Когда Финнеган и Джейн ушли, Барлоу сказал:

— Ну и впутал ты нас в историю, Джимми. Ты считаешь, надо привлекать вспомогательные силы особого назначения и запасаться газовыми масками?

— Я должен был что-то сказать.

— «Язык глупого — гибель для него, и уста его — сеть для души его», как сказано в Притчах Соломоновых, глава восемнадцатая, стих седьмой. У тебя же нет доказательств, что этот человек рассыпает свой дурманный порошок по всему городу.

— Ладно, великий умник! Не хочешь ли еще разок заскочить к Арни и сообщить ему версию Джейн? Пусть он изложит ее по национальному телевидению. Полиция Майами спасовала перед лекарем-колдуном, смотрите наш следующий выпуск в одиннадцать часов.

Джимми пошел было прочь, но Барлоу догнал его и схватил за плечо.

— Куда это ты собрался?

Паз стряхнул с плеча руку Клетиса.

— Собираюсь задержать Мура.

— А если при нем порошок?

— Задержу дыхание.

— Это неправильно. Надо все продумать хорошенько. Успокойся малость.

— Я спокоен и ничего не боюсь. Ты что, веришь во всю эту колдовскую чушь?

Глаза у Барлоу были очень светлые, почти бесцветные, но тем более жестким делалось их выражение, когда он того хотел.

— Слушай, парень. Капитан сказал, что мы должны вызвать команду особого назначения, и мы ее вызовем. Согласен ты на такую игру — отлично, а если не согласен, я иду сейчас в офис к Арни и требую, чтобы тебя отстранили от этого дела.

Паз перевел дух и сказал:

— Идет. Что я должен делать?

Они прибыли к «Пойнсиана-Сьют» чуть позже семи. Это было четырехэтажное оштукатуренное здание светлого цвета со множеством небольших квартир для хорошо обеспеченных временных жильцов. Стояло оно напротив Брикелл-парка, в некотором отдалении от проезжей части улицы. Машина Паза, в которой находились он сам и Барлоу, большой фургон, полный парней из команды особого назначения в белых пластиковых комбинезонах и с газовыми масками, и фургон с сотрудниками отдела криминалистики припарковались на улице возле дома. Барлоу предложил начальнику команды особого назначения с его подчиненными остаться здесь и ждать, пока он и Паз произведут арест, однако лейтенант Диксон смотрел на дело иначе: первыми должны войти в здание его ребята и захватить подозреваемого. Ведь он может применить газ, не так ли?

— Нет у него никакого газа, сынок, — возразил Барлоу. — Он пользуется иными приемами, и я считаю, мы с этим справимся. Вас вызвали в качестве прикрытия. Мы войдем, я и Джимми, и выведем этого типа. Вы делайте то, что и должны делать: охраняйте здание, все его выходы, особенно задние двери. Если мы не появимся через полчаса, надевайте маски и входите, открыв огонь. Но я думаю, до этого не дойдет.

Диксон сдался и начал расставлять своих людей. Барлоу и Паз в полном молчании поднялись на верхний этаж. Джимми нажал кнопку звонка на двери с номером 393. Дверь отворилась, за нею стоял Мур в желтой футболке и мешковатых серых брюках. На ногах у него были кожаные сандалии. Детективы показали ему свои удостоверения.

— Малькольм Де Уитт Мур? — спросил Барлоу.

— Это я, — ответил тот, глядя при этом не на Барлоу, а на Паза.

Джимми увидел мужчину примерно своего роста, более мелкого сложения, со светло-карими глазами.

— Мы хотели бы поговорить с вами, — сказал Паз.

Мур отступил от двери.

— Разумеется, прошу, входите. Я тут кое-чем занимался, позвольте, допишу пару слов.

Они вошли следом за ним в квартиру, которая состояла из большой гостиной, обставленной современной деревянной мебелью светлого дерева — в стиле мотеля высшего класса, — и маленькой спальни; дверь спальни была открыта. Мур подошел к письменному столу, наклонился над ним и внес что-то в записную книжку. Потом он сел на стул с прямой спинкой, который стоял перед столом.

Он даже не спросил, в чем дело, подумал Паз. Любой человек, в квартиру к которому явились с визитом полицейские, непременно задает такой вопрос, а он не задал.

