Ливви достала атлас и нашла дорогу, по которой они двигались.

– Так… поворот налево… здесь! – Она указала на узкую дорогу. Фрейзер резко повернул руль, не замедляя скорости, и свернул на дорогу.

– Черт возьми! – Ливви вскрикнула, и атлас вылетел у нее из рук. – Что ты…

– Он преследует нас!

– О нет! – Она быстро наклонилась, отыскивая атлас, и сосредоточилась. Фрейзер увеличил скорость. – Прямо… Через полмили поворот налево, а потом направо… – Она держала карту, не отрывая от нее глаз. Фрейзер переключил скорости и повернул, потом опять, едва избежав столкновения с изгородью. Он выпрямился и снова увеличил скорость. – Сейчас… Великолепно! Резко вправо, остановись, немного назад и поворачивай на эту грязную дорогу. Видишь там конюшню, мы когда-то были здесь на экскурсии.

– Порядок! – Фрейзер посмотрел в зеркало и снова увидел приближающееся красное пятно. – Дерьмо! Он не отстает… – Он снова увеличил скорость, петляя по извилистой дороге, потом резко развернул машину, сбросил скорость и, разбрызгивая грязь и воду, направил машину прямо к конюшне. Ворота в конюшню были открыты, а громадное помещение пустовало. Он въехал в конюшню и остановил машину. Выскочив из «рэндисровера», он подбежал к дверям и выглянул наружу.

– Я хочу посмотреть, где этот кретин! – крикнул он Ливви.

Красная машина неслась по дороге, с которой они свернули, потом повернула и исчезла из виду. Он вернулся к машине.

– Замечательно. Продолжаем наше путешествие, да?

Ливви улыбнулась:

– Да.

Фрейзер забрался в машину, включил двигатель и стал выезжать из конюшни. Ливви снова вцепилась в сиденье, испытующе посмотрела на него.

– Почему-то мне кажется, что ты наслаждаешься этим!

Фрейзер ухмыльнулся.

– Что ты, как можно? – Он уверенно повел машину вперед.

Это был долгий путь. Они ехали по грязным проселочным дорогам по направлению к Девону. Они мало разговаривали, потому что не нуждались в этом. Им, было хорошо и спокойно вместе, и все слова казались лишними. Ливви, закутавшись в пальто и подобрав под себя ноги, заснула. Но через минуту она проснулась, напуганная привидевшимся кошмаром.

Увидев красивое место, они остановили машину и решили устроить пикник, тем более в машине у них была пропасть всякой еды. Ливви не хотела идти в паб – риск был слишком велик. Они открыли корзину, приготовленную Мойрой, постелили в багажнике коврик и устроились рядом, глядя на холодное небо и попивая горячий кофе из термоса.

В три часа они добрались до Ластлел – окраины Дартмура. Извилистой дорогой они проехали через деревню, поднялись на холм, поросший высокими могучими деревьями, и наконец, по узкой дороге, где можно было проехать только одной машине, въехали в лес. Эта петляющая дорога привела их к длинному низкому дому. Ливви вышла из машины, чтобы закрыть за ними ворота. Взглянув на долину, лежащую перед ними, она замерла. Перед ней расстилался изумительный зеленый ковер, на котором росли прекрасные деревья и были причудливо разбросаны каменные валуны. Казалось, она смотрела на картину, нарисованную волшебной кистью художника. И все это было слишком красиво, чтобы быть настоящим.

– Это необыкновенно прекрасно, – сказала она, вернувшись в машину.

– Я знаю. – Фрейзер глядел на ее лицо и радовался ее улыбке.

– Поехали скорее, я не могу дождаться встречи с твоим домом! – Она захлопнула дверь, и они проехали под зелеными ветвями деревьев, а потом через заросли рододендронов, росших в саду вокруг дома.

Фрейзер остановил машину на мощенной камнями площадке перед старым белым каменным домом и выключил двигатель. Видкоумб Хаус был точно таким, каким он его помнил. Он снова посмотрел на лицо Ливви и понял, что она сразу же влюбилась в этот дом так же, как и он.

– Дом принадлежит моему дяде Симу – брату моей матери. Он почти все время живет во Франции и только на лето приезжает сюда, – пояснил Фрезер. Он открыл дверь, вылез из «рэндисровера», распрямляя спину. – Я приезжал сюда до моего окончания Оксфорда, когда умер мой отец. Сима здесь тогда не было, он уехал в Перу, и я оставался здесь один. – Он пошел к дому, не отрывая от него глаз. – Это хорошее место для размышлений, – бросил он через плечо.

