Тем временем мы уже подьехали к базе. Я поспешно натянула парик.

– Посиди здесь, – сказал полковник. – Я сейчас.

И сунул мне в руку удостоверение личности Моник.

Полковника не было минут десять, но теперь я уже почему-то совершенно не боялась. И, как оказалось, не зря.

– Все в порядке! – весело сообщил полковник, вернувшись.

И действительно, Ваутер даже не посмотрел на меня, когда я протянула ему документ Моник. Хотя я и так смотрела в пол и парик натянула на голову как можно ниже.

Меня удивила легкость, с которой я оказалась на территории базы под чужим именем. Конечно, уже начинались рождественские каникулы; конечно, это была не североирландская тюрьма, в которой тебя при входе обнюхивают собаки; конечно, Кюрасао был зависимой голландской территорией, каким бы автономным он ни считался, и голландцы чувствовали себя здесь хозяевами и в безопасности, но все-таки подобной беспечности я от них не ожидала. Вероятно, это их подвела национальная черта характера – выходящая порой за всякие рамки самоуверенность.

В любом случае, полковник Ветерхолт уже открывал дверь в свой офис…

В голливудских фильмах или в «жареных» репортажах российских газет в таких случаях нехороший дяденька либо сам засыпает в нужный момент сном младенца, либо получает под дых от бесстрашной журналистки, либо отвлекается на взявшую огонь на себя ее подружку. Но в реальной жизни таких милостей ждать от природы не приходится. Об этом необходимо позаботиться самой. Мне оставалось только надеяться, что захваченная мною с собой бутылка вина содержала верную дозу клофелина.

Описывать все подробности тоже вряд ли имеет смысл: во-первых, потому что я не журналистка из вышеупомянутой газеты, а во-вторых, потому что для истории это значения не имеет. Для истории важен результат.

Через полчаса действительно стало весело. Только не мне, а самому полковнику. Я смотрела на то, как он себя ведет, слушала, что он городит – и узнавала все те симптомы, которые были когда-то у меня самой, в гостях у Шурочки в Маастрихте. Когда видишь и вроде бы понимаешь все, что происходит вокруг тебя, но такое ощущение, что не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой, чтобы это прервать – точно кролик перед удавом. Причем тебе при этом совсем не страшно.

Я взглянула на часы. Момент приближался. Теперь важно было, чтобы полковник до нужного времени не упал без чувств.

– Саския, да я сейчас… – и полковник пустился в буйные словесные фантазии, которые, как говорила донна Роза, «порядочная женщина не выдержала бы и пяти минут».

– Ach Gerrit, toe nou! Doe niet zo ordinair, joh! Ik wil ook een beetje romantiek, he? Dat is nou juist wat ik mis in mijn leven met Alan …

Он ударил себя кулаком в грудь, с таким выражением лица, словно вдруг начал ощущать себя благородным Зорро.

– О' кэй. Я понял. Говори, чего ты желаешь. А мое мужское дело исполнять!- и уткнулся губами мне в шею.

– Хочется чего-нибудь такого… остренького, – сказала я, начиная его слегка щекотать, – Как насчет перемены обстановки? Помнишь, ты обещал показать мне тот русский самолет? А что если прямо там… так сказать, под его крыльями?… Это далеко? Или, может, у тебя будут из-за этого неприятности? Нас может кто-нибудь там увидеть?

Полковник, покачиваясь, вскочил на ноги.

– Никто не увидит, – заверил меня он.- Это здесь рядом, за углом. У меня есть ключи.

«Ангар закрыт, все ушли на дискотеку», – мелькнуло у меня в голове.

Снаружи уже было свежо и приятно. И очень темно: месяц был тонкий, точно отрезанный настоящим голландцем ломтик сыра. А освещение оставляло желать лучшего. Где-то неподалеку в темноте раздавался ласковый плеск моря. Оттуда, из темноты, должны были появится мои товарищи. А что если они не появятся? Или появятся, когда уже будет слишком поздно?… Я поспешила отогнать подобные мысли.

