат, что их лошади пропали.
— Думаю, удивятся, — тепло отозвалась Ингегерд. — Может быть, вам стоило весь лес проклясть?
Ршава уже думал об этом. Он поднял руку, словно нацеливая стрелу. Затем покачал головой:
— Что бы ни находилось во мне, сейчас этого нет.
— Жаль. Хаморы в лесу ваше проклятие заслужили.
— Я могу сделать лишь то, что могу. Я даже не знал, сумею ли свалить того хамора, пока не попробовал.
— Я вас не виню, — быстро ответила Ингегерд. — И никогда не буду вас винить. То, что вы можете делать, уже чудо несравнимое. Но раз я увидела немногое, можно ли винить меня за то, что хочу больше увидеть?
— Только не я, — покачал головой прелат. — Я никогда не стану тебя винить.
Теперь в ее взгляде появилось нечто еще, кроме почтительного восхищения.
— Там, среди деревьев, вы сказали, что одного варвара прокляли, потому что он на меня напасть хотел, — медленно проговорила она.
— Сказал, — согласился Ршава.
— Я вам за это благодарна, вы уж правильно поймите, святейший отец, — еще медленнее продолжила она. — Но, может быть, стоит еще раз вам напомнить, что я Гимерия жена. И все еще надеюсь мужа отыскать.
