Когда я работала в две смены, я не успевала ездить домой и иногда останавливалась в Белфасте у Надетт.
Надетт вообще-то должны бы были звать просто Берни. Но я долго не знала, что её зовут типичным ирландским именем Бернадетта. Я думала, что имя у нее настоящее французское. У Надетт очень интересная работа в НПО. Жила она с семьей своей сестры Мэнди в огромном старинном доме в фешенебельном южном Белфасте.
Надетт была очень добрая. Почему бы ей и не быть доброй? Она никогда не знала, что такое нужда. Выросла в богатой семье филантропов с необычным для ирландцев интересом к различным культурам. От родителей ей достался в Дублине в наследство огромный старый дом, в самом дорогом ныне районе города. Правда, точно так же, как и дом Мэнди, её дом был необыкновенно запущен, но запущенность эта была своего рода творческая – хаотическая запущенность экстравагантного интеллигента, который видит в этом своего рода вызов окружающему обществу. Вот, посмотрите, у меня дома страшный беспорядок, но зато у меня нет прислуги! О том, что вообще-то можно было бы и самому немножко время от времени наводить порядок, такие люди не задумываются.
Надетт – не революционерка и революционерам не симпатизировала. Для нее они – экстремисты. Хорошо, что ей самой никогда не было нужды обращаться к экстремальным методам борьбы за свои права – в силу того, в каких кругах она родилась и выросла. Но все-таки она стремилась к переустройству мира, совесть мучала её – после того, что она видела в разных странах за годы своей работы на различные благотворительные организации и на Эмнести Интернешнл. Афганистан, Пакистан, Индия, Бразилия…
Сегодня у нее день рождения. Надетт может просто вот так, собраться и поехать завтра в любую страну, в какую захочет. Она даже не задумывается над тем, во что упирается всегда вопрос о путешествиях для любого из нас: а по карману ли мне это? И искренне считает, что переделать мир можно посредством одного только искреннего интереса к другим культурам и благотворительности.
Дом её сестры – настоящее "гнездо" СДЛП . До недавних пор СДЛП была самой крупной партией ирландцев-католиков в северной части Зеленого Острова. Умеренная, осуждающая насилие и не прочь бы вообще оставаться в составе Британии, при условии достаточных подачек с "барского стола", хотя она предпочитает и не говорить об этой своей подлинной позиции вслух, СДЛП была сформирована в результате движения за гражданские права конца 60-х годов. Контраст с Шинн Фейн у нее был не только в отношении методов борьбы за права ирландцев. Когда знакомишься с членами СДЛП и сравниваешь их со знакомыми "шиннерами", в глаза прежде всего бросаются различия классовые: эсдеэлписты – люди зажиточные, жизнью вполне довольные, эдакие " католические дяди Томы", эдакие колониальные "эмансипе", ирландский вариант того, что было в бельгийских африканских колониях. "Шиннеры" – рабочие, безработные из католических гетто, фермеры, молодежь и интеллигенция, пожертвовавшая сытой и безоблачной личной судьбой ради борьбы за независимость и объединение страны, как это сделал, например, один мой знакомый университетский преподаватель социологии, отбывший много лет в тюрьме за свою политическую деятельность и с тех пор не имеющий больше возможности работать по специальности. Сегодня он, как и другие члены Шинн Фейн, отдает в партийные фонды почти половину своей и без того скромной зарплаты… Такого вы в рядах СДЛП не увидите.
Впрочем, по сравнению с юнионистами, конечно же, это люди приятные в общении, обходительные, интеллигентные. Хотя ни на один шаг, нарушающий установленные рамки, они не пойдут: Надетт даже выбросила в урну копченую колбасу, которую ей передали для меня родственники, когда она была в России – ведь "в Великобританию запрещается ввоз мясных товаров". Хотя даже в том маловероятном случае, если бы колбаса была у нее обнаружена таможней, ничего бы ей за это не грозило, даже штраф. Колбасу бы просто конфисковали, и все. Но зачем рисковать? Ведь есть законы и есть правила, установленные законными властями. Так они считают. Они говорят "правительство", имея в виду Тони Блэра. Я его своим премьер-министром не считаю. Как не считает и ни один из настоящих ирландских патриотов. И как кажется, скоро не будет считать и большинство самих британцев!
