Она прочла сведения, записанные в свидетельстве о рождении, поразмышляла немного над ними и над прочерком в одной графе – и положила его в ящик комода вместе со страховым полисом, облигациями выигрышного займа и фотографией Сэди, ее любимого терьера. Прошло очень много времени, прежде чем она снова взглянула на свидетельство о своем рождении.

С раннего детства Тереза интересовалась модой. Она любила наряжаться, разгуливала по дому в маминых туфлях и старых платьях, которые Дорин специально откладывала для ее игр, ее любимой куклой была Синди, обладательница очень богатого гардероба. Тереза никогда не любила играть в дочки-матери со своими куклами, и они валялись, преданные забвению, но обожала одевать и раздевать Синди, экономила свои карманные деньги на покупку новых нарядов для куклы в местном магазине игрушек.

Помимо интереса к одежде, у Терезы были способности к рисованию, да и шить она научилась без особых усилий. К 12 годам она управлялась с маминой швейной машинкой лучше самой Дорин, у которой обычно то шпулька застревала, то иголка рвала нить.

– Дай, я сделаю, мама, – говорила Тереза, видя, как мать с грехом пополам пришивает пуговицу или подшивает подол. – Боже мой… делай вот так… смотри, как это просто!

– Тебе, может быть, и просто, – отвечала Дорин, с благодарностью следуя указаниям дочери и размышляя о том, что у приемного ребенка есть свои преимущества – нельзя заранее знать, в чем проявятся его таланты, – ведь ты и понятия не имеешь, на кого он будет похож.

Однако несмотря на явные способности Терезы, ее намерение стать модельером было воспринято как нелепая причуда. В местном понимании такому занятию, как правило, не посвящали себя обыкновенные девочки из обычных семей.

– Почему бы тебе не подумать о том, чтобы приобрести настоящую профессию? – уговаривала ее Дорин. – Ты всегда сможешь заниматься шитьем ради собственного удовольствия, но деньги этим занятием не заработаешь. Времени на это уходит много, а платят мало.

– Я не собираюсь шить сама, – терпеливо объясняла Тереза. – Это будут делать другие, а я хочу создавать модели одежды.

Дорин снисходительно качала головой. «Придет время, и Тереза сама спустится с небес на землю», – думала она. Но время шло, а Тереза не отказывалась от своего намерения, и, к удивлению Дорин, учителя Терезы и не думали отговаривать ее от этого. В 16 лет она окончила колледж с отличием по классам шитья и рисунка, и еще до объявления результатов была безоговорочно принята на подготовительный курс расположенного неподалеку от дома художественного училища.

– Не води компанию с кем попало, – наставляла ее Дорин, твердо уверенная, что от студентов училища можно ждать чего угодно, а в училище, как пить дать, полным-полно наркотиков.

Тереза только смеялась.

– Мне придется вкалывать до седьмого пота, так что на разные глупости и времени не будет, – говорила она, успокаивая мать, и некоторое время спустя Дорин перестала тревожиться. Тереза действительно работала не покладая рук. «Все, кому кажется, что стать художником легко и просто, сильно ошибаются», – думала Дорин, отправляясь поздним вечером спать, когда Тереза все еще трудилась над каким-нибудь эскизом или рисунком.

Этот год можно было бы назвать удачным для Терезы, если бы его не омрачила скоропостижная смерть Леса. То, что он считал обычными приступами несварения желудка, оказалось на самом деле симптомом тяжелого заболевания сердца. Однажды вечером накануне Рождества, когда Дорин уехала в Лондон за покупками, Тереза, возвратившись домой из училища, нашла отца лежащим без сознания на полу в кухне. Она на всю жизнь запомнила охвативший ее ужас, когда, войдя в дом, нагруженная, как всегда, портфелем и папкой с рисунками для сборника детских стихов – ее очередного задания, – она крикнула «Привет, кто дома?» и, заглянув в дверь теплой, но странно притихшей кухни, вдруг увидела вытянутые ноги отца, выглядывавшие из-под большого кресла с подголовником.

