Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В любом случае, награждая кого-то из постсоветских бизнесменов кличкой «олигарх», наша аналитика категорически отказывалась обсуждать элитный бэкграунд. Но каждый компетентный и внимательный читатель российских газет (только газет!) понимал, что бэкграунд есть. И было очень смешно.

Все, что происходит сейчас в России, серьезнее. И не сейчас, а много лет назад (вскоре после того, как был избран президентом Владимир Путин), я предсказал коллизию злата и булата, описанную великим русским поэтом Пушкиным.

«Все моё», — сказало злато;
«Все моё», — сказал булат.
«Все куплю», — сказало злато;
«Все возьму», — сказал булат.

Я уже начал описывать эту коллизию в книге «Слабость силы», по отношению к которой книга «Качели» в каком-то смысле является продолжением. А в каком-то — развитием и теоретическим обобщением. Еще тогда я подчеркнул (и сейчас подчеркиваю опять), что эта коллизия не носит уникального характера и не относится только к России. Спецслужбистские конгломераты во всем мире все более явно становятся отдельными элитными игроками, конкурирующими с крупнейшими финансовыми, сырьевыми и промышленными империями.

Но в условиях первоначального накопления этот процесс полемики злата и булата всегда протекает особо остро. А если первоначальное накопление превращается в воронку… Если оно носит неорганичный взрывной характер… то тем более.

И вот мы имеем — как минимум, в плане обсуждения экспертным и журналистским сообществом, но и не только — некую «олигархию-2». Она ближе к понятию олигархизма как такового, то есть соединения власти и собственности. Она уже не «прилагательное», а «существительное». И можно сказать, что это ужасное «существительное». И призвать с ним бороться.

А можно поступить иначе.

Сначала зафиксировать, что это «существительное» есть отнюдь не только в России.

А затем задать вопрос себе и другим: «Ситуация, в которой оказалась Россия, ужасна. Это самое «существительное» возникло в качестве производной от ситуации. От этой самой «воронки взрывного неорганичного первоначального накопления капитала». То, что из ситуации надо выбираться, понятно. То, что не выбраться из нее значит погибнуть, тоже понятно.

Но эти самые «олигархи-2» — что они такое? Средство затягивания в воронку и усугубления ситуации? Тогда с ними действительно надо бороться во имя спасения России. Или же это весьма специфическое, но все же средство выхода из ситуации, перехода от первоначального накопления к чему-то другому? Тогда это средство надо использовать. Конечно, с оглядкой на его специфические качества, но во имя преодоления того, что несовместимо с жизнью России вообще».

Короче, можно ли в этих условиях огульно демонизировать понятие «олигархия»? Или, точнее, «олигархия-2»?

В принципе, никакая олигархия никогда не может и не должна быть воспета. Но что делать нам, находясь в ЭТОЙ реальности и действуя по ЕЕ законам? Если реальность такова, то все, на что мы можем опереться для преодоления ее негативов, или слабо, или повреждено. Можно и должно пытаться усилить слабое и проводить аналитику повреждений, а также их частичное исправление. Но в итоге нам все равно придется опираться на то, что адекватно реальности. Повторяю, я сделал все, чтобы мои сограждане избежали подобной участи. Но я не хочу превращать аналитику действия в беспомощные восклицания. И я понимаю, что аналитика действия обязательно должна укореняться в реальности. СВОЕЙ РЕАЛЬНОСТИ! СВОЕЙ!

Что это за реальность? Можно ли ее просто очищать?

Я считаю, что простое очищение ЭТОЙ реальности еще более малопродуктивно сегодня, нежели андроповские или раннегорбачевские очищения, ассоциированные, например, с такими забытыми ныне людьми, как русские «комиссары Каттани» XX века Гдлян и Иванов.

Гдлян и Иванов, кстати, и тогда сыграли весьма печальную и двусмысленную роль. Потому что их узкопрофильная борьба с колоссальной коррупцией на юге СССР оказалась и одним из источников отпадения южных республик от СССР, и в чем-то отрицанием самой идеи антикриминальной борьбы (точнее, укреплением наиболее ортодоксальных элементов криминального мира за счет подавления элементов менее ортодоксальных).

