В последней статье своего «сериала» («Финансистки из Ленинграда») Стуруа подробно и очень смачно расписывает именно петербургский (ленинградский) след в деле «Бэнк оф Нью-Йорк». Это очень интересно, но для обсуждаемой темы немного избыточно. Тем более, что мы уже чуть коснулись этого вопроса.

А теперь давайте что-то подытожим. Для этого вернемся к нашим рисункам.

Мы уже говорили о борьбе сил вокруг истории с «Тремя китами». И мы более или менее (где — по официальной информации, а где — по прямым заявлениям участников) зафиксировали расклад в пределах этой борьбы. Теперь надо его внятно отрисовать (рис. 66).

Рис. 66

Мне бы не хотелось строить окончательные модели на недостаточной доказательной базе. Но отказываться от построения моделей тоже нельзя. Поэтому я предлагаю читателю свою модель в качестве эскизной зарисовки.

В числе элитно значимых фигур, атакуемых по делам, сопряженным с БОНИ, — такой крупнейший и исторически важный персонаж, как Марк Рич.

М.Рич — фигура из советской эпохи. Он один из наиболее засвеченных международных операторов, взаимодействовавших с СССР. Примерно таким же оператором был знаменитый А.Хаммер. Конечно, М.Рич вступил в игру гораздо позднее и является исторически менее знаменитой фигурой. Но зато он все еще в игре. И уж точно был в ней на рассматриваемый нами момент. На чьей же стороне он играл?

Кто только ни просил о помиловании М. Рича, наказанного еще Р. Рейганом за финансовые (а на самом деле, конечно, политические) прегрешения! Но факт остается фактом: рискованное дело помилования М. Рича взял на себя именно президент США Б.Клинтон, осуществивший это весьма серьезное (и еще раз подчеркну — небезыздержечное) деяние буквально в последний день второго срока своего президентства.

Из сказанного в принципе нельзя делать вывод, согласно которому М.Рич — это одно из слагаемых в системе, связывающей российскую элиту с элитой Клинтона. Но и пренебрегать подобным фактом было бы по меньшей мере странно. Скорее, надо признать такой факт одной из тонких нитей, из которых должна сплестись ткань нашей элитной истории.

Другая, столь же тонкая нить — это, говоря языком метафор, некая «прописка» М.Рича уже не в американской, а в советской элите. М.Рича прочно связывали с так называемой группой Н.Патоличева. В данном случае речь идет о факте, который не слишком широко обсуждался, но вряд ли может подвергаться сомнению.

В свою очередь, Н.Патоличев — очень известный представитель советской элиты с отчетливо выраженной позицией. Он всегда бескомпромиссно воевал с группой Л.Берии и с любыми, сколь угодно расширительными проявлениями того, что он и его сподвижники называли «бериевщиной». Они использовали и более жесткие выражения, но я не хочу окрашивать элитную игру в неподобающие ей народно-фольклорные цвета. В любом случае, у того, что олицетворяет собой М.Стуруа (а он в значительно степени представляет собой, условно говоря, пробериевский сегмент советской элиты), были основания для претензий к так называемому «патоличевскому клану», который некоторые историки, занятые советской элитой, называют еще кланом (или «внутренней партией») С.Буденного.

В данной книге я не могу позволить себе подробное обсуждение трагических перипетий этого «долгоиграющего» межкланового конфликта, порожденного, конечно, авторитарными интересами самого И.Сталина, но ставшего одной из мин, подложенных под здание СССР.

Было бы большим упрощением называть этот конфликт конфликтом «внутренней русской партии» и «внутренней кавказской партии», как это делают некоторые аналитики. Достойное изучение конфигурации этого конфликта, да и истории советской элиты вообще, — невыполненный долг исторической науки. И я надеюсь когда-нибудь внести свою скромную лепту в выполнение подобного долга, избегая любой предвзятости и никоим образом не становясь здесь на чью-то сторону. Еще раз подчеркиваю, что маркировка данного конфликта этническими определителями является большим упрощением. И все-таки мне придется пользоваться этим упрощением для того, чтобы внести ясность в свою эскизную зарисовку, которую я не хочу называть моделью, но которую я обязан предъявить.