– О Господи, папа! – в панике закричала она, опускаясь на колени возле неподвижного тела. Сначала она попробовала сделать ему искусственное дыхание – в школе она получила элементарные навыки оказания первой помощи, – затем, набрав 999, вызвала по телефону «скорую помощь», потом снова попыталась помочь отцу восстановить дыхание. Проделывая все это, она так дрожала, что ей едва удавалось сосчитать секунды между вдохами, и она уже понимала, что все бесполезно. Когда спустя несколько минут, показавшихся ей часами, прибыла бригада медиков на «скорой», она по их лицам поняла, что отцу уже ничем нельзя помочь. Позднее Тереза узнала, что он умер по меньшей мере за час до ее прихода, и хотя это было облегчением для нее, потому что ни один самый опытный врач не смог бы спасти его к тому времени, как она вернулась домой, она все-таки чувствовала себя виноватой. Не задержись она в училище, успей на предыдущий автобус, останься в тот день дома, вместо того чтобы пойти в училище и участвовать в предрождественской суете, она была бы дома, когда отец потерял сознание и, возможно, удалось бы спасти его.

Рождество в том году было самым безрадостным в ее жизни. Они с Дорин подготовились к празднику как положено, потому что Дорин сказала, что отцу это было бы приятно, но украшения на рождественской елке словно насмехались над ними, ее незажженные огни напоминали им, что никогда больше не зажжет отец гирлянды, как делал это с тех пор, как Тереза помнила себя; и хотя они с матерью вместе суетились на кухне, жарили индейку, готовили хлебный соус, брюссельскую капусту и каштаны для рождественского обеда, как это бывало каждый год, ни та, ни другая не смогли заставить себя проглотить ни кусочка. Наконец, не в силах больше притворяться, они попытались заглушить свое горе с помощью бутылки абрикосового бренди, выключили телевизор, создававший атмосферу нарочитого веселья, и рано легли спать, завершив таким образом этот долгий печальный день. Рождество, думала Тереза, лежа без сна в постели с головной болью от слишком большого для нее количества выпитого абрикосового бренди, никогда уже не будет таким радостным праздником, как прежде.

Но жизнь брала свое и, несмотря на то, что пустоту образовавшуюся после смерти отца, ничто не могло заполнить, да и с деньгами стало туго, Тереза прекрасно понимала, на какие жертвы идет Дорин, чтобы она могла продолжать учебу в художественном училище, и поклялась себе, что когда-нибудь с лихвой возместит матери ее жертвы. Желание добиться успеха, чтобы обеспечить Дорин маленькие жизненные удобства, которых она заслуживала, придавало особую остроту честолюбивым устремлениям Терезы. Она всецело отдавалась работе и даже победила на национальном конкурсе, организованном одним известным текстильным фабрикантом, где выставила эскизы своих ансамблей одежды, удобных и днем, и вечером, и все преподаватели училища в один голос утверждали, что у Терезы Арнолд несомненно талант, и она еще заставит о себе говорить.

Весной перед окончанием училища Тереза принялась искать работу. Многие из ее сокурсников намеревались в начале карьеры поработать в других странах – кто-то собирался в Париж, кто-то – в Италию, а кое-кто мечтал поехать в США. Прекрасно, если можешь себе это позволить, думала Тереза, по-доброму завидуя соученикам. Она слишком стремилась к своей цели, чтобы поддаться соблазну отклониться от прямого пути ради захватывающего приключения. К сожалению, у Терезы, благодаря ее успехам, развилось ложное чувство защищенности, и она довольно поздно поняла это. Многие крупные компании, вроде «Маркса энд Спенсера», требовали, чтобы заявления были поданы до Рождества, и претендентов, надеющихся соответствовать их требованиям, было уже больше, чем надо.

Тереза весь уик-энд трудилась над письмами (и как так получилось, что почти каждый студент с их курса, по-видимому, имел доступ к компьютеру?) и отправила их в известные фирмы, но обнадеживающих ответов не получила. В некоторых содержался прямой отказ, в других – обещание внести ее фамилию в какой-то список претендентов – все это не слишком вдохновляло, потому что работа ей была нужна срочно, не позднее, чем через три месяца. Хватаясь за соломинку, она выкроила из стипендии некоторую сумму и подписалась на «Дрейперс Рекорд», тщательно просматривая публикуемые там объявления. Но они тоже не слишком обнадеживали. В основном, требовались служащие.