– А сколько же раз ты был женат?

– Слушай, давай не будем говорить о таких неприятных вещах, как мои женитьбы. В такой прекрасный день, в такой прекрасной стране. Лучше пристегнем ремни и двинем. Бриджит, держись за заднее сидение.

Горничная убрала посуду после завтрака и вопросительно посмотрела на нетронутые бекон и яйца, приготовленные для Иэна.

Дайана с наигранной беспечностью сделала неопределенный жест рукой.

– Унесите это на кухню, Хабиба. Я скажу вам, когда мсье проснется.

Они с Найджелом поднялись из-за стола и прошли в другую комнату. Найджел включил приемник и рассеянно начал крутить ручку настройки. В комнату ворвалась заунывная арабская песня. Дайана рванулась к приемнику и выключила его.

– Ради Бога, Найджел… – она осеклась, понизила голос, пытаясь улыбнуться. – Извини, милый. Я не хотела тебя обидеть, но твой отец… у него жуткая головная боль, и поэтому не следует его беспокоить.

Найджел подошел к окну и, перебирая мелочь в карманах, смотрел вниз, на широкий современный бульвар. Ага, значит у папочки болит голова. Ну, это не удивительно. Я слышал, как он полночи разбирался с мамой. Она, конечно, думала, что я сплю. Бедная мама.

Дайана грустно посмотрела ему в спину. Для своих пятнадцати лет он довольно высокий. А какие плечи. Скоро из него вырастет симпатичный молодой человек. Но пока он еще такой ребенок. Пожалуй, лучше, если он уйдет куда-нибудь, пока Иэн не поднялся. А то не известно, в каком он будет настроении с похмелья… А может, еще и не протрезвился.

– Сынок, ты бы пошел, сыграл в гольф.

– Не с кем играть, мама.

– Но можно сыграть с профессионалом.

Найджел отвернулся от окна.

– Да они здесь не умеют играть, мама. Ты когда-нибудь пробовала играть в арабский гольф?

– Ну, а как насчет тенниса? Можно записаться на уроки. Тренер здесь хороший, я узнавала. Я могу тебя…

Тут они услышали, как открылась и закрылась дверь ванной комнаты. Они, как по команде, повернули головы в. сторону спальни.

Найджел тихо вздохнул. Мама хочет, чтобы я ушел до того, как старик появится и начнет куролесить.

– Хорошо, мам. Я иду играть в теннис. Вернусь к обеду.

Уходя, он слышал, как открылась дверь спальни.

Дайана, закрыв глаза, повторяла про себя, как молитву. О Боже, пусть он будет в хорошем настроении. Пусть он хотя бы раз, хоть раз скажет, что он сожалеет о том, что напился, что не пришел домой к обеду, что не позвонил. Но вряд ли. Как раз все будет наоборот. Он нисколько не будет сожалеть ни о том, что напился, ни обо всем остальном. У других мужья пьют, но всегда приходят домой вовремя. Переживают, боятся опоздать. Что за власть имеют над ними их жены? Что есть такое у них, чего нет у меня?

Дверь гостиной приоткрылась. В комнату медленно вошел Иэн. Волосы спутаны, глаза красные, опухшие. На подбородке щетина.

Она ласково улыбнулась.

– Доброе утро, дорогой.

Не глядя на нее, дрожащими руками он зажег сигарету.

– Я вижу, вы тут уже позавтракали, а обо мне ты даже и не вспомнила. А я, между прочим, со вчерашнего дня не имел во рту и маковой росинки.

– Но, Иэн, и обед и ужин были приготовлены для тебя, но ты не пришел домой.

Его красные глаза остановились на ней, он прохрипел сквозь стиснутые зубы:

– Я бы с удовольствием пришел домой, если бы у меня был настоящий дом, если бы у меня была настоящая жена. Все, что ты умеешь, так это жить в отелях и чтоб тебя все время обслуживали.

– Но, Иэн, мы сейчас живем не в отеле.

– Не спорь со мной, дрянь! – его голос поднялся до крика. – Грязнуля! Неси лучше мне завтрак.

– Иэн, не надо так громко, ведь прислуга слышит…

– К черту прислугу!

Поколебавшись с секунду, с пустыми глазами она вышла из комнаты.

Пристроившись на стуле, Дайана пыталась штопать носок Найджела, но у нее плохо получалось – дрожали руки. Уши ловили каждый звук, доносившийся из гостиной. Оттуда был слышен брюзжащий голос Иэна, что-то выговаривающий Хабибе, и стук тарелок. Затем он, видимо, перешел в спальню. Она тяжело вздохнула, уже который раз за сегодняшнее утро.

