— Не могу, — сказал я. — Если ее не найдут, то победителем буду считаться я. Если не найдут меня, то пойдут искать в храм. И там уж — достанется и нам, и храму.

— Хорошо, я пришлю сейчас Машу, а ты подумай, может, найдешь для себя какой выход? Я тоже подумаю. Возможно, кто-нибудь из прихожан сможет вас на какое-то время приютить. Правда, нас совсем мало осталось. Совсем…

Пока мы ждали Машу, я разделил деньги, которые у меня оставались на две части. Одну часть отдал Цыпочке. Себе оставил из расчета на то, чтобы взять напрокат катер на час-два. Если SolaAvis и моя семья живы и находятся в подвалах Форта, то поедем мы оттуда не на лодочную станцию, — это ясно. Если их нет — какой мне смысл вообще куда-то возвращаться? Впрочем, еще дожить надо до этой поездки. А это нелегко, ох, как нелегко…

Я мужественно выдержал суету Маши, которая не хотела уходить, не покормив меня и не приведя немного в чувство. В конце концов, измотав мне всю душу своим нестерпимым желанием как-нибудь помочь, когда была уже чуть ли не полночь, она ушла, забрав с собой Цыпочку. Я перекрестил их обеих и поцеловал, мрачно вспомнив, как меньше суток назад я таким же точно образом прощался со своей семьей. Теперь эти чужие люди остались самыми близкими мне на земле людьми. Если, конечно, мои не прятались в подвалах Чумного форта. Этой мыслью я все время себя успокаивал.

Когда ушли Маша и Цыпочка, я стал слоняться по квартире. На душе было настолько темно, что я везде включил свет, даже в ванной и туалете. Не знаю, было ли от этого легче, но хотя бы темнота не давила так сильно на психику. Мне сейчас и так хватало.

Я не знал, как молиться за своих — как за живых или как за умерших. Пока не было явного подтверждения их смерти, я сомневался. Читал просто Иисусову молитву, перебирая на ходу четки и целиком сосредоточившись на ней.

Вдруг подумалось, что надо посмотреть свежие новости — вероятно, стали известны какие-то подробности? Не стал включать телевизор, пошел опять к компьютеру. Вокруг форта летали вертолеты. На воде форт, как я и ожидал, был окружен: в свете прожекторов мельтешили сторожевые катера, ехать туда завтра точно не было смысла. Я подумал, что в подвалах, наверное, сыро и жутко холодно по ночам. А Цыпленок еще не до конца поправился. И вряд ли там есть еда и питье, наверняка пищевые припасы хранились в жилых помещениях. Я стал беспокоиться об этом так, словно это был достоверный факт. Но все равно это было лучше, чем признать, что они мертвы.

Тем временем, диктор сказал, что, более обстоятельное расследование происшествия показало, что молнии, вполне вероятно, ошибочно приписали заслугу взрыва склада террористов. Дело в том, что сегодня со всего света приходят известия о таких же взрывах в различных местах планеты. Ответственность за эти акции взяло на себя Антарктическое правительство, которое решительно бросило вызов терроризму. К сожалению, не обошлось без гражданских потерь. Так, в Чумном форту были найдены останки мужчины, женщины и двух детей, один из которых младенческого возраста. Подтверждается версия о том, что в форту пережидали бурю отдыхающие или туристы. Согласится ли Антарктика ответить за гибель этих людей? Впрочем, стоит ли сравнивать четыре человеческие жизни и десятки тысяч спасенных, которые были бы убиты тем оружием и взрывчаткой, которые хранились на складах? Одна чаша весов явно перетянет другую. Диктор неприкрыто склонял общественное мнение к оправданию действий Блейка-дель Мундо.

Все было кончено. Сомнений не оставалось. Моей семьи и SolaAvisa больше не существовало на этом свете. Я не стал об этом думать. Я стал молиться. Прочитал заупокойные молитвы, затем все двадцать кафизм Псалтири. Почему-то потянулся к Канону Честному и Животворящему Кресту, но отвлекся, бросив взгляд на компьютер. Мне захотелось выключить его, вырубить из сети, так, чтобы не оставалось никаких лазеек для связи с этим миром. Все равно, что будет дальше. Но прежде, чем выключить компьютер, я машинально вызвал почту. Меня ждало два письма. Одно от Феи, другое — неожиданно — от Шамана.

