Я говорил явно не то, будто кто-то тянул меня за язык задавать вопросы глупые, неуместные, риторические.

– Да, вчера все оформила. Даже книжки в библиотеку сдала. Сегодня за билетом поеду.

Ты даже не спросила, где я сейчас нахожусь, – тебе, видимо, это было неинтересно. Когда я уезжал в монастырь, ты еще спала, и я оставил записку «Буду дня через два». Я думал, ты позвонишь и спросишь, где я, но ты и этого не спросила. Знала? Или знать не хотела?

– За каким билетом, Анечка? – осторожно поинтересовался я.

– На самолет же. «Внуково» – Париж, «Бовэ». Ксавье меня там заберет.

– У тебя все в порядке? – спросил я, имея в виду «Анкерман». Не знаю уж, как ты меня поняла, но ответила, что да, все очень-очень хорошо.

Ну, хорошо, так хорошо.

– Ладно, созвонимся, – сказал я. А что я еще мог сказать?

– Пока, – ответила ты.

В трубке пошли гудки отбоя. Вот и поговорили. Первый раз слышу про однокурсницу из Свиблово – кто такая?.. Ну и что, спрашивается, делать дальше?

Как что – вечером приезжает Маркель, надо на него взглянуть. Я купил еще чебурек и нашел на сим-карте номер Амбаломента, сохраненного под аббревиатурой «АМ». И только собрался ему позвонить, как вдруг вспомнил, что ведь они дали мне два дня, и раньше завтрашнего утра можно не объявляться. Так что день у нас еще есть. Вернее, не у нас – у меня, так, пожалуй, точнее.

Информацию о приезде Маркеля день напролет с завидным постоянством передавали сразу несколько столичных радиостанций, включая «Эхо Москвы», «На 7 Холмах» и даже «Шансон», – я купил маленький мощный приемник и шастал с частоты на частоту, отцеживая все новые подробности относительно кладоискателя. Он меня интересовал все больше, потому что оказался нашим, русским мужичком Петром Петровичем Маркеловым, лет двадцать назад попросившим политического убежища в Штатах, и там ставший Маркелем. В свою российскую бытность он занимался археологией, чуть было не схлопотал срок за нелегитимные манипуляции с предметами старины в довольно крупных размерах, но отделался легким испугом. Один из особо въедливых журналистов, запустив в это дело руки по локоть, раскопал даже информацию о связи Маркелова с КГБ, который, дескать, и помог выйти ему сухим из воды. Оказавшись на Западе, Маркель основал компанию, занимавшуюся поисками сокровищ. Что и говорить, очень милая специализация. В США он ушел через Турцию, переплыв Черное море на резиновой лодке – об этом, как выяснилось, в середине 80-х много писали. Словом, крендель это был во многих отношениях незаурядный, что и говорить.

СМИ постарались на славу – толпа телевизионного, газетного и праздно-любопытствующего люда явилась на вокзал даже раньше меня, а я прибыл, надо сказать, часа за полтора до названного прессой срока.

Поезд из Франкфурта пришел в 23.20 к третьей платформе. Все кругом было оцеплено и залито приключенческим светом прожекторов. Работали три или четыре камеры, репортеры напирали отовсюду – даже сверху, на стреле кинокрана, висел оператор НТВ с камерой на плече.

– Света! – командовал он. – Дайте побольше света!

Первым в дверях седьмого вагона показался огромный бородатый охранник: толстые гнутые руки, рубашка навыпуск, кнопка наушника в ухе. Он бегло огляделся и что-то буркнул себе в бороду, где блестел микрофон. И сразу же из противоположной двери вагона выскочил невысокий, очень подвижный старичок с седою серебряной головой, в летнем костюме, с чемоданчиком в руке и тросточкой через локоть. Он был старше того Маркеля, какого я себе представлял.

Толпа взревела, когда он поприветствовал ее, помахав над головой тростью, щурясь от подлых вспышек фотоаппаратов.

– Маркель! – крикнул кто-то у меня над ухом поперек шума толпы, которая качала-раскачивала всех нас туда-сюда, норовя унести прочь. Вместо восьмого вагона была открытая платформа со стоявшей на ней зачехленной легковой машиной. Все свое вожу с собой?

Следом за Маркелем появился лысоватый господин средних лет в неприметного окраса лохматом пиджаке. А потом потянулась из обеих дверей и основная группа – бойцы лет тридцати, крепкие, загорелые, в ярких куртках и джинсах, в одинаковых малиновых бейсболках, с сумками и рюкзаками, – семеро как на подбор. Плюс бородатый и этот, в лохматом пиджаке. Плюс люди из «Хаммера». Однако командочка!

