– Сейчас вечер четверга, – сказал он ей. – Утро четверга полностью перевернуло все мои представления о жизни. И сейчас я сражаюсь за новые. Моя прежняя жизнь разбита вдребезги. Теперь перейдем к тебе.

– Я солгала, когда сказала «только вечером», – сказала Эмма. – Я давно уже жду. Мне уже приходилось испытывать такое раньше. Ты знаешь это.

– Возможно, да. Возможно, я тоже давно ждал.

– Нет ничего хуже, когда чувства начинают раздваиваться.

– Слушай, то, что сейчас произошло, вовсе не раздвоение. – Джон подождал. Она не собиралась ничего отвечать. – Что для тебя самое важное в жизни?

Она не отвечала.

– Ты не пришла бы сюда, если бы знала, что произойдет. Хотя у нас с тобой много общего, я не понимаю, к чему ты стремишься… Все же, что для тебя сейчас самое важное?

– Не обманывай меня, – сказала она.

– Постараюсь, – пообещал он.

Опершись на локоть, он наблюдал за ней. Она лежала рядом, растянувшись на спине, и смотрела в потолок.

– Замечательно… Ты и она…

– Я встретил ее вчера, когда был в доме Фрэнка. Пытался разобраться в его жизни. Ее отец мертв. Он был моим другом. Он был для меня образцом работника управления. И она его дочь.

– Что еще?

– Этим утром мы похоронили Фрэнка. Я даже не разговаривал с ней на похоронах.

– Ты собираешься встретиться с ней еще?

– Может быть.

– Должно быть, она произвела на тебя глубокое впечатление.

Он пожал плечами:

– Наверно, да.

Эмма перенесла свой вес на его руку. Ее нога придвинулась ближе, прикоснувшись к его.

Ветер бился в окна спальни. Она повернула к нему свое лицо. Провела пальцем по его щеке. Нежно.

– Ты не очень хороший шпион, если способен потерять над собой контроль в ситуациях, подобных этой. Выболтаешь все наши секреты.

– Я отлично держусь во время пыток.

– Это была пытка?

– Если бы это была пытка, я бы не раскололся.

Она улыбнулась.

– Для протокола. Есть… У тебя есть кто-нибудь еще?

– Нет.

– Я думала иначе. Должна признаться, я не шпион, но наблюдала за тобой, подслушивала твои разговоры с коллегами из комитета…

– Вот уж не думал, что ты шпионка.

– Вовсе нет. – Эмма улыбнулась. – Правда. Для протокола, – прошептала она. – У меня тоже никого… никого нет. Уже давным-давно. Долгое время я держала свои чувства на замке.

Он поцеловал ее в лоб, и она уткнулась ему в плечо.

– Я тоже, – сказал Джон.

– Почему?

Эмма почувствовала, как он пожал плечами.

– Может, это все к лучшему.

– Для протокола, – прошептала она.

– Да?

– Это было… феноменально.

– Высший класс, – согласился он.

Они поцеловались.

– Мне это не нравится, – сказала она.

– Боже, надеюсь, ты врешь.

Они рассмеялись и поцеловались опять.

– Окажешь мне одну услугу? – спросила она.

– Какую?

– Не надо быть таким осторожным. Обещай.

– Я постараюсь.

– Попрактикуйся в произнесении моего имени.

– Эмма, – сказал он. – Эмма, Эмма, Эмма, Эмма…

И она с поцелуями повалила его на кровать.

– Эм, – сказал он, когда она отступила.

– Знаешь что? – сказала она.

– Что?

– Где у тебя ванная?

Он показал на дверь. Она, улыбаясь, поднялась с кровати и направилась туда. Ее каштановые волосы были растрепаны, изящные губы припухли. Ее кожа была гладкой и удивительно белой. Остренькие грудки подрагивали при каждом шаге.

Дверь ванной закрылась за ней.

Что, черт возьми, случилось.

Что, черт возьми, он делает.

О чем, черт возьми, он думал. Так проколоться… Фонг, почему Фонг?

Дождь барабанил по окнам. Покрывало под ногами было мокрым. Он услышал звук спускаемой воды. Тишина. Прошла минута. Вторая.

Как раз когда он собирался сесть на кровати, дверь открылась, и Эмма вышла. Ее волосы были расчесаны пальцами. Лицо было ясным и счастливым.

Она плюхнулась на живот рядом с ним, поцеловала его.

– Знаешь что? – сказал он.

– Что?

– Моя очередь.

Она смеялась, пока он слезал с кровати, швырнула в него подушкой, он поймал ее и бросил обратно.

