– Что ты думаешь об этом? – поинтересовался Гласс.
Это была ксерокопия анонимного письма, напечатанного на пишущей машинке через один интервал на бланке ЦРУ.
«Дорогой сенатор Фаерстоун!
Если вы действительно заинтересованы в том, чтобы раскопать что-либо против ЦРУ, проверьте, что случилось с американцем по имени Клиф Джонсон, который был убит в Париже в январе, и, возможно, мы оба продвинемся в своих делах».
– Никогда не слышал об этом раньше, – сказал Джон.
– Ты уверен?
– Положительно, никогда ничего об этом не слышал.
– Я верю тебе, – сказал Гласс. – По-видимому, это самое разумное, что я могу сделать.
– Как вы раздобыли его?
– Его передал мне Фрэнк Мэтьюс, письмо попалось ему среди почты, поступающей в ваш офис.
– Типичная анонимка.
– На первый взгляд да. Маловразумительное анонимное письмо, направленное нашему самому шумному критику в комитете по делам разведки при сенате. Он торчит в этом комитете, потому что никак не может урвать жирный кусок налоговых средств, чтобы вернуть его назад, в Сент-Луис, и купить таким способом голоса своих избирателей, поэтому попасть на первые полосы газет – это все, на что он может рассчитывать.
– Злобствующий тип.
– Сенатор, автор письма или оба? – поинтересовался Гласс.
Ни один из них при этом не улыбнулся.
– Канцелярия сенатора Фаерстоуна получила это, – сказал Джон. – Увидев пометку «ЦРУ», передала его тому, кто в штате Фаерстоуна занимался вопросами разведки, а тот отфутболил письмо в представительство ЦРУ при конгрессе.
– С пометкой «взято на контроль» в углу письма над подписью сенатора, – сказал Гласс. – Очевидно, на это повлиял тот факт, что письмо было напечатано на бланке ЦРУ – независимо от того, был ли бланк подделкой или нет. Не будь этого, письмо, возможно, просто отложили бы в сторону, как забавное недоразумение.
– Оно вполне могло прийти от доносчика-анонима уже с этой пометкой, – сказал Джон.
– Это письмо легло на мой стол одиннадцать дней назад. Вот тогда все и закрутилось. Когда я впервые увидел это.
– Что увидели?
– То, чего не было: данных об этом происшествии не было ни в ДЕСИСТ, ни в одном из наших файлов. Кроме того, никто из наших старых друзей в оперативном отделе, никто в управлении контрразведки, никто ничего не слышал об анонимном письме, и ни у кого нет никаких сведений, касающихся Клифа Джонсона, убитого в Париже, кроме тех, что были в печати.
– Фрэнк не стал бы из-за одного потерянного при пересылке…
– Так оно и было. Я сам пришел к Фрэнку. Он к тому времени уже обнаружил, что его обычные запросы, посланные в различные отделы управления, пропали без следа.
– За исключением запроса, посланного в ваш центр.
– В ЦБТ каждое «обычное» сообщение из Белого дома или конгресса в первую очередь ложится на мой стол.
– Облегчая тем самым…
– Лишая тем самым «контролеров» из конгресса возможности первыми нанести удар, – сказал Гласс. – И лишая официального шефа из ФБР возможности заниматься политическими интригами в обход меня или управления.
– Что сказал Фрэнк?
– Что никто ничего не знает.
– И как он поступил?
– А это ты мне расскажешь.
Джон напрягся.
– Мы оба понимали, что если кто-то перехватывает его текущие запросы, значит, у нас серьезная проблема.
– Проводить перехват, подобный этому, означает…
– Адское количество работы, – сказал Гласс. – К тому же риск.
– Зачем? – спросил Джон. – Чего ради?
– Найти нечто такое, что окупит все усилия. Возможно, сначала письмо, а потом действия Фрэнка чувствительно задели какую-нибудь важную операцию, скоординированную на уровне директора ЦРУ, или совета руководителей отделов, или на штабном уровне. Или в недрах Белого дома. Не исключено также, что он напоролся на чью-то несанкционированную операцию, оставшуюся с прежних дней.
– И что вы предприняли?
