Потому что я всегда помню другую жизнь. Не роскошно-животно-тупую, но полную того, чего нет и не может быть у сегодняшних молодых людей ни на Западе, ни у нас: духовного и интеллектуального развития, уважения к другим людям, цели в жизни – не для себя, а для того, чтобы приносить пользу другим и чувствовать себя от этого человеком, – любимого дела, а не желания быть готовым на любое унижение ради “баксов”, ощущения того, что перед тобой открыты в жизни все пути, что тебе не надо бояться будущего, ни своего, ни за своих детей ; того самого чувства собственного достоинства, которое так стремятся истребить в нас не имеющие его сами и подсознательно поэтому нам завидующие новорусские недочеловеки…
Так как же можно привыкнуть к мерзости и не желать страстно, всеми силами души, расправиться с ней? Как можно с ней смириться? Это по-прежнему остается для меня загадкой.
Я пыталась заставитьсебя это сделать. Пыталась “жить как все”, думать только о сегодняшнем дне, о том, что приготовить на обед.
Но перед глазами у меня стоят таджикские ребятишки, попрошайничающие на улице вместо школы. Русские старушки в Грозном, прячущиеся в подвалах от батарейного огня собственных внуков. Старички, распродающиe свои боевые ордена, чтобы не умереть c голоду. И – здоровые тупые верзилы с килограммовыми цепями на шее, которые считают оказанной тебе честью, когда они хватают тебя за коленки. Которые навязывают нам свою тюремно-бандитскую слюнявую сентиментальщину на жаргоне по радио и телевидению (в подлинно свободном обществе кто платит, тот и заказывает музыку). И – стоящие за их спинами толстобрюхенькие бывшие комсомольские работнички – ныне “уважаемые бизнесмены”, торгующие всем, что плохо лежит , тем, что не было сделано их руками, торгующие нашими людьми, готовые родную мать продать за подходящую цену (“только кому она нужна, старуха?”) . Они оправдали возложенное на них доверие тех “цивилизаторов”, которые когда-то подосовывали им джинсы и жвачку , – так же, как подсовывали спиртное африканскому вождю Таманго, герою новеллы Проспера Мериме, продавшему под пьяную лавочку не только половину племени, но и любимую жену, а затем и самому захваченному ими в плен и проданному… Они, конечно, считают себя умнее, чем. “какие-то там чернож*… “, – но закончат так же, как Таманго. В затерявшейся посреди океана лодке, которой они не смогут управлять….
… Когда-то, в конце 80-х, я увидела фильм Аллы Суриковой “Человек с бульвара Капуцинов”, – последнюю роль в кино гениального Андрея Миронова. Я была уверена, что показанное там было лишь гротескной карикатурой: не может быть такого, чтобы под одним только влиянием дурацких фильмов, показанных им конкурентом доброго и благородного героя Миронова, целое население небольшого городка до такой степени резко, на глазах, отупело и одичало, начав полностью имитировать поведение, увиденное на экране.
Но увы и ах-, – гротеск оказался настолько близок к действительности, что иной раз волосы становятся дыбом: как могли такие пустые, такие жестокие, такие равнодушные дети вырасти у таких в основной своей части бывших людьми родителей? Неужели превратить людей в обезьян так просто- и возможно всего за какие-то 10-15 лет?
Общество наше сегодня “нивелируется” вниз: если раньше нас стремились развивать, тянули к развитию за уши даже тех, кому оно трудно давалось, и добивались при этом значительных результатов (правда, не всегда к удовольствию развиваемых: помните некоторых героев ‘Большой перемены или верзилу Федю из “Oперации “ы” ? ) “Надо, Федя, надо! “- горестно вздыхал Шурик, вытягивая по нему розгами. И Федя, – что бы там ни творилось у него внутри, – по крайней мере, после этого не мешал жить и работать другим людям. А сегодня такие вот распоясавшиеся Феди не дают жить нам всем!
Нас пытаются заставить опустить наш интеллектуальный, моральный и дуxовный уровень до них, до этих Федь. Нас упорно тянут за уши, но уже вниз. Мириaды “Федь, засевших в наших СМИ, выставляют себя “экспертами” по различным областям, хотя у них даже с правописанием не все в порядке.
