Набрав номер редакции журнала «Джаст», она попросила соединить ее с Такато.

— Такато сегодня в редакции нет, — довольно неприязненно, хоть и не грубо, ответил кто-то.

— А когда он появится?

— Точно не знаю, какие у него планы на сегодня. А кто вы?

Когда Юкико объяснила, что журналист Такато получил от нее сведения, касающиеся дела Фудзио Уно, собеседник сказал: «Подождите минуточку»; в телефонной трубке воцарилось молчание, потом послышался другой голос — столь же равнодушный, как и первый:

— А какое у вас дело?

— Мои ответы представлены неверно. Я хочу узнать, каким образом так получилось.

— Такато не является нашим сотрудником. Он работает внештатно. На этой неделе ему было поручено написать статью об Уно, и теперь он свободен. Так что сейчас он может выполнять задание другой редакции, возможно, он куда-то уехал. Я не могу знать, куда. Если вы объясните, что именно он исказил в статье, я ему передам.

— Он приписал мне то, чего я вообще не говорила. И потом, оно публиковал стихи Фудзио Уно. Стихи были в письме Уно, адресованном мне, и я не давала своего разрешения на публикацию. Я могу предположить, что Такато-сан тайком сфотографировал это письмо, когда я отлучилась на кухню, — Юкико последовательно изложила свои претензии.

— Вам нужно поговорить непосредственно с Такато, но мне трудно поверить в это. Вы говорите, что оставили письмо и ушли на кухню? Может быть, он расценил ваш жест как намек, подумал, что вы разрешаете прочесть письмо, раз оставляете его на виду?

— Видите ли, я специально убрала письмо, положила его довольно далеко от того места, где сидел Такато-сан, так что он не мог до него дотянуться. Не думаю, что дала ему повод истолковать мои действия столь превратно! — В голосе звучала не злость, а искреннее отчаяние.

— Ну, меня там не было. Так что ничего не могу вам сказать поэтому поводу. Такато будет на следующей неделе, я с ним переговорю и сообщу вам.

— И еще, я хотела спросить насчет гонорара за стихотворение Уно-сан, которое вы без разрешения опубликовали в журнале. Вы не собираетесь платить?

— Думаю, мы заплатим. Но сейчас я не могу вам этого обещать. Впрочем, кажется, Такато уже обращался в бухгалтерию насчет гонорара. Выплаты обычно производятся недели через две после публикации.

— Но ведь вы не имели права публиковать стихотворение без разрешения господина Уно?!

— Такато будет в редакции в следующий вторник, он вам позвонит. Можно узнать ваш номер телефона?

Юкико повесила трубку, поняв, что все бесполезно. Ее охватило уныние. Она беседовала с Такато с глазу на глаз, без свидетелей. Никто не подтвердит ее правоту. Что бы она теперь ни сказала, он сможет возразить: «А разве вы не так говорили?» — и спорить с ним бессмысленно.

Теперь Хитоми наверняка разгневана на нее. Юкико чувствовала себя так, будто ее душу растоптали грязными сапогами.

Мысли ее путались, она поняла, что обязана сообщить о случившемся адвокату Кадзами. Она позвонила в контору защитницы, но ей сказали, что Нагиса уехала по делам в Тибу и вернется очень поздно.

— А нет ли возможности как-то связаться с ней? — спросила Юкико. Но ей ответили, что Нагиса находится в разъездах, поэтому остается лишь ждать, когда она вернется домой и сама позвонит Юкико.

— Ну, что ж, позвоню завтра утром, — ответила Юкико и повесила трубку. Нагиса как-то обмолвилась, что если Юкико срочно потребуется ее помощь, лучше звонить в контору в половине девятого утра.

Был уже поздний вечер, но Юкико совершенно не хотелось есть. Она впервые поняла, каково это, когда люди показывают на тебя пальцем. Идя на рынок за покупками, она словно слышала шепот: «Вот она, смотрите, вот она!» Конечно, это была просто фантазия. В журнале не напечатали ее фотографии, поэтому прохожие никак не могли узнать ее лица.

Однако среди ее знакомых новости распространились мгновенно. «Невозможно представить, что она могла так поступить», — судачили люди, чтобы развеять скуку.