Ангар, в котором скрывалось орудие провокации, действительно оказался в двух шагах от офиса полковника. Снаружи он был маленкий, незаметный, намного скромнее других зданий здесь и даже казался заброшенным. У двери полковник Ветерхолт еще раз хорошенько посмотрел по сторонам: видимо, он боялся не меньше моего, что нас кто-то заметит, хотя и по совсем другим причинам, чем я.

Дверь бесшумно отворилась, и внутри ангара автоматически загорелся мягкий свет. Вот он, свежевыкрашенный МИГ!..

– Doe alsjeblieft geen lichten aan, Gerrit. Ik wil op de vleugel klimmen en daar een klein stripteasje voor je uitvoeren…Nee, klim jij maar eerst…en ik zal je iets laten zien …

Глупый kaaskop до того перевозбудился, что действительно полез на крыло самолета, на ходу расстегивая штаны.

– Zo.. en nu kijk eens, Saskia, wat ik jou te bieden heb…

– Zo… en nu kijk jij eens, Gerrit, wat voor verrasing ik voor jou in petto heb!

Из-за моей спины вышли двое в балаклавах и захлопнули за собой дверь. Третий уже стоял за спиной у полковника и снимал происходящее на видеокамеру.

– Asjemenou…- только и сказал полковник Ветерхолт. Это даже не переведешь толком. Это было выражение крайнего удивления.

– Vuile vispeuk !- вырвалось у меня. Вы не замечали? Почему-то ругаться на любом чужом языке все-таки эмоционально намного легче, чем на своем собственном, будто не чувствуешь «веса» слов…

– А теперь оставь его нам, Саския. Уходи как можно скорее, – сказал один из людей в балаклавах, связывая полковника. – Жди нас где условились. Ты свое дело сделала, большое спасибо. Дальше мы сами разберемся. То,что будет дальше – дело неженское.

Другой человек в балаклаве вывел меня за дверь и повел за собой – во тьму, на звук плеска волн.

– Женя… – сказал он и запнулся. Это был Ойшин. – Жди меня до 3 часов ночи. Если меня не будет, пусть сержант сам отвезет тебя на Бонайре. На случай, если больше не увидимся… Если я когда-то обидел тебя, прости. У меня были на то причины, c тобой не связанные…

– Не надо об этом, Ойшин. Пожалуйста….

– Женя, я…

– Только ты обязательно выберись отсюда, Ойшин! .. Я не хочу спасаться одной, без тебя… – я не договорила и подняла руки: мне вдруг захотелось положить их ему на плечи, но я не смела. Слишком хорошо помнила его реакцию в прошлый раз и боялась, что он на этот раз не так меня поймет. Ойшин вдруг сам рывком обнял меня – и так же быстро отпустил, словно обжегся.

– Правда?

– Ну конечно, правда!

– Я так надеюсь, что ты не шутишь, Женя!

О чем это он?

– Конечно, шучу!- разозлилась я. – Я только и делаю, что шучу. Женя ведь у вас давно уже вместо бродячего цирка! Лидер тебе может подтвердить.

Ойшин хотел сказать еще что-то, но тут из темноты появился сержант Марчена.

– Ребята, время!

– Не забудь обыскать полковника и взять у него из кармана записную книжку!- успела сказать я.

Я прыгнула в его моторку и еще раз взглянула на Ойшина. Но он уже исчез в ангаре.

… Только когда мы с сержантом Марченой уже вышли в открытое море – официально он патрулировал берег в ту ночь,- меня начала пробирать дрожь. Сейчас меня не волновало, доберемся ли мы с ним до Малого Кюрасао и уж тем более, что будет потом. Все, чего я желала сейчас всем сердцем – это успеха Ойшину и Рафаэлито, от которых зависели жизни стольких людей. И чтобы оба они остались после этого не только целыми и невредимыми, но и свободными.

До Малого Кюрасао было часа два в дороге. Когда прошло уже больше часа, небо вдали осветилось вдруг яркой вспышкой.

– Мансе !- воскликнула я, услышав далекий раскат грома.

«Близок взрыв кратера революции.Таков неумолимый закон истории».

Мы – засадный полк XXI века!