Собственно говоря, что происходит, не понимал никто, особенно люди. Сергей видел, что атака буранников захлебнулась, и видел, что его огнемет не изрыгает даже искры, как бы он не давил на курок…
И вдруг под его ногами задрожал лед, а море запело свою протяжную песню, каждая нота которой была выше другой.
— Назад! — скомандовал Сергей, — К берегу!!!
И люди, бросились бежать, не оглядываясь на оставшихся на месте Возрожденным, которым купание в ледяной воде не грозило ничем, кроме приятных ощущений. А вслед им протяжно пело море, ледовая корка которого изгибалась словно поверхность желе…
Бесполезный теперь огнемет Сергей бросил где-то по дороге, насколько мог быстро ковыляя к берегу, поддерживаемый с двух сторон Пехтурой и Локо. Они остановились лишь пробежав еще несколько метров по берегу, чтобы быть как можно дальше от бесновавшейся воды, и только затем оглянулись на море, ставшее теперь полем боя.
Действующих лиц этой пьесы прибавилось. Направляясь к буранникам, застывшим друг против друга на вздымающемся льду, по морю неторопливо и вальяжно шло еще одно существо, один лишь силуэт которого вызывал холодок в сердце. Если это был буранник, то он был просто огромен. Чудовище, раза в три превышавшее по размерам самых громадных из виденных Сергеем буранников. Махина, которую с трудом можно было бы запихнуть в пустой железнодорожный вагон…
Другие буранники, могучие животные, казавшиеся карликами в сравнении с ЭТИМ, замерли. Даже трое Невозрожденных охваченных пламенем прекратили свой безумный огненный танец, не то отправившись в мир иной, не то взирая на приближение чудовища.
— Что это?.. — прошептал Кирпич, и в его голосе Сергей услышал то, что не слышал никогда — нотки страха. Не паники, которая охватывает человека, когда в лесной чаще на него нападает зверь — «дьяволы» были слишком хорошо обучены как физически, так и психологически, чтобы запаниковать. Именно страха… Благоговейного страха перед неведомым, тысячекратно превосходящим тебя по силе. Так Африканские аборигены прашивали бы друг у друга: «Что это?…», увидев огненный гриб термоядерного взрыва…
Однако Пехтура, казалось, сумел сохранить трезвость мысли.
— Не знаю… — шепнул он в ответ, — Но пулями Это точно не завалить. Готовьте подствольники… и… и молитесь!
Забыв о боли в изувеченной ноге Сергей взирал на то, как громадный зверь, силуэт которого резко контрастировал с поверхностью моря в тусклом свете луны, идет к буранникам по волнующемуся морю. Лед трещал не под его ногами — он трещал и ломался сам по себе, словно предчувствуя пришествие этого могучего создания и надеясь скрыться, сбежать прочь от него, растаять в мгновение ока и раствориться в воде.
Казалось, подо льдом бушует шторм. Происходило что-то невероятное — лед то вздымался то опускался, наполняя треском окрестности, но стоило вставшей на дыбы льдине опуститься обратно, как она, казалось, вновь врастала в ледовую корку моря, не желая выпускать наружу ни капли воды…
Или, быть может, это вода не желала показываться из-подо льда?…
Поравнявшись с буранниками чудовище опустило голову к самой земле, и издало долгий, протяжный рык, затмивший, казалось, все звуки окружающего мира. Треск льда, шорох еловой хвои на ветру — все затихло, испугавшись рева хозяина ледовых просторов. А когда последний отзвук эха стих, над Обским морем воцарилась тишина, не нарушаемая ничем. Абсолютная тишина… И в этой тишине вдруг раздался голос Гели, заставивший Сергея вздрогнуть.
— Данный обет нужно держать! — произнесла она, и Сергей вновь не узнал ее голоса. Ее интонации, ее тембр, но что-то в нем изменилось. Вновь добавилась сталь, уже не звеневшая как раньше, когда ее голосом вынужден был говорить Челентано, а гремевшая, как тысячи мечей на Вселенском поле брани.
— Геля! — Сергей обнял ее за плечи, чувствуя, что девушка дрожит, — Ангелина!
Она обернулась к нему, и в свете луны он увидел ее глаза. Глаза без зрачков, черные, как вода полыньи в самую темную Сибирскую ночь. Черные, зовущие, затягивающие в свой омут.