Хотя сумерки давно сгустились и в комнате стало темно, Юкико все еще сидела без света, поскольку в темноте она чувствовала себя в безопасности. Она не хотела никого видеть. Не хотела выходить из дому. Она впервые осознала смысл выражения «отгородиться от мира». В начале девятого зазвонил телефон, разорвав повисшую тьму.

Юкико думала, что это Нагиса Кадзами, но услышала в телефонной трубке голос Томоко.

— Томо-тян, как настроение?

— Какое тут настроение! Не задавай глупых вопросов! Ты журнал видела?

— Сегодня узнала про статью, — потерянно сказала Юкико.

— Как ты о ней узнала?

— Одна прихожанка из нашей церкви опознала дом по фотографии.

— Не удивительно. Этого и следовало ожидать. Ты разговаривала с этим журналистом?

— Если бы я с ним не поговорила, представляешь, что бы он мог тогда написать?!

— До каких пор ты будешь такой дурой?! — резко сказала Томоко. — Ты ведь не так уж плохо знаешь людей этого круга! Им только слово скажи, так они раздуют такое, чего ты и не говорила вовсе.

— Мне сказали, что он внештатный корреспондент, не сотрудник редакции.

— То есть они не несут ответственность за его действия. Я так и знала, что этим все кончится! Я всегда понимала, что этот Уно — подозрительный тип. Мне было ясно, что если ты не прекратишь с ним общаться, это ни к чему хорошему не приведет!

— Мне нужно с тобой посоветоваться. Томо-тян, что же мне делать? Ты ничего не сказала об этой статье в «Джаст», — Юкико старалась сохранять спокойствие, слушая выговор младшей сестрицы. Ей нужно мнение Томоко. Нужно смиренно выслушать все, что скажет та. Она опытный человек.

— Поступай, как считаешь нужным! Ты сама ввязалась в эту дурацкую историю. Я не знаю, как выпутаться из нее.

— Ты права, — пробормотала Юкико.

— У Мицуко Канаи все очень скверно. Ее семейная жизнь рухнула, и в этом виноват твой дружок!

— А что еще случилось? Что еще произошло с Мицуко-сан?

— Раз тебе это так интересно, то почему бы тебе не поехать и не узнать у нее?! — Томоко бросила трубку.

Чтобы успокоиться, Юкико пошла в комнату для шитья и присела на дзабутон. Это был дзабутон, по старинке набитый ватой; от времени он стал жестким и имел жалкий вид, потому что вата свалялась. У матери хранились бабушкины шелковые кимоно, вот Юкико вместе с матерью и смастерили из них этот дзабутон, вместо того чтобы покупать новый из искусственных тканей. Его давно было пора подновить, но ей что-то лень. К тому же, свалявшийся дзабутон даже помогает сосредоточиться на работе…

Сидя на жестком дзабутоне, Юкико в одиночестве обдумывала, что же произошло с ней. Человек с живым, острым умом способен найти ответ на мучительные вопросы за считанные секунды, но Юкико всегда требовалось много времени. Иногда несколько дней или даже несколько месяцев. Однако она считала, что лично ей просто необходимы подобные сомнения. В человеческой жизни все события, кроме смерти, представляют собой поступательный процесс. Юкико пришла к мысли, что даже если движение к цели таким окольным путем порой кажется глупым — для определенного типа людей это оптимальный способ принятия решений.

Зачем Фудзио Уно появился на свет? Чтобы отнять жизнь у мальчика и нескольких девушек? В этом его предназначение? Юкико не нравилось жить по расчету. Часто расчеты людей не оправдываются. Однако жизнь Фудзио была слишком уж далека от всяких расчетов.

Юкико знала, что, испачкавшись, уже не отчистишься. В Японии только один человек смог избавиться от приставшей к нему грязи.[52] Но обычному, простому человеку не под силу вывести пятно позора. Юкико сама нашла ответ на собственный вопрос: простой человек обречен всегда жить с этим пятном. К счастью, у нее есть Бог. Хоть она и не самая рьяная католичка, понять ее душу может только Господь Бог, а не какой-то журнальный писака. И в этом ее спасение.

Однако слова Томоко гвоздем сидели в голове. Юкико решила позвонить Мицуко. Нужно только не причинить ей боль, не выдать своего возбуждения. Юкико решила держать себя в руках, она должна сохранять самообладание при разговоре с Мицуко!