Куойл кивнул, но на его лице по-прежнему не было никакого выражения. Тетушка вздохнула и подумала, что если бы только она могла пересадить свою старую плоть на молодые кости, то давно бы сделала все сама. Она смогла бы устроиться на новую работу, управлять лодкой, восстановить дом и пережить смерть неверного супруга. Она подхватила пачку набросков и списков с длинными колонками расчетов и разложила их по столу. Крепкие пальцы, ровно обрезанные ногти.

— Жаль, что я не могу найти мой калькулятор, — сказала она. — Деннис тут все рассчитывает, ему приходится все суммировать трижды, и он часто сбивается. Похоже, я совсем разучилась считать. Говорят, если будешь десять раз в день решать арифметические примеры, то старческий маразм тебе не грозит. Правда, если этому верить, то все банкиры должны быть настоящими гениями, а это не так. Банкиры — самые твердолобые существа на земле. — Куойл развернул стул и изобразил заинтересованность. «Мужчина остается равнодушным к судьбе своего родового гнезда».

— Самая большая сложность заключается в утеплении. Если мы будем жить в доме, то нам нельзя ломать всю штукатурку и обшивку. На это уйдет слишком много времени, и мы можем задохнуться от пыли. Поэтому у него есть другая идея. Он предлагает набить новую обшивку прямо поверх старой, положить сверху утеплитель и закрыть его древесной плитой. Получится дом внутри дома. Это хорошо, особенно потому, что я не хочу никакой пластмассовой ерунды на стенах снаружи. Он говорит, мол, виниловая наружная обшивка удерживает тепло, ее не надо красить, и ее всегда можно купить. А я говорю, что не соглашусь отделать ею даже свой гроб.

Она в два глотка выпила свой виски, позвякивая единственным кубиком льда. Куойл удивился, увидев, что она наливает себе вторую порцию. Умерла старая собака.

— Что ты хочешь сделать с Уоррен?

— Нет смысла пытаться ее похоронить, — сказала она. — Здесь сплошные камни. Я бы лучше отвезла ее к морю и простилась с ней там. Коротко проводить, ну, знаешь, сказать пару слов. Я хотела съездить на побережье и найти подходящее место. И отдать ее волнам. Бедная Уоррен. Она не успела испытать здесь счастья. Так и не смогла по-настоящему порадоваться открытому пространству, прогулкам по берегу. Собаки это любят.

— Я купил сегодня лодку, тетушка. Жаль только, что не взял к ней мотор. Мы могли бы вывезти Уоррен в море. Только я не умею ею управлять.

— Не может быть!

— Может. Только Джек Баггит говорит, что она никуда не годится. Я почти ничего за нее не заплатил. Парень практически отдал мне ее даром. Пятьдесят долларов. Я хочу сказать, тетушка, даже если это плохая лодка, то она досталась нам дешево. Я взял в аренду прицеп. Теперь нам надо купить мотор. С этой лодкой я могу научиться плавать.

Тетушка выглянула в окно.

— Я не вижу ее отсюда, — сказала она. — Но ты поступил правильно. Может быть, ты сможешь поплавать с Деннисом, посмотреть, как он управляется со своей лодкой.

Раздался стук в дверь. Стук с любопытным ритмом. И снова раздалась дробь, похожая на барабанную. Где он мог слышать ее раньше? Натбим.

— Привет, привет, — сказал Натбим.

Переступая длинными ногами, он вошел в комнату, пожал тетушке руку и вручил ей бутылку коричневого вина, «Vin de France Reserve de Terre Neuve». Пожал руку Куойлу, осмотрелся с улыбкой, будто восхищаясь оригинальной обстановкой. Он сел на стул, который ближе всего стоял к Уоррен. Его колени оказались почти на уровне плеч. Мельком взглянул на саван.

— Я тут решил зайти, — сказал он. — Чтобы рассказать тебе о моей лодке. В редакции невозможно разговаривать. Я бы мог подсказать тебе кое-что насчет той лодки, что ты купил. Старик Баггит был к ней суров. Ты можешь найти ей применение, только будь очень осторожен. Мне здесь больше не с кем поговорить. Я ни с кем не разговаривал с тех пор, как приехал сюда. Прошло уже восемь месяцев, как я слышал цивилизованную речь. Вот я и сказал себе: зайду-ка я к ним после ужина, познакомлюсь с мисс… миссис…

— Хамм, — сказала тетушка. — Мисс Агнис Хамм.