Сначала я раскрыл письмо Феи.

«Здравствуй, Скиталец, — писала она. — Я сильно отстала от тебя и Сола (так она называла Одинокую Птицу). Догнать уже не получится и при сильном желании, какового у меня, разумеется, нет. Предполагаю, что тебе в ближайшее время срочно могут понадобиться деньги. Кладу на твой счет три тысячи евро, которые собрала для себя, на случай, если окажусь победителем. Френды мне собрали безвозмездно. Так же передаю их тебе. И не надо меня благодарить. На том свете сочтемся. Только будь добр, Скиталец, не пиши мне больше. Конкурс, видишь ли, будет и на будущий год, я очень боюсь, что даже если уйду совсем из сети, администрация сможет меня достать».

Фея осталась сама собой. Я усмехнулся. Прячась от всего плохого, она не могла не попытаться спасти друга. «СпасиБо тебе, Фея», — сказал я вслух и зашел на главную страницу Мэйла. Да, Цыпочка была все там же, затем я, следом Одинокая Птица — вероятно, администрация не знала еще о его гибели. Разрыв между ним и четвертым претендентом был более, чем в тридцать тысяч голосов. Фея шла далеко позади, пятой, между ней и предыдущим номинантом тоже было с десяток тысяч голосов. Хотя бы ей ничего не угрожало, даже если узнают к послезавтрашнему дню о смерти SolaAvisa — в первую тройку она не попадает.

Я начал читать письмо Шамана:

«Скиталец, — говорилось в его письме. — Я проявил слабость, за которую мне очень стыдно, но ты сам понимаешь, у меня дети, семья. Тем не менее, я понимаю, что был не прав. Должен тебе сказать, что для того, чтобы я осознал это, Бог поставил меня перед нелегким выбором. Наши власти провели местную перепись, где мы должны были отметить свои религиозные убеждения. Я не сумел скрыть, что я христианин. Мне было очень трудно, я долго колебался, не спал всю ночь, но все-таки поступил, считаю, так, как и должен был поступить. Я благодарен тебе — всю ту нелегкую ночь я вспоминал про тебя и как я оставил тебя в нелегкую минуту. Сейчас нас изгоняют из резервации. Мы уходим. Здесь останутся люди, которые будут знать, куда мы отправились. Я не буду тебе их называть из соображений конспирации, но если тебя прижмет так, что надо будет спасать свою жизнь, приезжай сюда, тебе подскажут, к кому обратиться, чтобы найти меня. Храни тебя Бог, Скиталец и помоги нам всем Божия Матерь».

Я почувствовал, что Бог посылает мне помощь в лице двух моих друзей. Это был знак, чтобы я не отчаивался. Но я не мог не отчаиваться. Я был слишком слаб. Семья для меня была почти всем. Да, никто из людей, даже самые родные не должны значить для нас столько, сколько Бог, но только на словах это бывает легко. Пока не прижмет, пока не размажет по стенке, пока не поставят перед выбором, ты можешь спокойно говорить, что Бог для тебя — самое главное в жизни. Всего-то было дождаться тридцатого числа… Ведь я так просил! Я чувствовал, что Он посылает мне слишком жестокое, слишком тяжелое испытание, если Он хочет, чтобы я проявил свою верность. И никакая Его поддержка не могла вернуть мне Длинноухого, Цыпленка, Дашку. «Стоп-стоп, не думать об этом, не сейчас, — сказал я себе. — Не сейчас. У меня есть деньги. Я могу отправить Цыпочку к Шаману. Пускай хотя бы она спасется. Это свинство по отношению к Фее, потому что тогда она окажется на третьем месте. Но все-таки — изгнание не смерть. Я сумею спасти хотя бы несчастную девочку Свету…»

Я оставил в своем мире записку для всех, кто когда-нибудь забредет сюда: «ПРОЩАЙТЕ».

И тут в ящик свалилось еще одно письмо. Оно было от Исцелителя. Там было всего одно слово: «ПРОИГРАЛ?»