Может, он снова заснет и проснется в лучшем настроении. Может, этот кошмар только на один день, не на долгие недели. Может, если он сегодня не будет пить, то все постепенно нормализуется. Может…

Открылась дверь. Она резко выпрямилась. Вошел Иэн, подошел к окну, избегая встречаться с ней глазами. Установилась напряженная тишина. Он успел побриться и оделся во все чистое. Ее взгляд потеплел.

Для своего возраста он выглядит хоть куда. По фигуре ему нельзя дать больше тридцати. Недаром многие женщины на него заглядываются, но, слава Богу, хоть об этом у меня не болит голова. Он, конечно, пьяница, но не бабник, и никогда мне не изменял. Если бы он еще и изменял, я и минуты бы с ним не осталась. Видно, можно иметь только что-нибудь одно. У одних мужья не пьют, но коллекционируют любовниц, как марки, другие же имеют мужей-алкоголиков. Как я ненавижу это слово – алкоголик, когда вижу его такого симпатичного, подтянутого, элегантного, хотя внутри он весь пропитан алкоголем.

Неожиданно он нарушил молчание.

– Я пойду помою машину, Дайана, – голос его слегка дрожал.

– Я вчера ее помыла, пока ты… в общем мыть ее не надо.

Он закопался, открывая пачку сигарет, никак не мог порвать целлофан. Пачка выпала из его дрожащих рук. Она подняла ее и подала ему.

– Возьми, дорогой.

Он взял, по-прежнему не глядя на нее. Пламя его зажигалки тоже дрожало.

– Ну, а масло ты, конечно, не догадалась заменить. На это у тебя ума не хватило.

– Представь себе, что заменила и покрышки проверила тоже.

Она прекрасно знала все его уловки. Он ищет предлога выйти на улицу и отправиться в бар. Так что разговоры о машине – это не новость.

– Тебе нужно отдохнуть. Найджел пошел в теннисный клуб, может быть, и тебе пойти туда. Сыграешь с ним пару сетов.

– Для тенниса я слишком стар, и ты это знаешь, но издеваешься надо мной.

– Какая ерунда. Никто не даст тебе больше тридцати пяти. Ну хорошо, почему бы не сыграть тогда в гольф?

– У меня нет настроения играть в гольф.

– Ну а как насчет того, чтобы пойти в «Маммунию» и поплавать в бассейне?

Еще несколько секунд он продолжал смотреть в окно. Затем загасил сигарету.

– Ну что ж, пожалуй.

Она тут же встала.

– Мне можно пойти тоже?

Он повернул к ней свое злое лицо.

– Конечно, я буду теперь тебя целый час ждать, пока ты соизволишь одеться и намазать свое безобразное лицо. Я уже устал от всего этого. И от твоей мелочной опеки. Если я говорю – направо, ты обязательно скажешь – налево.

– Но я готова, дорогой.

Она широко улыбнулась ему. Слава Богу, я это предусмотрела и заблаговременно вынесла в прихожую сумку с купальными принадлежностями. Если я буду при нем, может быть он воздержится от выпивки или хотя бы пить будет умеренно.

Перед зеркалом сидела Изобель и втирала крем в лицо. Затем приблизила его к зеркалу и высунула кончик языка. Убрав его, принялась подводить глаза.

Все-таки я счастливая. Никогда не знала, что такое похмелье. Сколько ни выпью, а на лице ничего не видно. Я принадлежу к такому типу женщин, которые всю жизнь молодые. Это такой особый тип красоты. Не то, что эта сухая вобла Дайана. Она наверняка даже и не знает, что такое крем для лица. Да и зачем старухе такой крем.

Закончив макияж, она подошла к шкафу и извлекла бутылку виски. Посмотрела на свет и озабоченно нахмурилась. Надо обязательно заказать в баре еще одну. Если в запасе есть бутылочка, как-то чувствуешь себя увереннее и спокойнее. Ну люблю я выпить, люблю. Ну и что с того?.. Она наполнила бокал и вышла с ним на балкон. Интересно, как себя сейчас чувствует Иэн? Скорее всего паршиво. Но все же он настоящий английский джентльмен, даже когда совсем пьяный. В следующий раз я не дам ему отключиться. В постели он, должно быть, силен. По крайней мере, прибор у него солидный. Даже в лежачем положении толстый и длинный. Она судорожно облизнула губы. Как же это хорошо – ощутить в руках мужской член. Вот он, мягкий и безвольный, скрючился на ладони. Но приласкаешь его, и он на глазах начинает расти, становится все тверже, горячее, начинает пульсировать.