Пять часов дня. Я позвонил на спасательную станцию Финской акватории. Ни о каких погибших судах ничего известно не было. На мой обеспокоенный вопрос о безопасности плавания в бурю на «Русалке», мне ответили, что бы я не волновался. «Сын, небось? — спросил диспетчер. — С девушкой, наверное, развлекается. Любят они покрасоваться в шторм и продемонстрировать, какие они крутые. Вы не беспокойтесь, все будет в порядке, папаша».
Семь часов вечера. Начало темнеть. Я весь напрягся и вслушивался в тишину, стоящую в квартире, вдруг раздадутся шаги SolaAvisa — но только изредка дзинькала о чашку ложка на кухне. Цыпочкино беспокойство выражалось в том, что она бесконечно, чашку за чашкой, пила чай. Я думал, до скольки мне ждать SolaAvisa прежде, чем предпринимать какие-либо действия? Пожалуй, придется дотерпеть до утра, а потом ехать на лодочную станцию к открытию. Когда я просматривал в очередной раз сводку погоды — буря давно затихла, — в ящик вдруг свалилось еще одно письмо от Хакера.
ЧАСТЬ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
Скиталец, спешу, могу не успеть, поэтому сначала главное — то, что разослал френдам SolaAvisa, но ответа ни от кого нет — похоже, меня блокировали и поменяли все точки выхода в сеть — мне некогда с этим разбираться. Если есть возможность связаться с Solом — сообщи, что Блэйк знает всё. Прежде всего, местонахождение баз, складов, основного лагеря, напрямую отслеживает мониторинг группы; по его планам, до конца недели астраханская школа должна прекратить свое существование. Склады заминированы и будут взорваны. На месте сбора в Казахстане — засада. Практически больше ничего не знаю. Блэйк подозревает меня, следит за мной — я перестал быть доверенным лицом. Прошу прощения у тебя и всех за то, что пытался служить двум господам — истинно: в двух лодках не уплывешь. Письмо прочитаешь — уничтожь. Прощай, Скиталец, удачи вам всем, больше не встретимся, для меня все кончено.
Хакер.
Я сначала не понял. Я перечитал письмо еще раз. И опять не понял. Когда прочитал в третий раз, я подумал, как же мне предупредить Одинокую Птицу об опасности, о том, что склад заминирован — ведь моим грозит смертельная опасность. В мозгу встала заслонка, она не давала мне понять то, что было, собственно, уже ясно: сообщать обо всем этом больше некому. Нет больше SolaAvisa, нет Дашки, нет Длинноухого и Цыпленка тоже нет. Я понимал все это, но все во мне восставало против этой мысли и я цеплялся за каждую соломинку, которую подкидывало мне сознание. Мне надо было что-то делать.
Я схватился за клавиатуру и набросал быстрый нервный ответ:
— Хакер, как связаться с Soloм? Я знаю, где он! Срочно надо поговорить с ним! Я понятия не имею — как это сделать! У тебя есть его телефон? СМС могу послать — дай координаты, адреса! — я перечитал свою записку, не выдал ли где местонахождение своих, нет, все в порядке. Я отослал письмо и стал ждать ответа. Прошло полчаса, Хакер больше ничего не написал.
Я по-прежнему не позволял себе думать о том, что Дашка, дети и Одинокая Птица могли погибнуть. Несколько раз меня изнутри толкнула мысль, что надо бы посмотреть новости. Даже тянулся, чтобы включить новостной телевизионный канал Мэйла. Мне не терпелось избавиться от неопределенности, но узнать правду я страшился. Наконец, когда прошло еще полчаса, я все-таки решился.
Я сразу всё узнал. Это была главная городская новость. Диктор с самозабвенным восторгом рассказывал о том, что прóклятый Чумной форт и для террористов тоже оказался прóклятым: во время сегодняшней бури свирепствовала редкая в наших краях осенняя гроза. Молния ударила в большой склад горючего и боеприпасов, укрытый в Чумном Форте. Фортификационные укрепления практически не пострадали, но все жилые помещения взлетели на воздух. В канале, проходящем из залива внутрь форта, найдены обломки аквафлайера. Пока неизвестно, был ли это аквафлайер террористов или случайно заплывших сюда отдыхающих граждан.