— Мне пришло в голову то, что мне хотелось зафиксировать, — заговорил Мур. — Даже забавно: когда вы позвонили в дверь, я как раз работал над поэмой о преступлении. — Он взял в руку записную книжку. — Не хотите прочесть?

Паз остался стоять, где стоял.

— Не сейчас, — ответил он и тут вдруг заметил велосипед, вернее, часть его: переднее колесо и руль, которые только и видны были в дверь спальни.

Велосипед был, видимо, к чему-то прислонен; на переднем колесе сохранилась грязь, и Паз был более чем убежден, что она та же самая, что и у дома убитой Тересы Варгас. Мур между тем говорил:

— Было бы лучше, если бы вы познакомились со всем текстом. В основе своей это поэма о жизни чернокожих в Америке. Она называется «Капитан Динвидди». В этой ее части речь идет о том, как герой возвращается в Африку после того, как был рабом…

— Мистер Мур…

— Там он находит колдуна, который учит его, как стать свободным от времени и пространства. Как бы то ни было, он начинает путешествия сквозь десятилетия, наблюдая, понимаете ли, за тем, как живут чернокожие, и сейчас я работаю над той частью, в которой он видит двух мальчишек в Нью-Йорке восьмидесятых годов. Они грабят магазин и убивают его хозяина, корейского торговца…

Паз заговорил громче:

— Мистер Мур, ваше имя упоминается в связи с серией убийств беременных женщин. Мы хотели бы доставить вас в штаб расследования, чтобы вы помогли нам кое в чем разобраться.

Улыбка Мура расплылась еще шире. Что-то необычное было у него в глазах. Остекленение? Нет, не то. Странно. Может, наркотик?

— Фрукты и кровь в душевой. Мертвый торговец среди раскатившихся по полу мандаринов. По-моему, мне это удалось. Правда, случается и так, что если тебе очень нравится написанное тобой, то после, хорошенько все обдумав, ты это вычеркиваешь. — Он усмехнулся. Оба копа уставились на него. — Вы говорили с Джейн, — сказал Мур. — Уверен, она рассказала вам очень интересную историю. У нее живое воображение. Однако она не все понимает.

Паз посмотрел на Барлоу. Обычно тот брал на себя руководство разговором, но на этот раз не говорил ни слова.

— Чего же она не понимает, мистер Мур?

— Того, что я делаю. Джейн исповедует древний иудаистско-христианский взгляд на мир, я имею в виду, она принимает его всерьез, хотя совершенно очевидно, что это жульничество, всегда было жульничеством и всегда им будет, но, разумеется, оно полезно, невероятно полезно, так как позволяет держать всех пентюхов в дерьме и унижении. В то время как единственная реальность есть реальность власти. Единственный смысл жизни заключается в том, чтобы заставлять людей подчиняться тебе, и тогда ты получаешь все блага, а они получают дерьмо. Разве вы не согласны с этим, детектив… Паз, кажется, так вас зовут? Разве вы не тот человек, которого кормят каждый день в вашей жизни дерьмом такие, как этот ваш неотесанный болван?

Паз перевел взгляд на Барлоу. Тот стоял недвижимо, как телефонный столб. Мур продолжал:

— Вот видите, вы даже не можете ответить мне без оглядки на белого. Вы получили бляху, получили пистолет, гражданскую должность, но разумом вы ниггер. Вы трахаете белых женщин? Уверен, что да. И все еще ниггер разумом. Разве это не смешно? Меня это всегда забавляло. И я стал думать, что может изменить такое положение?

— Колдовство?

— Это не то слово, которым я пользуюсь. Полностью иной взгляд на мир. Между ним и прежним такая же разница, как между наукой и религией в Средние века. И он в действии, дорогой мой! Он в действии.

— Вы совершили эти убийства. Вы убили черную девушку и вырезали из ее чрева ребенка.

Мур все еще улыбался, как будто между ними шел спор в студенческом общежитии.

— Равные возможности, коп. Но на самом деле, друг, вся эта чепуха ничего не значит. Я тебе говорю, это совершенно другой мир!

— Просто необыкновенный, но вы можете обо всем этом рассказать нам в даунтауне. Малькольм Де Уитт Мур, я арестовываю вас за убийство Диндры Уоллес, Тересы Варгас и Элис Пауэре, а также за убийство их младенцев.