Это было место, где он окончательно решил принять свое печальное наследство – «Эбердин Энгас пресс». Фактически он никогда не стремился стать адвокатом, и, окончив колледж, решил вернуться в Абердин, чтобы стать владельцем газеты. Он повернулся и усмехнулся, стараясь не думать о смерти отца:

– Здесь больше печем заняться!

Ливви подошла к нему и тихо сказала:

– Спасибо за то, что ты привез меня сюда. Фрейзер пожал плечами и взял ее за руку.

– Миссис Вестли должна была побывать здесь утром. Я звонил ей и предупредил, что мы приедем. – Он повел Ливви к входной двери и наклонился к старинной высокой терракотовой вазе, в которой рос уже зацветший зимний жасмин. Он достал ключ, спрятанный за вазой, и воскликнул: – Ага, что я говорил!

Ливви рассмеялась и стала ждать, пока он откроет дверь. Когда она вошла в дом, то ощутила странное чувство покоя, тепла и безопасности. Стоя в центре холла, она увидела на столе высокую вазу с зимним цветущим жасмином – цветы явно были поставлены к их приезду. От такой неожиданной заботы она заплакала и закрыла лицо руками, чтобы скрыть слезы. Это было так прекрасно, так естественно… и она вдруг стала осознавать, что может потерять.

– Эй, Ливви!

Фрейзер подошел к ней, обнял и крепко прижал к себе. Ее успокаивали его сила и мощь, и она снова подумала, как он могуч и в то же время так нежен с ней. Подумав о предстоящей ночи, она вспыхнула и, смутившись, отодвинулась от него. Бросив взгляд на кухню и вытирая рукавом свитера слезы, она спросила:

– Можно, я приготовлю чай?

Фрейзер улыбнулся тому, как она по-детски вытирает слезы.

– Да, чай – это было бы прекрасно. А я пока принесу наш багаж.

Ливви пошла на кухню, а Фрейзер стоял и смотрел па нее. Потом он вышел к машине, чтобы достать рюкзак, свою сумку и корзину, собранную Мойрой.

К вечеру, когда они устроились в доме и ночь уже стала опускаться на долину, Фрейзер и Ливви вышли из дома. Они прошли через сад и спустились в долину. День уже угасал, темнели и краски окружающей их живой картины. Небо стало глубокого лилового цвета, зелень потемнела, и только туман, поднимающийся с бегущей реки, светлыми мазками оттенял пейзаж.

Фрейзер и Ливви гуляли долго. Пока они шли, ночь окончательно вступила в свои права. Воздух был наполнен запахом леса, а огни деревни в долине казались звездами, упавшими с небесного покрывала. Они перешли на другую сторону реки и зашли в «Черную корову». Сидя у камина в почти пустом пабе и потягивая густой темный сидр, они говорили о времени, которое прошло с тех пор, как они любили друг друга, о том, как прожили это время, разделившее их.

Ливви было трудно говорить о Джеймсе. Она говорила о своей карьере, рассказывая о том, что, быть может, слишком глубоко погружалась в работу, не замечая красок льющейся мимо жизни. Фрейзер рассказывал Ливви о своей газете, как она поглотила его с тех пор, как он закончил Оксфорд. Ирония судьбы: кем он никогда не собирался стать, так это владельцем газеты. Он рассказал ей о том, как почти заново создавал дело, используя громадные деньги, доставшиеся ему по страховке после смерти отца. Она спросила его о женщинах, и он в ответ рассмеялся, пожав плечами. Как он мог рассказать ей правду? Он привлекательный мужчина, полный сил и желаний, но он не мог сказать ей, что не было никакой другой после того, как он полюбил Ливви! Все эти прошедшие десять лет! Патология, да и только! Все это прозвучало бы немыслимо и нелепо, но почти так же немыслимо и нелепо было его чувство. Он не стал ее спрашивать о Джеймсе – он не хотел ничего знать.

Когда они вышли из паба, было уже поздно. Возвращаясь в Ластлей, они не прикасались друг к другу, но сознавали дикое желание близости. Приблизившись к дому, они увидели горящий свет на крыльце и поспешили на манящий огонек.