Принцип № 3. Системность. Вы не должны замыкаться на отдельных сюжетах. Вы можете что-то понять только рассмотрев некий их комплекс. При этом вам, опять же, нужна надежная связь между вашим сюжетом — и сюжетами сопряженными. Вы не можете отдаваться потоку свободных ассоциаций. Вы (вновь, как и при применении исторической ретроспективы) должны очень надежно обосновывать, почему вы этот сюжет связываете с другим.

Принцип № 4. Уход от «бытовухи», даже если она все объясняет примитивно-привлекательным образом. Что я имею в виду?

Например, знаменитую «коробку из-под ксерокса», в которой размещались якобы «неслыханные бабки», арестованные Коржаковым и принадлежавшие команде Чубайса.

Во-первых, «бабки» были не такие уж неслыханные. То есть, честно говоря, совсем не неслыханные. В тогдашнем ресурсном обеспечении крупнейшей политической игры (выборы 1996 года) вращались миллиарды, а не сотни тысяч долларов.

Во-вторых, следует различать юридическое и фактическое. В тогдашней России они очень сильно различались. Крупный рок-концерт уже вовлекал в свое обеспечение миллионы зеленой наличности. Что говорить о большем! Никакого эксцесса в появлении этой коробки не было. Коробки были до, были после. Не осуждаю и не оправдываю. Фиксирую то, что есть.

В-третьих… В-третьих, предположим даже, что искрой для политического взрыва была эта коробка. Если вы не в состоянии отличить искру от пороха — не надо заниматься системным анализом. Искра найдется всегда. А порох был совсем другой.

Противоречия между Коржаковым и Чубайсом (точнее, между Коржаковым и определенной частью так называемой «Семьи») стали накапливаться задолго до 1996 года. Они стремительно обострялись в ходе выборной кампании. Они носили объективный и субъективный характер. Коржакова «разводили» с «Семьей», но и он с нею разводился сам. Эта игра подпитывалась крупнейшими элитными непрозрачными противоречиями. В нее были введены разные уровни мотивации. Для кого-то она носила частно-амбициозный характер, а кто-то понимал, что речь идет о большой игре и даже участвовал в ней. Но даже те, кто не понимал, были в эту игру вовлечены.

Сознавая все различие между тогдашней и рассматриваемой здесь ситуациями, я одновременно обращаю внимание на общее. Как возникла искра, после которой произошел политический взрыв, именуемый отставкой Устинова, — это одна история. А что такое порох, в который попала эта искра, — это другая история.

Скажут, что без искры не было бы взрыва. Конечно, не было бы. Но, когда пороха очень много и он сухой, а вокруг постоянно искрит, взрыв обязательно будет. Уверяю вас, что увлечение «искроискательством» — от лукавого. Кому-то покажется, что «знание искры» и есть окончательное знание. Но этот «кто-то» сильно обманет и себя, и окружающих. В любом случае, я хочу заниматься порохом, а не искрой. А ищущих знания об искре хочу заранее разочаровать. Так будет честнее (рис. 61).

Рис. 61

В рамках осуществляемого мною сейчас профессионального разбирательства причастность любого элитного X к какому-нибудь криминальному делу — это не ложь и не правда. Это миф. То есть это идеологическая конструкция, обладающая определенными параметрами. Она может основываться на правде или на вымысле. В сущности это не имеет никакого значения. Главное, что такая конструкция может быть выстроена. Что ее предъявят средства массовой информации и эти средства почему-то никто не сдержит в их праведном раже. Если речь об элитных играх, то даже в США, Франции и Италии предъявление обществу некоей истории, связанной с элитами, означает, что мы имеем дело с феноменом СДАЧИ.

В результате борьбы элитных групп та группа, которую атакуют, не смогла сдержать противника и позволила выплеснуться наружу такой-то информации. Совершенно неважно, правдивой или ложной. А что значит «не смогла сдержать»? Значит, что какой-то арбитр счел, что сдерживание слишком издержечно по каким-то причинам. А по каким причинам? По причинам игрового фатума, и не более того. Не более, но и не менее.