– Збигнев Вотульский, – представил Маркель лысоватого, – моя правая рука. А это, – он кивнул на группу, – мои сотрудники. Я рад снова ступить на московскую землю, где отсутствовал больше двадцати лет.

По-русски он говорил очень старательно и, в общем, правильно, только как-то чудно расставлял слова в предложении. И пока Маркель и его правая рука отвечали на вопросы журналистов, на перроне тоже не дремали. Четверо бойцов ловко расчехлили то, что стояло на открытой платформе – как оказалось, белый длинный «Мерседес», явно не новый, – и откинули левый борт, исполнявший при платформе еще функцию аппарели. Теперь можно было запросто скатить авто на перрон.

– Доброу пожаловать Москоу, господинь Маркель! – доносилось из толпы. – Хау ду ю ду?.. Спик инглиш?..

– Что вы думаете о сегодняшнем состоянии Саргасова моря, месье Маркель?

– Планы! Ваши планы, Маркелов? Где собираетесь копать?

– Скажите, Питер, это правда, что у вас проблемы с международной мафией?

– Бонжур, Питер, бонжур! Помните, я Жюль Реми, мы встречались в Париже…

Признаться, я не ожидал, что приезд Маркеля вызовет такой интерес. Ну, кладоискатель. Ну, гангстер (об этом, кстати, ни слова). Ну, непроверенные связи с КГБ, которого давно уже нет. Ну, эмигрант. Ну, замешан в парочке скандалов, связанных с полотнами не то Мане, не то Сезанна. Но чтобы столько народу!

Парни легко скатили «Мерседес» на перрон. Вмятый толпой в угол вокзала, я тянул шею на манер перископа и видел, как бородатый садится за руль, а гангстер и его правая рука ныряют на заднее сиденье. Медленно и осторожно машина пробралась сквозь толпу, съехала на площадь и, мигая поворотником, направилась в центр, подпираемая серым фургоном, где разместилась группа.

И вот тут, когда толпа стала активно рассасываться, и машины, сигналя друг другу, потянулись кто куда, я и заметил черный «Вольво»… Две девятки в номере – да, похоже, именно на нем подруливал к нам на Тимирязевскую «Анкерман». Сейчас «Вольво» стоял между двумя автобусами, поэтому я не сразу его заметил. А заметив, перемахнул ограждения и стал пробираться к нему среди бурчащих машин, стараясь не слишком попадать в поле его обзора.

Очень кстати начали гаснуть прожектора. Заурядная весенняя ночь тут же обступила увлекательные окрестности Белорусского вокзала, включая платформы и торговые павильоны, снующих таксистов и пассажиров дальнего следования, включая и меня самого, огибавшего в этот момент длинную тушу автобуса.

И только я из-за него вышел, как дверца «Вольво» со стороны водителя мягко открылась, и на асфальт ступила крепкая мужская нога в черном туфле, не лишенном изящества. Я тут же оказался на корточках, развязывая-завязывая шнурок, окольным зрением следя за происходящим.

Из «Вольво» вылез Щипач в сером легком плаще. Он захлопнул дверь и не спеша пошел в сторону палаток, слегка припадая на левую ногу. Интересно, это тоже последствия контакта со мной или уже после меня успел гаврила нарваться на джокер?

Он купил в палатке сигареты и той же неспешной походкой вернулся за руль. А я уже сидел в такси рядом с пожилым водилой, которому посулил полтора счетчика.

– Надо будет держаться вон за той машиной, – кивнул я на «Вольво». – Не очень далеко, но и не очень близко. Понимаете?

– Любой каприз за ваши деньги, – заученно ответил он, чем-то весьма недовольный. – Сесть на хвост – так и скажи, ясно?

Счетчик смастерил двадцать с чем-то рублей, когда мы наконец стартанули со стоянки, развернулись и пошли в сторону Пушкинской площади. И началась затяжная гонка – сначала по Тверской до Садового кольца, весьма оживленного, несмотря на столь поздний час, по кольцу – влево, мимо Сухаревки и Красных Ворот до Старой Басманной, там еще раз влево – на Преображенскую набережную, которая вывела нас на одноименную площадь. Где-то в том районе я задремал на несколько секунд и тут же получил локтем в бок.