Утром в пятницу тетушка отправилась в дом. Она сидела за рулем нового грузовичка, темно-голубого пикапа с серебристой крышей, с кабиной, где было место для еще одного пассажира, лазерного проигрывателя с хромированными ручками.

— Он нам нужен. Там нам обязательно нужен грузовик. Мне нужно ездить в мастерскую и обратно. У тебя будет лодка, у меня — грузовик. Ребята уже поправили дорогу и поставили причал. Комнаты на втором этаже готовы. Удобства на улице. Пока. На кухню подведена вода. Там есть эта новая черная пластиковая труба. Позже мы сможем поставить туалет и ванную. На этой неделе он займется крышей. Если позволит погода. Но все и так уже хорошо. Мы тоже можем переезжать, прочь из этого ужасного мотеля. Я заеду за продуктами и керосиновыми лампами. Ты приедешь с девочками и лодкой завтра утром.

Быстрые, отрывистые жесты и слова. Сжатые руки, будто она держит поводья норовистой лошади. Она охвачена нетерпением.

Тетушка была в доме одна. Звук ее шагов разносился по комнатам. Звон ложки о тарелку. Это теперь ее дом. Вода величественно закипает в чайнике. Наверх. Но когда она поднимается по ступеням, входит в комнату, ей кажется, что она не идет по дому, а путешествует по опасному ландшафту, полному скрытых воронок, карстовых пещер, провалов, которые оставались невидимыми до тех пор, пока она не оказывалась в их власти.

Урна с прахом брата стояла на полу, в углу.

— Хорошо, — сказала она и подняла ее. Понесла ее вниз и затем вышла с ней из дома.

Был яркий день. Море блестело, украшенное штрихами крыльев чаек. Ее тень бежала от нее прочь. Она зашла в новый туалет и высыпала прах в дыру. Подхватила юбки и села. Полилась моча. Мысль о том, что она, его собственный сын и внуки будут ежедневно справлять свои нужды на его останки, останется с ней навсегда. Это будет ее секретом.

В субботу утром приехал Куойл с дочерьми. На задних сиденьях громоздились чемоданы, позади, во взятом напрокат прицепе, качалась лодка. Он проехал по выровненной дороге. От того места, где заканчивалась хорошая дорога, ведущая к перчаточной фабрике, до самого дома бульдозер проложил ровную прямую. Под деревьями лежал новый гравий. Облака, оловянные и зубчатые, и океан цвета сока. Солнце прорвалось сквозь облака, как форель сквозь ячею.

— Дом с лестницей, — сказала Саншайн, увидев леса.

— Пап, а я думала, что дом будет новый, — сказала Банни. — Что Деннис сделает его новым. А он такой же, как был. Он некрасивый, пап. Я ненавижу зеленые дома. — И она бросила на него пронзительный взгляд. Неужели он ее обманул?

— Деннис все починил внутри. Позже мы можем выкрасить дом в другой цвет. Но сначала нам надо залатать дыры и починить его там, где он обветшал.

— Красным, пап. Давай покрасим его в красный цвет.

— Ну, это решать тетушке. Это, в общем-то, ее дом. Может, она не в восторге от красного цвета.

— Давай и ее выкрасим в красный цвет, — сказала Банни и засмеялась, как гиена.

Куойл припарковался рядом с грузовичком тетушки. Ему предстоит еще повозиться с лодкой и прицепом в воскресенье. Деннис Баггит был на крыше, укладывая кровлю, которую ветер рвал у него из рук. Тетушка открыла дверь и пропела: «Та-ДА!»

Гладкие стены и потолки, на штукатурке еще заметны следы мастерка, свежие подоконники, сохранившиеся ценники на чумазых окнах. Запах дерева. Матрасы, прислоненные к стене. Комната девочек. Банни положила себе на голову древесные стружки.

— Эй, пап, смотри, у меня кудряшки! Посмотри на мои кудряшки! — Пронзительный крик, почти истерика. Куойл снял с ее свитера крошки расплавившегося сыра.

На кухне тетушка набрала воды в раковину, включила газовую плиту, чтобы показать, что все работает.