Можно ли считать мои заявления апологетикой воровства? Апологетикой воровства были заявления трубадуров перестройки, призывавших опереться на антисистемный элемент ради низвержения и преобразования Системы. Эти трубадуры проклинали меня как замшелого консерватора, «таинственного советника кремлевских вождей». Теперь они же (и это очень показательно) живописуют созданную с их помощью реальность как неисправимо криминальную. Я же искал методы исправления той реальности и ищу методы исправления этой реальности. Ничего не воспевал тогда и не воспеваю сейчас. Я только знаю, что благими пожеланиями вымощена дорога в ад. И не хочу мостить дорогу в этом направлении. Вот и все.

ТУТ СТРАШНО ВАЖНА ТОЧКА ОТСЧЕТА. ОНА ВСЕ ОПРЕДЕЛЯЕТ.

Скажи мне, где находимся, и я скажу, что делать.

Если мы находимся в воронке взрывного неорганичного первоначального накопления, то рассуждения об отвратительности воров вообще и воров в погонах в особенности — мягко говоря, крайне неконструктивны («поздно пить боржом, когда отвалились почки»… «вспомнила бабка, как девкой была»… и так далее). Это не значит, что я воспеваю воровство. Воровство отвратительно. Люди в погонах должны быть честны. А теперь давайте оглянемся вокруг и спросим себя: «Что делать?»

Не что орать на «оранжевых» митингах, а что делать?

На Украине после «оранжевых» митингов стало меньше воровства?

В Киргизии «очистительная революция тюльпанов» была свободна от наркомафии?

Еще раз спрашиваю: что делать? И не только спрашиваю, а отвечаю.

Мой ответ отнюдь не прост и не однозначен. Но я других не знаю. Мой же звучит так: надо попытаться управлять элитогенезом.

Перед кем я ставлю эту задачу?

Прежде всего, давайте договоримся, что ставлю ее не я. Я описываю ситуацию и обнаруживаю внутри нее именно эту задачу. Решить такую задачу может только элита. А отчасти и власть. Но для того, чтобы власть начала ее решать (а точнее, идти навстречу элите в ее решении), нужно осознать, что альтернатив решению этой задачи нет. Что все остальное бессмысленно.

Бессмысленно применять любые другие технологии. Как нормативные (борьба с коррупцией etc.), так и политические (балансы, сдержки и противовесы). Кто не понимает значения сдержек и противовесов? Все читали соответствующую политологическую литературу. Все знают как об общемировом, так и о конкретном цивилизационном — в том числе византийском — опыте. А почему только византийском? Divide et impera («разделяй и властвуй») — это заповедь величайшего древнего государства мира, еще единого Рима. Эта заповедь усвоена всей западной цивилизацией, да и не только западной.

Но у сдержек и противовесов (они же византийская форма управления) есть один очень серьезный изъян. Так можно управлять только достаточно благополучной реальностью. Да и то лишь все время понижая потенциал этого благополучия. Управлять так в условиях неблагополучия невозможно. А в условиях крайнего неблагополучия — тем более.

В этих условиях нужен только один тип управления — управление элитогенезом. Содействовать осознанию безальтернативности такого подхода — моя задача. Управлять же элитогенезом — задача класса и власти.

Управление элитогенезом в условиях специфического первоначального накопления не имеет ничего общего с очищением. Или, по крайней мере, никак не может к нему сводиться.

Если наше общество всего лишь сильно деформировано (коррумпировано, криминализовано), то его можно пытаться очистить. Но если мы втягиваемся во взрывное неорганичное первоначальное накопление, то можно только пытаться управлять ЭТИМ элитогенезом Потому что другого нет. Не потакать ему, а управлять им, вырываясь из воронки. Управлять… Рискованное и сомнительное занятие, но других просто нет.

3
{"b":"108207","o":1}