Не знаю, сколько времени я тупо смотрел в экран. Вероятно, не очень долго. Из оцепенения меня вывела внезапно появившаяся передо мной испуганная Цыпочка.
— Что-то случилось? — робко спросила она.
Я кивнул. Я не находил в себе сил говорить.
ЧАСТЬ ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
Я старался, чтобы чувства не отражались на моем лице. Видимо, у меня это плохо получалось.
— Где у вас лекарства хранятся? — спросила Цыпочка.
— Не надо ничего, мне ничего, совсем ничего не надо, — выдавил я.
Я смотрел на эту девочку и думал о том, что надо с ней что-то делать. Ей послезавтра предстояло умереть. Вид у нее был сильно напуганный. Она не решалась меня спросить, что случилось и почему за нами никто не приехал. «Надо сказать ей, — подумал я. — Ей ведь тоже несладко».
— Все погибли, — сказал я. — Так что теперь мне надо подумать, как быть с тобой. — Она хотела что-то ответить, уже открыла рот, но я перебил ее. — Никаких утешений мне не надо. Сейчас мы должны заняться тобой. Нужно найти безопасное место. Здесь ты тоже погибнешь. — вдруг безумная мысль мелькнула во мне, что, возможно, SolaAvis и моя семья находились не в тех помещениях, которые взорвались. Ведь Одинокая Птица не дурак, он понимал, что после такого взрыва налетит толпа фээсбэшников, они могли уйти в глубокие подвальные помещения, скрыться там, спрятаться. Сейчас туда — понятно — не попадешь, остров наверняка оцеплен, но вот разберусь с Цыпочкой, и сразу же рвану в Чумной форт, возьму катер, обследую весь остров, я должен их найти! Ведь ни слова не говорили в новостях, что были найдены тела!
Почему-то, когда нам плохо, мы сознаем тщету всех своих надежд, но очень хотим верить в то, что есть еще какая-то зацепка, шанс. Эта зацепка не дает сразу образоваться в душе той огромной страшной пустоте, которая появляется, когда умирают самые близкие наши люди, как будто часть нас умирает вместе с ними.
Мне хотелось остаться одному, но Цыпочка не вызывала у меня, как прежде, раздражения. Мне вдруг стало безумно жаль ее. Я представил ее непростое детство, подумал, каково ей пришлось после того, как над ней надругалась компания Валентинова, и мне захотелось защитить ее, прикрыть собой. Даже не сейчас, а тогда, вернуться в то время и встать между ней и тьмой, сделать так, чтобы мрак остановился, не доходя до нее, не вторгся в ее жизнь, я чувствовал, как что-то большое и светлое исходило из меня, чем мне хотелось окутать эту несчастную девочку.
— Вот ведь беда какая, — сказал я ей успокаивающе. — Сейчас, подожди, дорогая, сейчас мы что-нибудь придумаем.
Было девять вечера, я наудачу позвонил в храм. Подошел новый священник — отец Сергий. Я хотел сказать ему, что, возможно, мои погибли, нужно заупокойную прочитать о них, панихиду отслужить, о семье моей и о человеке, имени которого я так и не узнал — только прозвище, но язык долго не слушался меня и я невнятно мычал, глотая образовавшиеся в горле комки. У отца Сергия хватило терпения дождаться, когда у меня хватит сил заговорить и высказать свою просьбу.
— Одинокая Птица — не знаешь, крещеный был? — спросил он.
— Сегодня только креститься собирался, — сказал я. — Не успел. Такие дела вот.
— Хорошо, я помолюсь о нем как об оглашенном. Приходи в храм.
— Сейчас? — спросил я. — Поздно ведь уже.
— В последние дни я ночую в храме. Три нападения за две недели. Тебе здесь будет легче.
— Я не могу, — сказал я. — У меня тут девочка, которая нуждается в охране. Возьмешь ее под защиту храма, отец Сергий? — я коротко рассказал ему свою историю и Цыпочкину тоже.
— Что же мне с вами делать? — задумался отец Сергий. — У нас ведь опасно. И никто еще не знает, но храм скоро закрывается. Кажется, не только наш.
— Это я знаю. Помоги, отец Сергий, у меня девочка погибнет точно. А так — время оттянем. Придумаем… придумается что-нибудь.
— Приходи с ней. Тебе тоже ведь нужна помощь.