Вот моя позиция — гносеологическая и этическая одновременно. Она вытекает из моего понимания ситуации. И именно все это вместе — гносеология, этика и контекст (то бишь эта самая ситуация) — требует от меня, чтобы я разбирался с игровым мифом так, как это и полагается аналитику элиты.

То есть, во-первых, непредвзято (пока никто не доказал, что есть связь, — это миф).

Во-вторых, холодно (даже если докажут — это все равно может оказаться мифом).

И в-третьих… В-третьих, сверххолодно (вспомним кодекс аналитика элит, который я описал выше, с его принципом «ну, и что?»).

Именно таким образом я собираюсь разбираться с произошедшим.

Отставка Генерального прокурора РФ В.Устинова, как мы помним, состоялась 2 июня 2006 года.

А через 12 дней, 14 июня 2006 года, была арестована группа фигурантов, проходящих по делу о мебельных салонах «Гранд» и «Три кита». В группу входят С.Зуев, которого представляют как владельца указанных мебельных салонов, а также руководитель фирмы ООО «СЭФ Транс» А.Саенко, генеральный директор ООО «Альянс-96» А. Латушкин, главный бухгалтер московского представительства латвийской компании ООО «ФМ Групп» И. Подсотская и ее супруг П. Подсотский, работник этой же фирмы. Группа арестована по обвинению в организации контрабандного канала поставки мебели в торговые центры «Гранд» и «Три кита».

Вот тут-то я вспомнил, что за много лет до такого крутого разворота событий (а этот разворот был весьма крут) я уже вздрогнул, когда мне принесли материалы по поводу «мебельного» скандала. И отнюдь не оттого, что кто-то может быть к чему-то причастен. Плевал я на эту их причастность!

Тогда запахло большой и сокрушительной для государства политикой. А вовсе не мелкой проблематикой сопряжения власти и бизнеса.

Для того, чтобы разобраться в подлинном значении коллизий 2006 года, надо рассмотреть предысторию, которая почему-то впечалила меня за много лет до отставки Устинова и последовавших за этим событий. Предысторию эту я вначале изложу очень сжато. Потом мы еще будем заниматься этим подробнее. А пока — по самому минимуму.

Уголовные дела на «мебельщиков» возникли в 2000 году и велись одновременно МВД и таможней. Основным делом было дело о контрабанде. Дело было поручено следователю по особо важным делам капитану милиции П.Зайцеву. В группе Зайцева работало 10 человек. Эти 10 человек сумели менее чем за полтора месяца (с 9 октября по 22 ноября 2000 года) собрать большой объем информации.

А дальше начались «странности».

22 ноября 2000 года в Следственном комитете при МВД, где работала группа Зайцева, появился сотрудник Генпрокуратуры, который начал изымать у Зайцева материалы дела, нарушая все необходимые формальности. Конкретно — просто сгреб часть материалов и увез. Не предъявив документов, позволяющих осуществить такое изъятие, и не составив описи изъятого…

Стоп. Вот тут, как аналитик элит, я должен осуществлять технологическую критику. Если я ее не буду осуществлять, я все время буду болтаться между общими социальными схемами и информационными мифами. Но я не хочу болтаться между этими крайностями. И потому предъявляю тут критику, которую почему-то не осуществляют другие. И которая в каком-то смысле лежит чуть ли не в основе моего метода. Так что же такое эта технологическая критика? А вот что.

Если я с улицы зайду в Следственный комитет и начну так изымать документы, мне ведь их не отдадут, правда? Конечно, к Зайцеву зашли не с улицы, а из Генеральной прокуратуры. Но для того, чтобы изъять документы без соблюдения необходимых формальностей, мало предъявить «корочки» Генеральной прокуратуры. Следователь по особо важным делам, ведущий официальное дело и имеющий свои амбиции (а возможно, и интересы), как минимум, потребует правильного оформления изъятия материалов. А как максимум — просто ничего не отдаст.