— За ошибки нужно платить! — выкрикнула она, и чудовище на льду, теперь ровном и спокойном как и раньше, вторило ей тяжелым рыком, пробирающим до костей и заставляющим сердце вибрировать в такт ему.
Она упала бы, если бы Сергей не подхватил ее, настолько резко вышла из Гели та сила, что заставляла ее произносить эти слова. И сам Холодов неминуемо упал бы, оперевшись на раненую ногу и едва не вскрикнув от боли, если бы его не поддержал стоявший рядом Царапыч.
Буранники все так же стояли неподвижно, задрав головы вверх и глядя, по всей видимости, в глаза чудовища. И Сергей понял, кого видит перед собой. БББ. Большого Бога Буранников! Того, кто способен вызывать жуткие бураны по одному лишь своему желанию, или же заставить лежащее на дне Обского моря Порождающее подняться на поверхность, убивая все живое.
Первородный — так, кажется, называла его Геля.
За движениями первородного было трудно уследить, настолько он был быстр. Да, собственно говоря, не сильно-то и хотелось видеть это в деталях. За несколько секунд его громадные челюсти клацнули одиннадцать раз, отправляя в его гигантскую утробу тела одиннадцати Невозрожденных. Затем он сделал еще один шаг, заставивший море вздрогнуть от испуга, и мертвое тело Олега, недавнего противника Сергея, проигравшего главный бой своей жизни, тоже отправилось в колоссальную пасть.
Невозрожденных, мнивших себя хозяевами Обского моря, не стало менее чем за десять секунд. Истинный хозяин ледовых просторов явил своим подданным свое лицо.
Большой Бог Буранников явился, чтобы наказать тех, кто не исполняет его заветы, и наказание его было страшным…
Сергей уложил Гелю на землю и без сил опустился рядом, наблюдая, как Первородный уходит прочь, постепенно растворяясь в сумраке ночи. Казалось даже, что темнота вокруг него запустевает, скрывая громадное мохнатое тело, а серебряные лучи лунного света не долетают до него, в ужасе замирая на пути. Холодов не увидел — почувствовал, как вновь содрогнулось море, передав частичку своей дрожи земле, покрытой снегами, и как он не напрягал глаза, уже не мог увидеть черного пятна, удаляющегося прочь по Обскому морю. Большой Бог ушел…
Возрожденные, немыми статуями замершие на льду, вдруг ожили и медленным шагом направились к людям. Эти могучие стремительные существа не неслись привычными для них громадными неслышными скачками, а именно шли с трудом передвигая лапы. И когда они приблизились на достаточное расстояние, Сергей понял причину. Буранников трясло. Крупная дрожь сотрясала их тела, и порою ему даже казалось, что он слышит лязг их зубов, ударяющихся друг о друга.
Если люди ощутили в своей душе пустоту, сотворенную суеверным ужасом перед тем, что было выше их понимания, то что должны были испытывать Возрожденные, своими глазами видевшие своего создателя?
— Холод, ты как? — спросил, наконец, Пехтура, тронув его за плечо, — Ты ранен?
— Да. Надеюсь, что сыворотка у тебя еще осталась?
— Две дозы…
— Будь так любезен, вкати мне сразу обе. Думаю, что теперь она нам не потребуется…
Мохнатая голова буранника оказалась совсем рядом с его лицом, и Сергей почувствовал смердящее дыхание Возрожденного. Монстр опустил голову, и, издав короткое ворчание, ткнулся носом в раненую ногу Холодова, а затем раскрыл пасть, слегка коснувшись зубами лодыжки.
Это был вопрос, предложение и, одновременно признание заслуг человека перед родом Возрожденных. Сергею предлагали вступить в их ряды…
— Нет, — он покачал головой, отдергивая ногу, — Сегодня я видел вашего бога, и ты знаешь, предпочту продолжить верить в своего.
Буранник кивнул. Совсем по-человечески, соглашаясь с его словами, признавая его право выбора. А затем, Сергей даже не успел понять в какой момент, светлые тени Возрожденных исчезли, растворившись в ночной мгле без единого звука или шороха. Они уходили, возвращаясь к прежней жизни, так неосторожно потревоженной их неразумными нежданными детьми.