– Это был вызов Фрэнку. Это столкновение ударяло по престижу офиса – вашего офиса. Он просил меня ничего не предпринимать. Официально не регистрировать запрос и не посылать ответа. Не допустить, чтобы это просочилось в ЦБТ и стало известно шефу ФБР. Фрэнк заставил меня пообещать никому ничего не говорить. Потому что он был профессионал и друг…
Гласс, вздохнув, продолжил:
– Представь себе, что я чувствовал, как профессионал. Мы нарушили правила управления.
– Почему Фрэнк не забил тревогу?
– Фрэнк всегда больше верил в себя, чем в систему. К тому же система и раньше давала сбои.
– Теперь он мертв.
– Да. Теперь он мертв. А его дело досталось нам в наследство. И я виню себя за то, что послушался его уговоров.
На кухне по-прежнему тикали часы. Джон сказал:
– Я боялся, что сошел с ума. Боялся остаться в одиночестве.
– Возможно, мы оба сошли с ума, – заметил Гласс.
– Его убили из-за этого дела, – сказал Джон.
– Если, конечно, его убили, – поправил его Гласс.
– Как вы можете…
– Подумай вот о чем. Во-первых, все доказательства говорят в пользу шальной пули. Во-вторых, преднамеренное убийство сотрудника ЦРУ принесет много неприятностей и не много пользы. Что может оказаться настолько ценным, чтобы рискнуть направить всю американскую разведывательную систему по своему следу?
– Если бы я знал, что… Что вы хотите от меня? – спросил Джон.
– На тебя теперь вся моя надежда, – сказал Гласс. – Ты должен сыграть основную роль в разрешении этой загадки.
– Вы пришли за моей шкурой.
Шкура: когда резидент ЦРУ вербует шпиона для секретной работы, говорят, что он прибивает «шкуру» на свою украшенную трофеями стену.
– Я уже давал присягу на верность, – напомнил Джон.
– Охранять и защищать конституцию. Это именно то, что мне от тебя нужно.
– За самыми громкими лозунгами обычно скрывается самая грандиозная ложь, – сказал Джон.
– Найди мне правду, и мы оба будем счастливы.
– Если правда – это то, что вы хотите, вам следовало бы поднять этот вопрос на сегодняшнем совещании.
Гласс покачал головой:
– Правда – это козырная карта. Используй ее в неподходящее время, и она потеряна. В неловких руках правда может поразить тебя самого. Первый шаг Фрэнка был в направлении системы. И система дала сбой. До тех пор, пока я не узнаю, что, как и почему, у меня нет возможности бросить козырную карту этого сообщения на официальный стол.
– Даже на этом совещании?
– Фрэнк послал копии этого письма в отделы, которыми управляют люди, присутствовавшие на совещании. В оперативный отдел, руководимый Алленом и Вудруфтом. В службу безопасности, руководимую Корном. Юрисконсульту, на случай, если существовал запрет со стороны закона. Мигелю Зеллу, твоему боссу. Я ожидал, что хотя бы один из них вспомнит про это, – Фрэнк сказал, что их копии тоже были перехвачены, но я надеялся…
– Нет, – уточнил Джон, – вы боялись.
– Да, я на самом деле опасался: если один из них организовал перехват писем Фрэнка, то, подними я этот вопрос, это сразу заставит их действовать более осторожно и тщательно заметать следы. Лишит меня прикрытия и элемента неожиданности.
– Но если бы вы рассказали всем…
– В этом случае мы бы потеряли контроль над ситуацией. В этом случае мы бы породили хаос.
Гласс покачал головой:
– Не важно, что ты об этом думаешь, но я люблю это управление не потому, что оно есть, а потому, что оно должно быть. Это новая эра. «Холодная война» ушла в прошлое. Больше не существует явных врагов.
– Дела от этого не стали легче или яснее, – возразил Джон.
– Единственное, что раньше было ясно всем, так это то, что мы нужны. Эта необходимость не отпала, но исчезла ясность. Аллен сегодня попал в цель, когда сказал, что за будущее управления придется побороться. Если бы мы бросили это письмо, подобно гранате, то взрыв скорее разрушил бы управление, чем прояснил… то, что необходимо прояснить.
– Хотелось бы найти того, кто убил Фрэнка.