Слуга в резиденции Зауца зажег лампы. Солнце вскоре сядет, и сумерки не будут долгими. Лампы стали жалкой заменой дневному свету, но в день зимнего солнцестояния дневным светом не обойдешься. Ршава порадовался, что решил не топить чувства в сладкой крови виноградной лозы. При таких новостях ему необходимо мыслить трезво.

Зауц пялился на курьера совсем как сидящая в уличной луже лягушка — на приближающийся фургон. Эпарх явно проявил меньше умеренности, чем Ршава, и теперь все время моргал, пытаясь заставить мозги работать. Другой слуга принес вина для курьера и прелата и нового вина — для эпарха. Зауц жадно отпил из кубка, а Ршава поставил свой нетронутым.

— Где кочевники перешли границу? — спросил он.

Прежде чем ответить, курьер глотнул вина. В отличие от Зауца, он заслужил право выпить.

— Где они перешли границу, святейший отец? — переспросил он. — Лучше спросите, где они ее не перешли, — так я быстрее отвечу. Насколько мне известно, они пере-Ли ее повсюду от реки Астрис — это неподалеку от столицы — до наших краев на северо-востоке. Они на нашей земле, с их проклятыми повозками и стадами. Они пришли, чтобы остаться, если мы не сможем их выгнать.

— Фос! — негромко воскликнул Ршава.

Ему вновь захотелось выпить, но он все еще сдерживался. То был кошмар любого автократора, оживший перед его взором.

— Отбросить их будет нелегко при нынешних… беспорядках, — сказал Зауц.

У него еще хватало сообразительности, чтобы следить за тем, что и как он говорит.

— Вы имели в виду, пока Малеин и Стилиан вцепились друг другу в глотки. — Ршава отбросил всякую сдержанность и говорил правду такой, какой ее видел. Так он поступал редко. — Пришло время, когда им необходимо поставить нужды империи выше собственных амбиций.

— Удачи! — пожелал Зауц с тонким ехидством, которое оказалось бы к месту даже в столице.

Ршава бросил на него злобный взгляд. Зауц ответил ему взглядом скорее совиным, чем лягушачьим. Он как будто говорил: «Валяй. Скажи, что я не прав». Ршава такого сказать не мог, знал это и ненавидел свое знание. Для того, кто нацелился захватить трон, император-соперник всегда будет гораздо важнее любых иноземных захватчиков.

Курьер перевел взгляд с эпарха на прелата и обратно.

— Почтеннейший господин, святейший отец, что мы будем делать? — спросил он, проявив трогательную уверенность в том, что два городских начальника могут сказать ему то, что он хочет узнать.

Прелат и эпарх переглянулись. Оба одновременно пожали плечами. Зауц никогда не стеснялся говорить, и вино отнюдь не приглушило его болтливости. Поскольку Ршава промолчал, эпарх сказал:

— Мы будем просто ждать и смотреть, куда направятся варвары и что они станут делать. Тогда мы и сможем решить, как лучше всего с ними справиться.

Прозвучало это довольно весомо, и курьер кивнул, впечатленный мудростью Зауца. Но Ршава, привыкший размышлять логически, отметил, что эпарх мог просто сказать: «Не знаю». Смысл этих двух слов оказался бы точно таким же. Впрочем, Ршава был готов признать, что вряд ли они прозвучали бы настолько внушительно.

Курьер допил вино, поставил кубок на стол и выразительно зевнул. Сколько он сегодня проскакал, чтобы доставить плохие новости в Скопенцану? Зауц позвал слугу, но никто не явился. Увидев изумление эпарха, Ршава заметил:

— Сегодня праздник, почтеннейший господин. Вам еще повезло, что хоть кто-то вернулся в дом и принес нам вина. Ваши слуги, наверное, снова отправились праздновать.

— Ба! — воскликнул Зауц и сказал курьеру: — Иди со мной. Я покажу, где ты сможешь переночевать. И ночь эта тоже будет долгой.

— Да прольет благой бог на вас свет за вашу доброту, — отозвался курьер, как подобает благовоспитанному молодому человеку.

Он поднялся и, опираясь на плечо Зауца, вышел с ним из кабинета.

Когда эпарх вернулся через несколько минут, вид у него был совершенно мрачный. Выпитое вино развязало ему язык, но не больно-то опьянило.

