Редакторская страница изобиловала обличительными речами на тему провинциальной политической деятельности. Там были настоящие публичные выступления, пестревшие эпитетами. «Болтушка» оказалась твердым орешком. Она смотрела жизни прямо ее в хитрые, налитые кровью глаза. Жесткая маленькая газета. У Куойла появилось тревожное чувство, будто он стоял на игровой площадке и наблюдал за играми, правил которых не понимал. Это было совершенно не похоже на «Мокингберд Рекордз». Он не знал, как такое писать.

Утром, во второй вторник, дверь кабинета Джека Баггита распахнулась настежь. За ней показался он сам, с сигаретой за ухом, развалившийся на деревянном стуле и говорящий многозначительное «Гм!» в трубку телефона. Двумя взмахами правой руки он пригласил Куойла зайти.

Куойл сидел на стуле с расщепленной передней кромкой, которая впивалась ему в ноги. Рука прикрывала подбородок. Из-за перегородки до него доносились звуки из радио Натбима, цокот клавиш компьютера и скрип пера, которым Билли Притти делал записи, время от времени окуная его в пузырек с чернилами.

Джек Баггит был не похож на редактора газеты. Маленький человечек с красным лбом. Куойл решил, что ему где-то между сорока пятью и девяносто пятью. Покрытый щетиной подбородок, дряблая шея, свисающие волосы. Коричневатые от постоянного курения пальцы. Он был одет в комбинезон, покрытый рыбьей чешуей, а на выглядывавших из-под стола ногах виднелись резиновые сапоги с красными подошвами.

— О, да! — сказал он пугающе громким голосом. — О, да. — И повесил трубку. Зажег сигарету.

— Куойл! — В его сторону метнулась рука, и Куойл ее пожал. Ощущение было, будто он сжал в руке кожаную ручку котелка.

— Туман и мало дождя. Вот, Куойл, мы находимся в офисе «Болтушки». Теперь ты работаешь в этой газете, дела у которой идут хорошо, и я расскажу, как я додумался до того, чтобы этим заняться. Чтобы тебе сразу стало все ясно. Как ты понял, я не учился журналистике. — Он выпускал струи дыма из уголков рта и смотрел на потолок, словно моряк на звездное небо.

— Моему прапрадедушке пришлось пойти на каннибализм, чтобы выжить. Мы поселились в бухте Мучной Мешок, прямо здесь. Сейчас от этих людей осталось лишь несколько семей. Баггиты рыбачили в этих водах, охотились на тюленей, делали все, что требовалось для выживания. Раньше рыболовство позволяло хорошо жить. Когда я был молод, рыбачили только в прибрежной зоне. У всех были свои ялики, свои сети. Самым сложным было найти рыбу. Правду старики говорят: «На рыбу бубенец не повесишь». Билли Притти лучше всех умел ее искать. Весь залив знал, как дыры на своем матрасе. Он может перечислить тебе все донные впадины на этом побережье, вот тебе крест.

Так вот, работали мы как проклятые, держались, сколько было сил, урывали сон кусками, как получится. Ночами работали при факелах. Вода разъедала наши руки и запястья, но мы не сдавались. Знаешь, с тех пор, как я узнал рецепт лекарства, кожа на руках у меня больше не болела. Если подрежешь ногти в понедельник — лишишься их навсегда. Сейчас все так делают! Знаешь, как быстро ловкая рука может чистить рыбу? Нет, вижу, что не знаешь. Если я тебе скажу: тридцать рыбин в минуту, ты все равно ничего не поймешь. А ты подумай. Вычистить тридцать рыбин за одну минуту! Моя сестра даже не мечтает об этом! — Он остановился, посидел, восстанавливая дыхание. Зажег еще одну сигарету, выпустил струю дыма.

Куойл попытался представить себя соревнующимся с мастерами по чистке рыбы, заваленным скользкой ледяной волной рыбьих тел. Петал плыла прямо перед ним в длинном платье из платиновых чешуек. Ее обнаженные руки были похожи на серебро; белый рот.

— Тогда была сложная жизнь, но она приносила удовлетворение. Хотя и было трудно. А в старые дни, так и вовсе ужасно трудно. Ты еще услышишь истории, которые за один вечер заставят тебя поседеть. Я сам могу тебе их рассказать. Были дикие места, где не было законов или люди творили, что хотели. Я думаю, ты-то должен об этом знать, раз ты тот, кто ты есть. Но все меняется. Когда это проклятое место отказалось от старой тяжелой жизни ради союза с Канадой, что мы получили? Медленно, но верно у нас появилось правительство. Да, Джои Смолвуд сказал: «Ребята, швартуйте ваши лодки, жгите сушилки для рыбы и забудьте о рыболовстве. Для каждого мужчины, жителя Ньюфаундленда, найдутся по две работы». — Он невесело рассмеялся и зажег еще одну сигарету. — Ну что, я был молодой и поверил ему. Со всем соглашался лет десять или около того. Конечно, мне всего этого хотелось: электричества и дорог, телефона, радио. Конечно, я хотел здравоохранения, почты, хорошего образования для детей. Что-то из этого получилось. Но не сбылось то, что он сказал про работу.