…Мы сидели за столом в доме Мэнди, на кухне. Она битком была забита всякими восточными специями, всякими экзотическими продуктами, о которых хозяева дома, судя по меню нашего праздничного ужина, имели самое слабое представление. Они просто были куплены для того, чтобы показать : "Вот что мы можем купить!" Тут же – какие-то вещи, поломанные, когда-то явно дорогостоящие – и брошенные посреди дома, от нежелания и отсутствия необходимости их чинить . Ведь можно купить новые.
Обстановка за столом была богемная. Бутыли экзотических вин, обед, приготовленный лично именинницей, – а потому почти несъедобный; но, конечно же, все вслух нахваливают его как только можно. Или лучше сказать, как нельзя. Я принесла Надетт в подарок банку кабачковой икры из русского магазина в Дублине – и она тут же начала рассказывать всем, как она обожает кабачки и баклажаны, а икру намазывала тонюсеньким слоем на ломтики хлеба.
За столом были Мэнди, её муж-англичанин, Надетт, я и респектабельная пара средних лет – друзья Мэнди и её супруга по партии. Время от времени на кухню вбегали дети: у Мэнди был один сын от первого брака и двое – от этого. Младшая девочка вбежала с помпонами в руках и выплясывала перед нами по кухне танец а-ля американские чирлидеры, скандируя: " СДЛП! СДЛП!" Ребенку всего девять лет, и он повторял партийные лозунги явно потому, что просто ничего другого никогда больше не слышал – легко, весело, не задумываясь…
В том, как Мэнди говорит о Шинн Фейн, проблескивает классовая презрительность: "Эти необразованные дикари!" Вопрос о том, почему они не смогли получить образование, её не интересует. Она только что осушила третий бокал старого вина – и осуждает ирландских республиканцев за то, что в маленькой деревне в графстве Фермана они не пустили на культурный вечер английскую аристократку, являющуюся дальней родственницей нашего Александра Сергеевича Пушкина. Не пустили потому, что считают, что нечего делать здесь, на ирландской земле, британским аристократам, ведущим себя здесь так, словно это их земля.
Мэнди удивлена тем, что не видит с моей стороны бурной реакции возмущения в адрес "диких шиннеров" и в её поддержку. А меня, честно говоря, гораздо больше занимает вопрос не о мнимых или действительных родственниках Пушкина, а о том, почему СДЛП поддержала позорную, даже не половинчатую, а четвертинковую колониальную реформу здешней полиции, оставляющую на своих местах тех, кто годами нарушал и продолжает нарушать те самые права человека, о которых так пекутся Мэнди и Надетт. Только не где-нибудь в Пакистане (они очень любят поговорить, например, о тяжелой доле пакистанских женщин), а здесь, прямо у них под носом. В их собственной стране.
Напившись, гости за столом начинают бурно обсуждать жизненно важные проблемы: в какой южноевропейской стране лучше купить себе второй домик, для отдыха в летние месяцы? Во Франции, в Испании, в Португалии? А мне вспоминается многодетная мать из белфастского Полегласса, радующая своих детей обновками из благотворительного секонд-хэнд шопа…
Мне ужасно хочется спать, но меня из-за стола не отпускают. Обижаются. Мне завтра вставать в 5:30, а ведь у богемы – как раз противоположный режим дня…И я, тараща изо всех сил глаза, чтобы не уснуть, продолжаю их слушать. Решения мировых проблем, предлагаемые ими за экзотическим вегетарианским столом, напонимают мне Марию-Антуанетту: " Нет хлеба? Так пусть едят пирожное!" Обидятся ли они, если я скажу это вслух?
Когда я не выдерживаю и отправляюсь спать, принося тысячу извинений, Надетт доводит меня до дверей и по секрету признается, что скоро вернется в Дублин. Хотя до сих пор я ни разу не слышала её жалующейся на здешнюю жизнь или юнионистов. Она отзывалась о них, во всяком случае, с большим уважением, чем. о "шиннерах".