— Так что же нам делать, святейший отец? Кочевникам надо лишь идти вниз по течению Аназарба. Если ничто их не остановит, то река приведет их прямо к нам.

— А что может их остановить? Мы вместе смотрели, как из города уходил гарнизон. И между границей и Скопенцаной нет ничего, кроме редких деревень и ферм.

После его слов Зауц стал еще угрюмее.

— Мы должны не подпустить их к городу, — сказал он. — Обязаны. Вы можете представить, что они натворят здесь, если ворвутся?

— Пожалуй, могу представить кое-что из того, что они натворят, — рассудительно произнес Ршава. — Но предпочел бы не проверять, насколько богато мое воображение.

— Согласен. К сожалению, но согласен. Но сейчас меня больше всего заботит, как мне, теоретически, насладиться остатком праздничного дня? Да, говорят, что в этот день может случиться что угодно, но обычно это не включает набега кочевников, которые никогда не моются и при малейшей возможности угоняют в плен и убивают людей наподобие мулов и овец. Боюсь, для меня хаморы и веселье несовместимы.

— Для меня тоже. — Ршава посмотрел на запад, словно мог преодолеть мысленным взором те мили, которые отделяли Скопенцану от кочующих степняков. Этих миль оказалось слишком мало даже для кратковременного покоя. Прелат задумчиво нахмурил кустистые брови. — У нас нет солдат, чтобы их отогнать, так ведь?

— Нет… Если только вы не запасли десяток-другой солдат у себя в подвале вместе с репой, бобами и ячменем.

Ршава не удостоил такое ответом и развил начатую мысль:

— А не можем ли мы в таком случае отогнать их магией?

Зауц прищурил выпученные глаза:

— Что ж, об этом надо спрашивать не меня, святейший отец. Вам надо поговорить с настоящим чародеем. Но вот что я вам скажу: мне доводилось выслушивать идеи, которые нравились мне гораздо меньше. Насколько сильны могут оказаться шаманы степняков?

— Нисколько не сильны, — твердо ответил Ршава. — Они поклоняются демонам и дьяволам и близки к тому, чтобы поклоняться напрямую Скотосу. И чародеи, которые черпают силу у Фоса, должны одолеть их всех.

— Вот и хорошо, — произнес эпарх так, словно решил проблему. — Тогда мы сделаем вылазку и крепко им зададим. В нашем городе немало чародеев. Вот пусть они и заработают на чем-то более стоящем, чем поиски браслета, потерянного старушкой.

По словам эпарха, все выглядело очень просто. А поскольку Ршава никогда не участвовал в военных действиях, решение показалось простым и ему.

— Это хороший план, почтеннейший господин, — согласился он.

— Рад, что вы так думаете, — самодовольно произнес Зауц, любуясь своей мудростью, хотя идея принадлежала Ршаве. — А знаете, — продолжал он, указывая на прелата, — вам надо поехать с ними. Чародеи — всего лишь люди и такие же грешники, как любой из нас. Вы же, святейший отец, воистину связующее звено между этим грешным миром и благим богом.

— Я? — удивился Ршава, и Зауц кивнул. Прелат задумался. Он ведь никогда не пробовал путешествовать в северной части империи зимой. Но кое-кто подобное проделывал. Курьер, спящий в гостевой комнате Зауца, был тому живым доказательством. И Ршава кивнул: — Хорошо, я поеду с ними. Это самое малое, что я могу сделать ради империи.

— Вы хороший человек! — воскликнул Зауц. Это, несомненно, означало, что Ршава согласился на предприятие, выгодное лично эпарху. — Для вас это станет чем-то необычным.

Здесь он был прав, независимо от исхода. Ршава задумался о том, на какую авантюру он только что согласился… Вскоре он это выяснит. Попрощавшись с Зауцем, он вышел из резиденции эпарха. К тому времени солнце уже давно скрылось после короткого визита в середине дня. На небе снова царили звезды и северное сияние; в это время года они лишь ненадолго уступали место солнцу.

Похоже, жителей Скопенцаны это не очень-то волновало. Праздник есть праздник, и они намеревались его отметить. Даже новость о вторжении хаморов не смогла их отвлечь. Пусть кочевники и ворвались в империю, они ведь еще не показались под стенами города.