Рыболовство стало угасать и за сорок лет практически исчезло. Проклятое правительство Канады раздает права на рыбную ловлю всем странам без разбору, но нас держит в стороне. Чертовы иностранные траулеры. Вот куда делась вся рыба. Потом этот проклятый «Гринпис» пытается помешать охоте на тюленей. Ладно, решил я, когда понял, что рыбной ловлей мне не прокормиться. Ладно, я буду умнее, я буду соглашаться во всем с правительственным планом. Поэтому я поехал в агентство по трудоустройству в Канаде, в Якорной Лапе, и сказал: «Вот он я. Мне нужна работа. Что у вас для меня есть?» А они мне: «А что ты умеешь делать?» А я отвечаю: «Рыбу ловить. Зимой лес валить». А они: «Нет, нет. Нам не нужны рыбаки. Мы обучим тебя востребованной профессии». Понимаешь ли, они развивают нашу промышленность. Чтобы была работа для всех.

Сначала они сунули меня на чертову сыромятню в порту Тихоходном. Там работало только десять или пятнадцать человек, потому что она еще не была запущена на полную мощность. Научили меня там ремеслу: как бросать вонючие шкуры, которые привезли из Аргентины или еще откуда-то, в баки. Я занимался этим полные четыре дня, потом у них закончились шкуры, и больше их уже не привозили. Так что мы либо просто сидели, либо мыли полы. Ну, я и вернулся домой и рыбачил, пока мог. Потом снова поехал в Канаду, в агентство по трудоустройству. «Помогите, — говорю, — мне нужна другая работа». А они: «Что ты можешь делать?» — «Ловить рыбу, валить лес, бросать шкуры в баки целыми днями и мыть полы». — «Нет, нет. Мы тебя научим. Будем развивать промышленность Ньюфаундленда».

Они отправили меня в Сент-Джонс, где был большой завод, который собирался выпускать промышленную технику. Всякие там машины, комбикормовые заводы, дробилки для камней и орехов, алмазные дрели. Вот было чертово место! Огромное. Никогда не видел ничего подобного. Завод на пять миллионов долларов. Но там никого не было. Так я туда поехал, получил комнату, в которой жил со старым вонючим жуком, и стал ждать. Сидел я там, полуголодный, пытаясь чем-то себя занять, и ждал, пока откроется этот чертов завод. Он так и не открылся. Не выпустил ни одной машины. Так я вернулся домой и рыбачил еще один сезон. Приходит осень, я еду в агентство и говорю: «Жизнь становится все тяжелее. Мне нужна работа». Я тогда все еще верил, что они что-нибудь для меня найдут, со всем этим развитием промышленности, и так далее. «Ну, — говорит мне парнишка из агентства, — и на старуху бывает проруха, Джек. Но мы что-нибудь для тебя подберем. Мы отправим тебя на Третью Мельницу в Хайпенвилле. Будешь делать там картонные прокладки».

Я проработал в этом сумасшедшем доме три месяца. Его закрыли. Дальше мне сказали, что с моим опытом я могу рассчитывать на хорошую работу либо на нефтеочистительном заводе на Птичьем Крыле, либо на электростанции в Падении Эдема. Нефтеочистительный завод пока не работал, поэтому они помогли мне заполнить длиннющее заявление о приеме на работу и велели ехать домой и ждать письма из Падения Эдема. Вот я и жду до сих пор. Ну да, они начали это дело, но рабочих мест мало. Так вот, посидел я дома, порыбачил, сколько мог. Голодное было время. Моя жена заболела, у нас стало все заканчиваться. Это было самое плохое время. Мы потеряли старшего сына, ну, знаешь. И поехал я по старым следам. «Ребята, дело плохо. Мне нужна работа». Они сказали, что у них есть для меня очень подходящее место, которое ждало меня все эти трудные годы. Находилось оно на другой стороне бухты, на перчаточном заводе! Прямо там, Куойл, рядом с вашим домом на мысе. Они собирались шить там кожаные перчатки. Подали они это так, будто бы правительство построило эту фабрику исключительно для меня. Они сказали, что я идеально подхожу для этого места потому, что у меня есть опыт работы на сыромятне. Да я был практически профессионалом в том, что касалось изделий из кожи! Да мне даже могут дать должность начальника! Как думаешь, я обрадовался? Прислали они паром. Огромная толпа народу пришла в первый день. Так вот, мы приехали, вошли внутрь и увидели там много людей, славную кафешку, огромные баки из нержавейки для покраски, швейные машины и столы для кройки. Там не было всего лишь двух вещей: того, кто знает, как шить перчатки, и кожи. Видишь ли, кожа на перчатки должна была прийти из той сыромятни, на которой я несколько лет назад работал. Она закрылась, но никто не сказал об этом тем, кто строил фабрику, и ребятам в агентстве по трудоустройству. Вот так.