Какое-то время они дружили, Куойл, Партридж и Меркалия. Они были разными: Партридж — чернокожий, маленький, неутомимый путешественник по жизни, любитель разговоров на всю ночь. Меркалия, вторая жена Партриджа, обладала кожей цвета коричневого пера на темной воде и горячим, острым умом. Куойл был большим и белым и с трудом шагал по своему пути, ведущему в никуда.

Партридж мог легко предугадывать грядущие события, будто его мозг был каким-то образом подсоединен к будущему. Он родился с лишней мембраной в головном мозге, в три года стал свидетелем того, как шаровая молния отскочила от пожарной лестницы, и видел во сне огурцы накануне дня, когда брата его жены покусали шершни. Он был уверен в своей удаче. Он умел пускать из дыма кольца совершенной формы. Свиристели всегда останавливались у него во дворе на отдых во время миграционных перелетов.

Сейчас во дворе, глядя на Куойла, который напоминал в своем костюме пса, наряженного для фотосессий, Партридж поймал себя на одной мысли.

— Эд Панч, исполнительный редактор газеты, в которой я работаю, ищет дешевого репортера. Лето закончилось, и все его студентишки разбежались по своим норам. Газетенка бросовая, но там можно поработать пару месяцев, пока не найдешь что-нибудь получше. А что, вдруг тебе понравится быть репортером!

Куойл кивнул, прикрывая рукой подбородок. Если бы Партридж предложил ему спрыгнуть с моста, то он, по меньшей мере, свесился бы с перил. Это же совет друга!

— Меркалия! Я оставил тебе корочку, радость моя! Это самое вкусное. Иди-ка сюда.

Меркалия закрыла ручку колпачком. Устала от описания молодых дарований, кусающих ногти, нервно ходящих вокруг стульев в гостиной, фонтанирующих немыслимыми идеями и поднимающих пыль с роскошных ковров.

Эд Панч говорил откуда-то из глубин своего рта. Во время разговора он рассматривал Куойла и заметил его дешевый твидовый пиджак размером с накидку для лошади, и ногти, которые выглядели так, будто их постоянно прикладывали к точильному камню. Он почуял в Куойле покорность и догадался, что перед ним человек с характером не тверже мягкого масла.

Глаза Куойла зацепились за картинку на стене, покрытой пятнами от сырости. Он разглядел шероховатое лицо, глаза, как стеклянные шарики, бахрому из волос, выбивающихся из-под воротника и каскадом спускающихся поверх его накрахмаленного края. Кто там, в обитой рамке, дедушка Панча? Он стал думать о предках.

— Это семейная газета. Мы печатаем оптимистические истории с упором на общественные ценности.

«Мокингберд Рекордз» специализировались на раболепных анекдотах о местных бизнесменах и очерках о народных любимцах. На ее тоненьких страницах печаталась масса головоломок и конкурсов, авторских колонок, очерков и комиксов. Там всегда была анкета, чтобы помочь читателю ответить на вопрос: «Являетесь ли вы скрытым алкоголиком?»

Панч вздохнул, сделав вид, что принимает трудное решение.

— Я поставлю тебя в раздел муниципальных новостей, будешь помогать Элу Каталогу. Он введет тебя в курс дела. Он же будет давать тебе задания.

Зарплата была жалкой, но Куойл об этом не знал.

Эл Каталог с лицом, похожим на пучок стерни, с блестящим ртом, отметил что-то ногтем в списке заданий. Его взгляд отскочил от подбородка Куойла, как молоток от гвоздя.

— Так, собрание совета по планированию будет для тебя хорошим началом. В начальной школе. Почему бы тебе не сходить туда сегодня вечером? Посидишь на маленьких стульчиках. Запишешь все, что услышишь, напечатаешь. Максимум пятьсот слов. Возьми с собой диктофон, если хочешь. Покажешь мне свою работу до полудня. Сначала дашь мне и только потом отнесешь тому черномазому сукину сыну за столом.

Этим черномазым сукиным сыном был Партридж.

Куойл сидел на собрании на задних рядах и писал в блокноте. Придя домой, печатал и перепечатывал за кухонным столом всю ночь. Утром, с кругами вокруг глаз и нервный от выпитого кофе, он отправился в комнату новостей. И ждал Эла Каталога.