Она прижала ее к груди, вновь растянувшись на кровати.

– Не задерживайся, – сказала она.

– Некоторые вещи требуют времени, – ответил Джон.

Закрыв дверь ванной, он сразу вспомнил про документы, спрятанные в желтом блокноте.

Слишком поздно. Он посмотрел на свое отражение в зеркале.

Не будь идиотом.

Он отлил. Спустил воду. Включил оба крана, помыл руки.

Склонился над раковиной, плеснул воды налицо.

Услышал… какие-то звуки.

Похоже, из спальни.

Эмма что-то ему кричала.

Наконец подвывающий туалетный бачок наполнился и заткнулся.

– Что? – прокричал он, вода плескалась в раковине.

Ему показалось, что он услышал из-за двери крик, что-то вроде: «…-то б…»

Выключил краны.

Тишина.

Открыл дверь. Кровать была пуста.

Вперед!

Из гостиной доносились раскаты телефонного звонка.

Вылетел из дверей спальни, скользя босыми ногами по гладкому деревянному полу…

Эмма, нагая, направлялась к телефону:

– Я спрашивала, взять ли мне трубку?

– Нет! – не сумев сохранить над собой контроль, завопил он.

Автоответчик пискнул, и записанный на пленку голос сказал: «Пожалуйста, оставьте свое сообщение».

Эмма остановилась. Замерла где стояла – между ним и телефоном.

Он обнял Эмму за плечи, улавливая каждое ее движение, следуя за ней.

Из автоответчика донеслось:

– Джон, это Фонг Мэтьюс. Я… Ничего важного. Просто… Ты сказал, что можно позвонить тебе, если… Если что? Если ты не занят, и еще не слишком поздно, я в доме отца, и если хочешь… позвони мне.

Автоответчик отключился.

– Понимаю, почему тебе не хотелось, чтобы я взяла трубку, – сказала Эмма. Она заметила его досаду. – Да, сегодня тебе выпал не самый легкий вечерок, – добавила она. – Или, может быть, самый.

– Она всего лишь позвонила мне. Я дал ей свой телефон.

– Для работы.

– Или для дружбы.

– А-а. – Эмма пожала плечами. – Судя по голосу, с ней все в порядке.

– Она старается выстоять.

– Она стоик? – спросила Эмма.

– Я позвоню ей завтра. Выясню, что она хотела.

Эмма покачала головой:

– Даже я не такая большая стерва.

Они стояли голые посреди гостиной. Джон сказал:

– Я сейчас не могу.

Эмма, глянув на него, спросила:

– Из-за меня?

Она прижалась к нему своим горячим телом, поцеловала, отступила на шаг.

– Эмма…

– Джон, я не собираюсь контролировать тебя. Погоня за иллюзиями – бессмысленное занятие и причиняет слишком много страданий.

Она прижала свои руки к груди:

– Такова жизнь.

Она уронила руки и, кивнув головой в сторону телефона, сказала:

– Ладно, мы заболтались, тебе пора работать.

– Именно сегодня вечером.

Она подобрала с пола свое платье.

– Я буду в офисе завтра. Не забывай, как хорошо нам работается вместе.

Ее улыбка была восхитительна. Непреклонна.

Через пятнадцать минут она ушла, поцеловав его на прощание.

На его новых часах было 10:47.

Сначала надеть тренировочный костюм.

– Алло? Джон?

– Откуда ты знаешь, что это я?

– Никто, кроме тебя, не знает, что я здесь, – ответила Фонг. – По крайней мере никто, кого я… кто мог бы позвонить. У меня все в порядке, – добавила она. – Я недавно звонила тебе, ты знаешь.

– Что ты делаешь?

– Я оставила портьеры открытыми. Сижу за обеденным столом в гостиной. Смотрю на бурю за окном.

– Здесь тоже льет.

– Да. Что это ты там слушаешь?

По радио передавали регги.

– Ты забавная разновидность шпиона, Джон Лэнг.

– Что тебе запомнилось из твоего детства? Из давних времен?

– В Сайгоне были такие сильные ливни, что невозможно было вздохнуть.

Ветер сотрясал окна. Джон опустился на стул.

– Небо изумрудного цвета, – сказала она. – Деревья за оградой приюта. Белые платья. Огромная спальня, где вентиляторы на потолке никогда не останавливались. Бело-черные одеяния монахинь, развевающиеся на ветру, их постоянное: «Maintenant mes enfants…»[3] Я до сих пор помню французский, изучала его в колледже, хотя у меня небольшой акцент, но… но я не говорю по-вьетнамски. Ни одного слова.