остановить! Фейерверки и камни с лоялистской стороны продолжали сыпаться , а

полицейские стояли и смотрели на это, сложа руки. Они посмотрели на него и

сказали: мы ничего не можем сделать, ибо насилие происходит с обеих

сторон.

– Ах, вы ничего не может сделать? Тогда что-нибудь сделаю я! – и он

схватился за кирпич и только-только замахнулся им – не в сторону полиции, в

сторону лоялистов, как его арестовали и обвинили в насильственных действиях.

Вот для чего все это делается. А вот и они, голубчики! Точно по времени.., -

и Фиона указывает на противоположную сторону.

Между домами появляется шеренга солдат в полной экипировке, в бронежилетах,

с дубинками, с закрытыми масками лицами, так что видны одни глаза. Их

сопровождает собака – в ботиночках, с удивлением отмечаю я. Это потому, что

на земле здесь так много осколков самого различного происхождения, что она

непременно поранила бы себе лапы. О животных, в отличие от католиков, армия и

полиция заботятся. Солдаты озираются и ходят по чужим дворам походкой Рэмбо.

Наверно, эти пацаны (многим из них всего по 17-18 лет) воображают себя

героями. И совершенной нелепицей выглядит их полная боевая экипировка на фоне играющих детей, женщин с колясками и бабушек и дедушек, сидящих на лавочках у калиток. От кого они прячут лица? Зачем им прятать лица от тех, кого, по их словам, они пришли сюда защищать? И почему они наводят свои автоматы на детей?

Совершенно очевидно по действиям солдат, – достаточно понаблюдать за ними с

полчасика, – что их цель состоит в запугивании местных жителей и ни в чем.

ином. В нагнетании напряженности и стресса до такой степени, чтобы у людей

наконец-то отказали нервы. Лица у солдат закрыты здесь, но открыты на

лоялистской стороне барьера потому, что многие из этих солдат состоят на

службе в UDR (или, как он теперьназывается, Irish Regiment) и являются

местными уроженцами (в подавляющем большинстве протестантами). Иными

словами, родственниками и знакомыми тех, от кого они якобы призваны защищать

жителей Шорт Странда. А "как не порадеть родному человечку?".

Другая местная жительница – Шинид, только недавно впервые ставшая

бабушкой, – проводит для меня "тур по местам боевой славы": мы ходим по

всему Шорт Странду, прямо через солдат, не замечая их присутствия, и она

показывает мне ущерб, нанесенный лоялистскими атаками местным домам.

"Защитничкам" обидно, что их не замечают. Грубить при иностранном журналисте

они не решаются, но как-то все-таки сделать себя замеченными очень хочется.

В одном месте нам советуют "не поскользнуться", в другом солдат говорит:

"Добрый вечер!" Зная, что у местных жителей существует негласная традиция -

не здороваться с оккупационными силами и игнорировать их попытки вступить в

разговор, я молчу. Молчит и Шинид. Мы проходим мимо, а за спиной у нас

раздается смачное причмокивание губами. Я приготовляюсь не заметить и его,

но Шинид не выдерживает и поворачивается к маленькому, ниже её солдату.

Из-под маски и бронежилета видны одни только маленькие ехидные глазки.

– Твой номер?

– У меня нет номера!

– А кто твой начальник?

– Его здесь нет.

– Ты как себя ведешь?

– Я ничего не сделал. Я только сказал "добрый вечер".

– Не надо, я прекрасно слышала, что ты сказал. Не смей разговаровать с нами

подобным образом!

Пристыдив солдата, мы удаляемся.

– Видите, нас бомбят весь день, а они присылают армию для нашей "защиты" на

ночь. С 6:30 вечера до часу ночи.

Мое внимание привлекают огромные щиты с нарисованными на них веселыми

подсолнухами, стоящие практически около каждого дома. Шинид поясняет, взяв

на руки своего новорожденного внука:

– Это для того, чтобы не было так мрачно. Надо же как-то скрасить эту угрюмую картину! Этими щитами мы закрываем окна и переднюю дверь, когда начинаются атаки (в типичном ирландском доме всегда есть еще и задний ход.)