Эд Панч, всегда приходивший первым, проскользнул в свой кабинет, как угорь в каменную щель. Начался утренний парад. Человек, отвечающий за страницу с основными статьями, размахивал пакетом с кокосовыми пончиками; высокая китаянка с глянцевыми волосами, пожилой тиражист с руками, похожими на стальные тросы, две женщины-макетчицы, фоторедактор во вчерашней рубашке с пятнами под мышками. Куойл сидел за своим столом и щипал подбородок, опустив голову вниз и делая вид, что правит свою статью. Она была на одиннадцать страниц.

В десять часов появился Партридж. Красные подтяжки, льняная рубашка. Он кивнул и протопал через всю комнату новостей, сунул голову в угол Панча, подмигнул Куойлу и устроился за своим письменным столом.

Партридж ужасно много знал: что мокрые веревки выдерживают больший груз и почему вареные яйца вращаются быстрее, чем сырые. С наполовину закрытыми глазами и чуть закинутой назад головой, в легком трансе, он мог цитировать статистику бейсбола так, как древние читали «Илиаду». Он переделывал банальную прозу, стряхивал пыль с имитаций Джимми Бреслина.

— Где эти репортеры прошлых лет? — бормотал он. — Кусающие ногти, резкие, много пьющие ночные ястребы, которые действительно умеют писать?

Куойл принес ему свою статью.

— Это еще не все, — сказал он, аккуратно складывая страницы, — поэтому я решил показать это тебе.

Его друг не улыбнулся. Он был на работе. Несколько секунд он читал, потом поднял лицо к флюоресцентному свету.

— Если бы Эдна была здесь, то просто порвала бы это. Если бы это увидел Эл, то посоветовал бы Панчу избавиться от тебя. Ты должен все переписать. Вот, садись. Я покажу, что здесь не так. Говорят, что репортера можно сделать из кого угодно. Вот на тебе и попробуем.

Именно этого ожидал Куойл.

— Твой тезис, — сказал Партридж, — Господи Иисусе! — Он стал читать вслух высоким голосом, нараспев.

— «Вчера вечером Совет по планированию Пайн-Ай большинством голосов принял решение о внесении поправок в ранее предложенные рекомендации к Поправке к Муниципальному законопроекту. Это увеличит минимальный размер наделов частной собственности во всех районах за исключением центра города до семи акров». Как будто читаешь цемент. Слишком длинно. Невообразимо длинно. Путано. Никаких человеческих интересов. Никаких цитат. Скучно. — Его карандаш летал над предложениями Куойла, перемешивая и перемещая. — Короткие слова. Короткие предложения. Разбей это. Посмотри на это, посмотри на это. Вот здесь твоя точка зрения. Это новости. Перемести это наверх.

Он выхватывал слова оттуда, где они стояли. Куойл наклонился поближе и смотрел, волнуясь и ничего не понимая.

— Так, ладно. Попробуй вот так. «Во вторник во время напряженного вечернего собрания член Совета по планированию Дженис Фоксли отказалась от своих полномочий. «Я не собираюсь здесь сидеть и наблюдать за тем, как выживают и распродают бедных людей этого города», — сказала Фоксли. За несколько минут до отставки Фоксли Совет принял новый законопроект большинством голосов: 9 к 1. Новый закон позволяет увеличить минимальный размер земли, находящейся в частной собственности, до семи акров». Не слишком остроумно, никакого стиля, и по-прежнему слишком длинно, — сказал Партридж, — но это уже будет ближе к делу. Понял? Почувствовал, что такое новости? Что ты должен ставить на первое место в изложении содержания статьи? Вот, смотри, что ты можешь сделать. Попробуй закрутить сюжет.

Огонь Партриджа не зажег искры в Куойле. Спустя шесть месяцев Куойл по-прежнему не понимал, что такое новости, и не умел схватывать детали. Он боялся всего, за исключением двенадцати или пятнадцати глаголов. Имел пагубную склонность к ложному страдательному залогу. «Губернатору Мерчи был вручен букет первоклассницей Кимберли Плад», — написал он. Эдна, резкий на язык литературный обработчик, встала и заорала на Куойла: «Ты, лоботомированный идиот! Как можно вручить букет первоклассницей?» Куойл стал еще одним примером современного наполовину образованного человека, решившего заняться журналистикой. Выстроить бы их всех вдоль стены!