Построение этой зарисовки я осуществляю на основе теории ролевых матриц. Согласно этой теории, некоторые роли передаются от одного конкретного персонажа к другому, иногда помимо воли данных персонажей. Роль (или, как ее называют, ролевая маска) оказывается важнее персонажа с его — иногда вполне конкретными и далеко не элитными — заботами и пристрастиями.

Условная «русская партия» при Ельцине (в который раз подчеркиваю, условная) всегда отождествлялась с Коржаковым, Егоровым и другими персонажами, существенно опирающимися на так называемый «южно-русский» элитный фокус. Замыкать «партию» в пределах южной России абсолютно недопустимо. Но столь же недопустимо игнорировать ее существенную обусловленность данным фактором.

По наследству этот ролевой фактор оказался передан анализируемой нами группе с разной степенью привязанности к южной России. В принципе здесь важна не южнорусская привязка сама по себе, а эта чуть ли не мистическая эстафета, при которой ролевые маски начинают прилипать к лицам помимо воли их носителей.

Ролевая маска А.Коржакова прилипла к лицу И.Сечина совершенно помимо воли последнего. И при огромном расхождении между личными характеристиками двух рассматриваемых нами ярких представителей постсоветской элиты. Сечин — гуманитарий с определенной профессиональной спецификой и богатым административным опытом. Коржаков — человек с другим опытом и другой профессиональной (в том числе и узкопрофессиональной) спецификой. Но маскам наплевать на индивидуумы. Они прилипают к индивидуумам помимо их воли. Огромная энергия элитных конфликтов притягивается к определенным персонажам. Мечущиеся элиты ищут выразителей своих, иногда плохо оформленных, сырых и размытых пристрастий и интересов.

Раз за разом возникает эта самая «внутренняя русская элитная партия» постсоветского розлива, наследующая определенные черты советских внутренних партий. Люди уходят со сцены. Иногда (яркий пример — уже рассмотренный нами Н.Егоров) умирают в самый острый момент. Роли остаются.

Если сплетение ролевых нитей способно создать очень зыбкий и неоднозначный сюжет, то речь идет о чем-то сходном, но гораздо более сложном и тонком, нежели описанная мною эскизная зарисовка.

НО ЧТО-ТО В ЭТОМ ЕСТЬ. И ИМЕННО ЭТО «ЧТО-ТО» ДИКТУЕТ МНЕ БЛУЖДАНИЕ В НЕОДНОЗНАЧНЫХ СЮЖЕТАХ ТАК НАЗЫВАЕМОЙ ЭЛИТНОЙ БОРЬБЫ. ИБО В ЭТИХ БЛУЖДАНИЯХ МОЖНО КАК-ТО СОПРИКОСНУТЬСЯ С ТАЙНОЙ ТРАГИЧЕСКОГО РАСПАДА НАШЕГО ВЕЛИКОГО ГОСУДАРСТВА. А ТАКЖЕ КАК-ТО ПОВЛИЯТЬ НА ТО, ЧТОБЫ В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ НЕ ПРОИЗОШЕЛ ПОДОБНЫЙ ЖЕ И УЖЕ НЕОБРАТИМЫЙ РАСПАД ТОГО, ЧТО ИМЕНУЕТСЯ — РОССИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ.

Ради чего еще обсуждать сюжеты с мебелью и даже неизмеримо более серьезными вещами?

Жизнь исключает прямые повторы. Но вместо того, чтобы надрывно кричать о чьей-то там криминальности, давайте вдумаемся во все это. И постараемся, набрав необходимый (абсолютно некомпрометационный) потенциал знания, прежде всего понять этот мир. Мир закрытых структур и непрозрачных конфликтов. Понять — это программа-минимум. А может быть, поняв, можно как-то хоть на что-то воздействовать?

В любом случае, наберемся терпения и постараемся проследить интересующий нас «долгоживущий» конфликт. Ведь он никак не исчерпывается самой отставкой Устинова. Не так ли?