— Очень приятно, мисс Хамм. Знаете, настоящая трагедия местной жизни заключается в том, что тут нигде не слушают музыку. Я принес кое-что из моих записей. Немного йеменских ритмов, чуток алжирских, кое-что из поэзии. Всякие такие вещи. Вдруг у вас есть магнитофон. Нет? Да, похоже, это место — настоящая дыра. Значит, вы должны зайти ко мне и послушать записи. Правда, у меня довольно маленькое жилище. Я живу в трейлере. Но вы сами увидите. Вы должны прийти ко мне, попробовать мои блюда с карри. Знаете, я даже здесь кое-что записал. Так, странного юнца на гастролях в том месте, где я сломался. Он там что-то вроде местного эксперта по «музыке подбородка», как они ее называют. Никаких инструментов: просто выбирает регистр и начинает изливать поток назальных звуков. Как аукционер на продаже табака: «Уанги-адл-адл-адл-адл-уанги-дудл-а!»

Тетушка встала.

— Джентльмены! У меня был длинный и тяжелый день, и я умираю от голода. Как вы отнесетесь к тому, чтобы спуститься вниз, в единственную и неповторимую столовую мотеля Тикл, чтобы откушать тарелочку замечательной трески? Мистер Натбим? — Она пыталась угадать, был ли его нос таким плоским с самого рождения или претерпел усовершенствования позднее.

— О, я уже поужинал. Карри. Но я спущусь с вами. Вы будете есть, а я разговаривать. Пожалуй, я могу выпить пива.

Куойл заказал ужин из жареной болонской колбасы. Это было единственным пунктом меню, который он не пробовал. Вечер за вечером он наблюдал за тем, как за соседними столами люди с жадностью и аппетитом поглощали ужин, и думал, что им наверняка были поданы какие-то фирменные блюда. Принесли тарелку с толстыми кольцами колбасы, жареной картошкой и соусом, консервированным турнепсом и комком консервированной фасоли в стручках. Все было подогрето в микроволновке. Самые сильные ощущения от ужина сводились к обжигающему жару и огромному количеству соли. Тетушка облокотилась на стол и, казалось, слушала Натбима.

— Так я там и оказался, бродил возле лодочных мастерских, куда заходили все лодочных дел мастера. Бередил свою душевную рану, прислушивался, задавал вопросы. Замечу, что о лодках я не знал ничего и никогда ничего не строил, кроме короба для дядюшкиного тостера. Не ходил под парусом и не путешествовал. Я всегда летал на самолетах. Но я все прилежно слушал и был полон решимости исполнить свою мечту. Меня захватила сама идея. Постепенно я придумал устройство, которое мог бы построить сам и которое не тонуло бы в воде. Такую модернизированную китайскую джонку из клееной фанеры с полной парусной оснасткой. Знаете, китайцы забыли о мореплавании больше, чем знал весь мир, вместе взятый. Они изобрели компас, водонепроницаемые отсеки, кормовой руль и самый удобный в мире парус. Джонки — древние лодки, им больше пяти тысяч лет, но они потрясающе держатся на воде и годятся для долгих морских путешествий. И я всегда обожал китайскую поэзию.

— Это блюдо довольно соленое, — сказал Куойл официантке, как бы извиняясь. — Мне бы надо чего-нибудь попить. Когда вы освободитесь, пожалуйста.

Красное лицо тетушки склонилось над тарелкой. Складки вокруг ее губ походили на скобки. Было не понятно, слушает ли она Натбима или парит где-то над Гималаями.

Натбим проглотил свое пиво и сделал жест, чтобы ему принесли еще. Раз уж официантка оказалась рядом.

— Все это время я занимался тем, что писал книжные обзоры для изысканных журналов, специализировавшихся на критике, понятной только редакторам. Злобные резкие статейки. Хорошенько растряся своего дядюшку и живя на одном бульоне, я сумел накопить достаточно денег, чтобы построить дома лодку из сантиметровой клееной фанеры. Эх, мисс Хамм, если бы вы ее видели, когда я ее закончил. Она была уродлива. Это было несуразное и страшное создание общей длиной восемь с половиной метров с полутораметровой тягой и одним-единственным парусом, который, правда, был приличного размера — сто пять квадратных метров, балласт и руль располагались на корме. Она получилась тяжелой и нерасторопной. И очень уродливой. Я сделал ее еще страшнее, выкрасив в крысиный коричневый цвет. Вместо матраса у меня был кусок поролона и спальный мешок. Деревянные ящики заменяли стул и стол. И все. Сначала я просто отирался возле берега. Удивлялся тому, как она удобна и как ею легко управлять. Парус был настоящим чудом. Я сейчас расскажу вам интереснейшую историю о том, как я его получил.