VII. Истории, опубликованные Кабрерой, Ван дер Гаменом, Опмеро и Эстрадой, согласны с тайными мемуарами того времени, которые я читал. Поэтому неудивительно, что принц Оранский в своем манифесте против Филиппа II приписал ему гибель сына,[144] что Жак Огюст де Ту, французский историк-современник, впрочем, очень осмотрительный, делает то же самое на основании подробностей, сообщенных ему Луи де Фуа,[145] французским архитектором, строившим Эскуриал, и к этому приходит и Пьетро Джустиниане, венецианский дворянин, который долго жил в Испании, хотя он ошибся, допуская вмешательство святого трибунала в это дело и предполагая, что принц умер через несколько часов от действия яда; он высказывает и другие ошибочные мнения, излишне доверившись своим корреспондентам.[146] Я изумлен, что другие авторы, цитированные Грегорио Лети, наговорили столько противоречащих друг другу вещей, что они кажутся вышедшими из-под пера авторов повестей или романов. Кончина принца произошла от таинственного лекарства, и приказ о приеме его был отдан тайно. Поэтому никто не сомневался, что эта смерть была насильственна, и каждый строил предположения для того, чтобы угадать, как она произошла.
VIII. Однако права истины неотъемлемы; рано или поздно правда обнаружится. После двух с половиною столетий мы открываем столько фактов и деталей об этом событии, что их соединение вносит в наш ум внутреннее убеждение, что смерть дона Карлоса обладает всеми внешними признаками естественной смерти и что больной сам считал ее таковою. Рассказ некоторых благоразумных иностранных историков о последствиях лекарства уже опровергнут подлинными документами. Рассказ тех писателей, которые забавляются писанием романов под видом истории, опровергнут также. Поэтому, не останавливаясь долее на этом спорном предмете, я продолжу мой рассказ, излагая истину и пригласив читателей отбросить все, что они найдут противоречащего этому в других книгах.
IX. Дон Карлос, узнав от Оливареса, что его болезнь неизлечима и смерть близка, побуждаемый в то же время приготовиться к ней, пожелал, чтобы позвали брата Диего де Чавеса, его духовника. Его приказание было исполнено 21 июля. Принц поручил монаху попросить прощения от его имени у короля, его отца. Тот велел ему ответить, что от всего сердца дарует прощение, дает свое благословение и надеется, что раскаяние поможет ему получить прощение от Бога. В тот же день он принял с большим благоговением таинства причащения и соборования. С соизволения короля он оформил завещание, которое было написано Мартином де Гастелу, его секретарем. 22 и 23 июля он был в агонии. В этом состоянии он спокойно выслушал увещания дона Диего де Чавеса и доктора Суареса Толедского, подателя милостыни.
Министры предложили королю посетить сына и вторично дать ему свое благословение, представляя, что эта милость лучше всего утешит умирающего. Филипп II справился у двух вышеупомянутых духовных лиц. Те ответили, что дон Карлос сейчас хорошо настроен, но можно опасаться, что вид отца произведет смущение в его мыслях. Этот мотив на время удержал его. Однако, узнав в ночь с 23 на 24 июля, что его сын при последнем издыхании, он пришел в комнату и, простирая руку через плечи принца Эволи и великого приора, дал ему вторично свое благословение, не будучи им замечен. Сделав это, он вернулся весь в слезах. Вскоре после его ухода последовала смерть дона Карлоса, который испустил последнее дыхание в четыре часа утра 24 июля, накануне праздника св. Иакова, патрона Испании.
X. Смерти этого принца не скрывали; наоборот, его похоронили со всей пышностью, приличествующей его сану, в церкви королевского женского монастыря Св. Доминика в Мадриде, но надгробной речи не было произнесено. Филипп II оповестил о смерти дона Карлоса всех лиц и все корпорации, которые он уведомил о его заключении. У меня имеется копия письма, которое он написал толедскому капитулу 27 июля. Оно подписано монархом и контрасигнировано Франсиско де Эрасо, государственным секретарем. У меня есть также копия письма этого статс-секретаря к дону Диего Де Суньиге, коррехидору Толедо, от 28 июля. Он дает подробный отчет о начале, причинах и течении болезни дона Карлоса, о его безропотности и набожности в последние три дня жизни. Город Мадрид торжественно справил его заупокойное поминовение 14 августа. Проповедь была сказана братом Хуаном де Товаром, настоятелем доминиканского монастыря Аточа. Это он в ночь с 27 декабря предыдущего года обманул принца, заставив его объявить, кого он хотел убить. Наконец, в том же году напечатали длинную реляцию о болезни, смерти и погребении принца. Муниципалитет Мадрида поручил составить ее Хуану Лопесу дель Ойо, профессору латинского языка в столице.
XI. Испания горько оплакивала смерть дона Карлоса не только по причине предшествовавших ей страданий, но и потому, что у короля не осталось мужского потомства. Принц был единственным плодом первого брака короля с Марией Португальской. Он не имел детей от второго брака с Марией Английской. Его третий брак с Елизаветой Французской дал еще двух дочерей: Изабеллу-Клару-Евгению, родившуюся 12 августа 1566 года, и Катерину, родившуюся 10 октября 1567 года. Все надежды возлагались на третью беременность королевы, о которой стало известно незадолго до смерти дона Карлоса. Ожидание народа было обмануто, потому что добродетельная Елизавета умерла от выкидыша 23 октября 1568 года.
XII. Это несчастье (и дурное мнение, господствовавшее в Европе о Филиппе II, на которого смотрели как на государя лицемерного, жестокого и кровожадного) подало повод к обвинению его сначала принцем Оранским (а потом и многими другими) в насильственной смерти королевы. Во Франции были противоположного мнения, так как Карл IX послал в Мадрид чрезвычайного посла с выражениями соболезнования; Филипп II был действительно безутешен, видя себя без наследника, которого он ожидал от жены. Хуан Лопес дель Ойо опубликовал в 1569 году точный отчет о болезни и смерти королевы Елизаветы, где приводятся некоторые обстоятельства, несовместимые с употреблением яда, от которого, как говорили, она умерла. Известно, что принцем Оранским овладели ненависть и жажда мести. Нельзя верить в реальность преступления, у которого нет ни цели, ни мотивов, ведь Филипп был заинтересован в ожидании результатов родов королевы. Другие писатели, верившие в реальность преступления, старались открыть его причину, и явились на сцену авторы романов, которые думали отыскать ее в мнимой интриге дона Карлоса. Предположим, что она существовала в действительности. Но есть исторические доказательства, что она могла начаться только со времени возвращения принца из Алькалы, а в эту эпоху он горячо желал жениться на Анне Австрийской,[147] своей кузине. Эта принцесса стала четвертой женой Филиппа II и матерью Филиппа III, его преемника. Монарх женился на всех принцессах, предназначавшихся для его несчастного сына; такова, по-видимому, была его участь.
XIII. Наконец, Филипп II, желая сохранить воспоминание о правосудии, которое он проявил в деле своего сына, приказал собрать вместе и сохранить оригинал документов и перевод процесса, веденного в Барселоне против дона Карлоса, принца Вианы и Героны. Известно, что дон Франсиско де Мора, маркиз де Кастель-Родриго, наперсник короля по смерти Руи Гомеса де Сильвы, в 1592 году положил эти документы в зеленый ящик, и король отправил его запертым и без ключа в королевский архив в Симанкас, где он находится и сейчас, если его не перевезли в Париж по приказанию французского правительства, как об этом говорили в Испании.