Я замечаю, что на них на всех нарисованы нейтральные подсолнухи, а не какие-нибудь чисто республиканские или католические символы.

– Ведь наша община – смешанная; среди нас есть и протестанты- те, кто состоят в «смешанных браках," – говорит Шинид. -И потом, разве это не показатель того, что мы- не сектанты, замкнувшиеся в своей культуре и слепые ко всем другим?

А её маленький внук покряхтывает и наивно таращит свои голубые ирландские глазки в небо, даже не подозревая, какая драма разыгрывается вокруг него.

Если на Кландебой Драйв в некоторых домах ещё остались целые стекла, то на

той стороне квартала, которая выходит окнами на лоялистский Клуан Плейс,

несмотря на все сетки и заграждения , не осталось ни одного не забитого

наглухо окна. Во многих домах прожженые разбомбленые крыши. Каждый раз,

когда сюда посылают рабочих для ремонта, лоялисты их тоже забрасывают

ракетами и вынуждают их уйти.

Я захожу в один из наиболее пострадавших от лоялистских атак домов. В

отличие от других, он немножко пониже, и из-за этого именно он стал одной из

главных целей лоялистов: через его низкую крышу можно перебросить ракеты и

бомбы на внутренний дворик, к другим домам. А его жильцам – семье Денизы -

из-за этого пришлось хуже, чем. многим: в её доме небезопасно выходить на

улицу с обеих сторон, как с парадного, так и с черного ходов. На прошлой

неделе, когда Дебби смогла, наконец, привести в район психологов, Дениза

расплакалась, вспоминая все, что пришлось пережить за это лето. Но сегодня она

держится молодцом, только нервно посмеивается. В самом маленьком окошке

сзади, щит с которого снят по поводу моего визита, мелькают черные тени

британских солдат. Они практически суют свои носы в её двор.

– Скоро, возможно, будет можно все-таки восстановить наши окна, – вздыхает

она. – Мы договорились, что установим во всех домах пуленепробиваемые

стекла. Конечно, это будет во много раз дороже, но что делать?. Если бы они

только хотя мы не мешали рабочим проводить ремонт! Вы можете себе

представить, что такое для детей просидеть все лето в темноте?

– Последняя по времени бомба упала прямо в наш сад. Мы сразу позвонили в

полицию. Звонить пришлось три или четыре раза. Они прибыли на место только

через 40 минут. И только после этого послали за саперами, причем оставили её

неохраняемой, так что люди продолжали ходить мимо нашего палисадника, пока я

сама не вышла на улицу и не стала предупреждать людей об этом. Это просто

чудо, что за все это лето никто у нас не погиб! Видно, все-таки бережет нас

Господь.

Она вспоминает о Поде Девенни, так избитом полицейскими, что ему

понадобилась помощь нейрохирурга.О том, как по католикам армия стреляла

гигантскими пластиковыми пулями в темноте, не глядя, были ли там женщины или

дети. 17 из 21 пули попали в цель.

Дебора отводит меня в тот дом, где я должна буду ночевать- дом Пата и

Патриции, на одной из самых горячих точек Шорт Странда. Его наглухо же забитые

окна выходят прямо на тот "обезьянник", по которому карабкались всего парой

часов раньше лоялистские молодчики. Внутри уютно и тепло. Первое, что мне

приходит в голову, – это то, что если бы их дом посетил какой-нибудь мой

коллега из России, он бы написал, что это все выдумки- про католические

гетто, и что у этих людей очень красивые дома, с весьма изысканной

обстановкой. Подобно тому, как многие россияне искренне "возмущаются" тем,

что "у всяких там цветных" в Амстердаме или Париже – "шикарные машины", и

считают, что раз у них есть такие машины, значит, все их проблемы решены, и

никакого расизма в этих странах не существует.

А почему, собственно говоря, эти люди должны жить хуже других? Времена уже