Аня пытается этого не замечать. Думает, что закрывшись в 4 стенах, можно продолжать жить воображаемой нормальной жизнью. Лида ничего не пытается – кроме того, чтобы выжить. Ей некогда думать обо всем этом. И страшно, – даже если бы и было время. …
И идет, идет привыкание к тому, с чем. мириться и что терпеть нельзя. Превращение нас и наших детей в полурабов-полуобезьян, готовых за миску похлебки совершить прилюдно половой акт. Да еще и гордиться содеянным; как же, ведь заработали на миску похлебки!…
Воспоминания, воспоминания…
….- А сейчас, ребята, ответьте мне, пожалуйста, на такой вопрос: как вы думаете, почему египтяне так легко продавали иностранцам найденные в гробницах фараонов исторические ценности? Не знаете?- и наш профессор Михаил Евсеевич хитро посмотрел на нас.
– А все дело в том, дорогие мои коллеги,- продолжал он, – что это были могилы не их предков. Арабское население появилось в Египте намного позже, и, конечно, когда речь идет о могилах не твоих предков, а совершенно посторонних людей, то и отношение к ним другое… Кстати, кто из вас знает, какая группа населения в современном Египте является потомками древних египтян?
Это-то я знала! Как оказалось, одна из всей нашей группы.
– Копты, Михаил Евсеевич! – с места сказала я.
… Разговор этот имел место давно, на студенческом семинаре, а все никак мне не забывается. Нет, вовсе не потому, что я знала про коптов. Просто никто из нас тогда не думал, что пройдет всего несколько лет – и многие из нас самих далеко затмят египтян арабского происхождения в подобной торговле. Только вот казус какой- там речь шла о вещах из могил «чужих предков», а наши отечественные «гробокопатели» вовсе не брезгуют сотворенным предками их собственными…
…– Это сколько же вагонов надо было ободрать!- одновременно хором воскликнули мы с мамой, вскрыв посылку из Соединенных Штатов от одной фирмы, специализирующейся на перепродаже вывезенных из СССР вещей. Перед нами красовался вырванный «с мясом» из обшивки советского пассажирского железнодорожного вагона огромный металлический герб СССР. Вырывавшие его так усердствовали в своем желании «получить бабки», что верхний кусочек герба откололся. Хорошо представляю себе, как они при этом матерились – поврежденный товар идет по сниженной цене, и если продавался западному покупателю он за 70 долларов, то можно представить себе, как мало получили за этот герб его «добытчики»!
Интересно, почему никто никогда не задавался вопросом, куда делись все эти гербы из настоящего металла с вагонов, пионерские знамена из школ, бюсты Ленина из кабинетов? И это при том, что не перестают жаловаться на то, какая Россия «нищая страна», и что нам «никогда нечего было продавать, кроме нефти»…
Наверно, все это было «ничьим»? Страдающая ностальгией, я как-то поинтересовалась у мамы, где у них на заводе теперь все те транспаранты и знамена, под которыми мы ходили на первомайские и ноябрьские демонстрации? Неужели совсем ничего не осталось? Уничтожено из негодования «преступлениями коммунистов»? Ничегошеньки подобного: все распродано, включая огромные портреты членов Политбюро, которые мы тогда катили на колесиках, и за которыми было так удобно сидеть на металлической раме детям. Разграблен на продажу даже заводской музей. А распродав все это, новоявленные Альхены и Сашхены демократической эпохи просто-напросто закрыли производство и живут… сдачей заводских помещений под какие-то торговые склады.
Знаете, на кого они так похожи? На Скуперфильда из книги Н. Носова «Незнайка на Луне»: гадят в одной комнате за другой у себя дома, потому что убирать не хочется, а что будет когда все комнаты окажутся загаженными? «А там посмотрим!»…
…Западные интернетные аукционы забиты советскими часами, лампами, военными формами, валенками, фотоаппаратами, приборами ночного видения. Или все это тоже «ничье» и «ничего не стоило»? На «блошиных рынках» в Берлине и Париже бойкие выходцы из южных регионов бывшего Советского Союза с мягким говорком а-ля Михаил Сергеевич нахваливают потенциальным покупателям вырезанные «с мясом» из рам картины, украшавшие где-то школы и сельские клубы….
