XXXVII. Более правдоподобно выглядит история, опубликованная мадридским правительственным вестником от 14 мая 1816 года, рассказывающая об одном аутодафе, проведенном инквизицией Мехико 27 декабря 1815 года, с жертвой в лице священника дона Хосе Марии Морельоса. Этот несчастный встал во главе нескольких своих соотечественников, которые задумали освободить страну от владычества испанской короны. Святая инквизиция начала разбирательство по делу веры, а одновременно с этим вице-король, исполняя свои обязанности, предъявил ему обвинение как зачинщику мятежа. Было отдано предпочтение тайным тюрьмам инквизиции, и даже нашлись свидетели событий, в достаточной мере доказывающих (по мнению мексиканских судей), что он безбожник, материалист и еретик. Одним из доказательств, мои читатели оценят его по достоинству, было то, что Морельос имел двоих детей. В конце концов он произнес отречение и был освобожден от цензур на аутодафе, процедура которого может сравниться только с процессами эпохи Филиппа П. Но все было продумано, ибо вице-король уготовил ему смерть через повешение, для чего сначала на торжественной мессе епископ Антекеры в Америке по церковному уставу лишил его священнического сана. Месса несколько раз прерывалась, в первый раз зачитывался процесс веры, произносилось отречение и освобождение от цензур, в другой раз мессу прервали для снятия духовного сана. В прежние века эти церемонии еще могли нагнать религиозного страху на простых неученых католиков, но сейчас они производят совсем противоположное действие, ибо исторические и философские науки ушли далеко вперед, и мы знаем, где на самом деле берут начало эти обряды, которые уже не в силах поразить воображение своей внешней помпезностью.
XXXVIII. Что касается Пиренейского полуострова, не скажу наверняка, производились ли у нас аутодафе после реставрации каким-либо из инквизиционных трибуналов. Но отмечу, что если судьи инквизиции желают более приблизиться к духу Евангелия, они должны воздержаться от их проведения и учиться умеренности у своего главы, святейшего отца Пия VII.[315] Газеты писали о предложенных им изменениях, принесших ему славу, нам же в Испании следует применять их повсеместно.
XXXIX. Письмо из Рима от 31 марта 1816 года гласит, что Его Святейшество запретил в инквизиционных трибуналах пытки и приказал уведомить об этом решении послов Испании и Португалии.[316]
XL. Другое письмо, от 17 апреля, было не столь кратким, но тем не менее заслуживает, чтобы его здесь процитировали: «Реформа инквизиционных трибуналов с успехом продолжается и будет распространяться на все страны, где есть инквизиция. Все ее судопроизводство уподобится судопроизводству других судов. Будут приниматься только свидетельства, основанные на конкретных фактах. Никто не будет судим лишь по подозрению в неверном следовании пунктам вероучения. В качестве свидетелей против обвиняемого не будут допускаться лица, публично уличенные в бесчестных делах или ранее судимые светским судом. В качестве свидетелей в пользу обвиняемого будут приняты любые лица, которые захотят выступить в его защиту, даже если они не являются чадами римской католической Церкви. Родственники и домашние подозреваемого не могут свидетельствовать ни за, ни против него. Любое голословное обвинение будет отвергнуто.
Слушание всех дел будет публичным, как и в других судах». Одной из центральных фигур, благодаря которым стало возможным установление этих принципов, был кардинал Фонтана, оказавший этим огромную услугу как делу веры, так и человечеству вообще. Ходили слухи, что как только новый кодекс будет составлен, его разошлют по всем дворам и повсюду введут в обращение. Собранию, занимающемуся этим делом, папа направил бреве, где писал следующее: «Помните же, что единственный способ усилить положение христианской религии во всех странах — это показать, что она от Бога и, лишь будучи таковой, дает утешение и одаривает милостями. Божественный учитель наш Иисус Христос заповедал нам любить друг друга, и эта заповедь должна стать законом во всем мире».[317]
XLI. Другое письмо, от 9 мая, гласит, что инквизиционный трибунал Рима отменил приговор трибунала Равенны.[318] Этот приговор был вынесен Соломону Моисею Вивиани, который, перейдя из иудейской религии в христианство, впоследствии вернулся к исповеданию закона Моисеева. Святейший папа Пий VII, одобряя отмену приговора, сказал так: «Закон Божий не одной природы с законами человеческими, ибо он есть закон кротости и увещевания. Преследования, гонения и тюрьмы суть методы лжепророков и лжеучителей. Посочувствуем же человеку, не видящему света истины, и тому, кто и не силиться увидеть его; но ведь и сама причина слепоты может послужить великому замыслу божественного Провидения». Впоследствии, возглавляя одно из заседаний святого трибунала, он приказал, чтобы дело по обвинению в ереси начиналось не иначе как с обязательной явки в суд самого доносчика, который должен выступить перед судьями в присутствии обвиняемого. Он также выразил желание, чтобы подобные процессы велись и завершались без кровопролития. По этим распоряжениям легко догадаться, какое негодование вызывала инквизиция, несмотря на то, что в Риме она проявляла наибольшую терпимость.[319]
XLII. Последнее суждение общеизвестно. В моем труде вы найдете тому наглядные подтверждения на примере многих испанцев, которые, пытаясь уйти от преследования на родине, находили убежище в Риме, или же в свидетельствах узников инквизиционных тюрем, побывавших там в течение последних трех веков. Все это заставило меня отметить ту редкостную непоследовательность, с которой все папы, столь милостивые у себя в государстве, одобряли жесткие меры испанской инквизиции, особенно в XVI веке, по отношению к лютеранам и кальвинистам (а они были не закоренелыми грешниками), и неудивительно, что эта дикая жестокость породила в них вечную ненависть к Риму и инквизиции. Возможно, чиновники римской курии установили принципы умеренности и терпимости, дабы весть об этом распространилась и умножила их богатства, которые они тратили в соответствии с их количеством и попечение о которых нераздельно владело их мыслями и определяло их поведение.
XLIII. Еще одно письмо из Рима, от 11 января 1817 года, гласит: «Появились слухи, что в инквизиции в этом году будет проведена реформа. Кажется, свои обязанности она теперь будет исполнять подобно светским судам. Правительство сочло опасным поддерживать эту бесполезную корпорацию, всегда находящуюся в оппозиции к прогрессу и человеческому разуму. Можно считать, что инквизиция более не существует».[320] А немногим ранее в другом письме из Рима, от 19 марта 1816 года, сообщалось, что посол Португалии передал государственному секретарю-кардиналу Его Святейшества дипломатическую ноту с просьбой осудить книгу инквизитора Луиса де Парамо и формально упразднить инквизицию как орган юстиции, с восстановлением полновластия епископов в вопросах веры, как это и было в прежние времена.[321]
XLIV. В конце концов, справедливые и полезные методы, предложенные папой, должны были служить законом и путеводной звездой для судей восстановленной инквизиции; и если бы они согласились на публичное ведение процессов, если бы отказались от тайных тюрем и отпускали бы на свободу под поручительство или залог после объявления статьи обвинения в короткой формулировке испанского закона, я сам не побоялся бы предстать перед таким судом; вот все, кажется, что я могу сказать по данному вопросу.