— Я приготовила кастрюльку тушеной трески, — сказала она. — Деннис принес домашнего хлеба, который Бити печет сама. Тарелки и ложки я привезла сюда заранее. Есть масло и кое-что из основных продуктов питания. Скоропортящиеся продукты лежат в этом ящике со льдом. Тебе нужно будет приносить лед. Я не знаю, когда мы сможем привезти сюда газовый холодильник. Племянник, тебе придется какое-то время довольствоваться надувным матрасом и спальным мешком, в твоей комнате. Но у нас, девочки, есть кровати и пружинные матрасы.

Куойл и Банни собрали из широких досок и пильных козлов стол.

— Как тяжело, — сказала Банни, оседлав свой конец доски и задыхаясь в притворном изнеможении.

— Да, — сказал Куойл, — но ты очень сильная.

Его толстенькая, бесхитростная девочка с беспокойным характером была прекрасной помощницей в том, что касалось досок, камней и ящиков. Кухонные дела интересовали ее только в том случае, если ей предлагали поесть.

С крыши спустился Деннис, ухмыльнулся, посмотрев на Куойла. В нем не было ничего от Джека Баггита, кроме взгляда, которым он время от времени оценивал глубину неба над горизонтом.

— Прекрасный хлеб, — сказал Куойл, отправляя в рот очередной кусок.

— Да, Бити печет его каждый день. Каждый день, кроме воскресенья. Вот.

— И хорошая рыба, — сказала тетушка. — Все, что нам нужно, — это стручковая фасоль и салат.

— Вот что, — сказал Деннис. — Скоро будет прилив, принесет водоросли. Разбейте сад. Водоросли — хорошее удобрение.

После полудня Куойл и Банни затирали швы влажной губкой до тех пор, пока те не стали совсем гладкими. Банни была старательным помощником. Но очень любопытным. На крыше стучал молотком Деннис. Тетушка шкурила подоконники и накладывала грунтовку.

С последними солнечными лучами Куойл проводил Денниса до нового причала. Они прошли тетушкин шутливый сад: галечник с выложенным на нем клочкастым мхом. По мху были разбросаны камешки с отверстиями, ракушки, куски кораллов и белый камень, напоминающий звериную голову.

— Спусти свою лодку на воду и привяжи ее. Ты ведь это можешь? — сказал Деннис. — Приладь к ней пару старых покрышек, чтобы не билась бортами.

Деннис отдал швартовы, заскочил в собственную лодку и растворился в сумраке, на попутном потоке. Маяки на мысах начали мигать. Куойл поднялся на скалу. Он шел к дому, окнам, заполненным оранжевым светом от ламп. Он повернулся, чтобы еще раз посмотреть на бухту. След от лодки Денниса напоминал белые волосы.

На кухне тетушка тасовала и раздавала карты.

— Когда я была еще девочкой, мы играли вечера напролет, — говорила она. — В старые игры, сейчас их уже никто не помнит. Французский бостон, юкер, джамбон, четверки. Я помню каждую.

Карты шлепали о стол.

— Мы будем играть в четверки. Итак, каждый валет, открытый сдающим, приносит ему очко. Так, трефы козыри.

Но дети не понимали и быстро бросили свои карты. Куойл хотел читать книгу. У тетушка лопнуло терпение.

— Это ваше вечное недовольство! — Но чего она ожидала? Хотела воссоздать какой-то особенный вечер из своего прошлого?

Куойл рассказывал своим дочерям истории при тусклом свете лампы. Там были коты-путешественники, разведывавшие новые земли, птицы, игравшие в карты и терявшие их на ветру, и девочки-пиратки со спрятанными сокровищами.

Он спустился вниз и посмотрел на тетушку, сидящую за столом. Наконец-то она дома. Рядом с ней стоял пустой стакан из-под виски.

— Как тихо, — сказал Куойл. прислушавшись.

— Рядом море. — Будто где-то открывалась и закрывалась дверь. И слышалась приглушенная песня тросов.

Куойл проснулся в пустой комнате. Серый свет. Ритмичный стук. Это билось его сердце. Он лежал в спальном мешке на полу, посередине комнаты. Рядом стояла свеча. Он чувствовал запах воска и страниц книги, раскрытой рядом с ним, запах пыли в трещинах пола. В окно лился мягкий свет. Снова раздался стук, и на самой высокой филенке окна показалась движущаяся тень. Птица.