Салли наслаждалась отдыхом в Шиннекок-Бэй. После довольно скромного образа жизни в Лондоне ей казалось, что она очутилась в раю, и от ощущения солнечных лучей на коже и песка под ногами все проблемы казались такими далекими. Она ежедневно плавала и играла в теннис, когда удавалось уговорить Полу, и радовалась тому, что Марк может пользоваться всеми маленькими благами, которые она обычно бывала не в состоянии ему предоставить.

Идиллию омрачало нарастающее раздражение, которое вызывала у нее Пола. Конечно, между ними и раньше случались стычки по мелочам, как это часто бывает между сестрами, но теперь Салли возмущала полная поглощенность Полы собственной персоной и высокомерное отношение к окружающим. Неужели она и раньше была такой, размышляла Салли, или эта беззаботная жизнь окончательно ее испортила? Вполне возможно, если учесть, что Хьюго баловал ее сверх меры. Но, может быть, Салли просто стала старше, недосягаемое совершенство сестры уже не так сильно влияло на нее, и теперь она замечала ее недостатки и не искала, как прежде, им оправдания. Что же до послеродовой депрессии, о которой ей поведал Хьюго, то Салли не заметила абсолютно никаких ее проявлений у Полы во время их отдыха. Напротив, казалось, что Пола все время находится в каком-то возбуждении. Стоит вспомнить, как она чуть ли не истерически хохотала, когда Хьюго сообщил ей по телефону печальную новость о гибели сына сенатора, однако после этого у нее не было заметно никаких признаков того, что она расстроена этим трагическим событием. «Я уверена, что если бы такое произошло с кем-нибудь из моих знакомых, это омрачило бы мой отдых», – думала Салли, но Поле, видимо, все было совершенно безразлично.

На Хьюго же происшедшая трагедия повлияла очень сильно. Выбравшись наконец в Шиннекок-Бэй, он выглядел усталым и опечаленным, разделяя со своим другом и помощником горе и чувство вины, которые тот испытывал. Однако, как всегда, его прежде всего беспокоила Пола, и, когда они с Салли остались наедине, он сразу же заговорил об этом.

– Меня действительно тревожит ее состояние, Салли. Порой она так странно себя ведет. Ты считаешь, есть улучшение?

– Мне она кажется такой же, как всегда. Она немного взвинчена – и все. – Салли сделала паузу, пытаясь вспомнить и проанализировать поведение Полы. – А она, случайно, не беременна снова, а? Хьюго опешил.

– О Господи! Не думаю. А почему тебе так показалось?

Салли, поразмыслив, ответила:

– В ней появилось что-то такое… Не знаю, как это назвать… Какое-то тайное возбуждение. Но, может быть, это только показалось.

Хьюго улыбнулся.

– Я быт бы счастлив, если бы она забеременела, но, мне кажется, случись такое, Пола вряд ли была бы радостно возбуждена. Она наотрез отказывается иметь еще детей – как это ни прискорбно.

– И ты готов согласиться с этим? – спросила Салли, не сдержавшись.

– Я люблю ее, Салли, – просто сказал Хьюго, – и хочу лишь, чтобы она была счастлива.

– Я это знаю, Хьюго, – сказала Салли, подумав – и не впервой, – что ее сестре очень повезло.

К концу сезона отпусков скандал в связи с самоубийством Криса Коннелли перестал быть сенсацией, и Лэдди вернулся на работу, надеясь развеять печаль.

Пола, обожавшая театральные эффекты, устроила слезное прощание с Салли. На самом деле она ничуть не жалела, что сестра уезжает. Для Полы провести четыре недели вместе с каким-нибудь человеком было более чем достаточно, особенно с таким человеком, как ее сестра, которая видела ее насквозь. Кроме того, Салли постоянно напоминала ей о прошлом и о той ничем не примечательной девчонке из муниципального дома, какой она некогда была. Пола не любила вспоминать о своей небогатой семье; она постаралась забыть детские годы, желая, чтобы ее знали лишь как бывшую супермодель и жену известного модельера.

В Нью-Йорке все еще было довольно пусто – многие из ее великосветских знакомых разъехались после летнего отдыха на побережье по своим виллам во Франции, Швейцарии, Тоскане или отправились путешествовать на своих роскошных яхтах, которые они называли лодочками, но, несмотря на это, Полу ожидала целая кипа приглашений на ленчи и вечеринки, а также огромный букет от Грега с карточкой, на которой было нацарапано «С возвращением!»

Пола была в восторге от этого внимания, особенно когда Хьюго сказал ей, что давнюю подружку Грега, техасскую красавицу, наконец утомили попытки его заарканить, и она отбыла на неопределенное время во Францию, чтобы отдохнуть там с друзьями их семьи. «В ее отсутствие, возможно, удастся наконец произвести на Грега желаемое впечатление», – радостно подумала Пола и переключила внимание на кипу приглашений.

Зная, что ее недолюбливают в обществе, Пола всегда удивлялась тому, что они с Хьюго получают так много приглашений. Еще совсем недавно модельеров приравнивали по общественному положению чуть ли не к торгашам, а теперь, по-видимому, каждому казалось, что его вечеринка удастся только в том случае, если ее почтит присутствием Хьюго Варна. Помогало, конечно, и то, что она была англичанкой – нувориши с деньгами, но без корней в Старом Свете, были снобами. Она знала также, что их энтузиазм подогревался главным образом надеждой на то, что их фотография появится в «Вуменс Веар Дейли» с эффектной подписью: «Хозяйка, предпочитающая туалеты от Варны, мило беседует с самим модельером».

Пола подозревала, что до женитьбы Хьюго получал еще больше приглашений. Среди дам из высшего общества было много соломенных вдовушек, чьи мужья, обливаясь потом в банках или на нефтяных промыслах, наживали деньги, которые так любили тратить их благоверные, поэтому свободные мужчины были просто на вес золота. Но даже теперь, когда Хьюго уже не был свободен, приглашений приходило все еще очень много, и здравый смысл подсказывал Поле, что хотя бы некоторые из них следует принимать. Те самые фотографии, за которыми охотились «несчастные богатенькие девочки», привлекали также и хозяев бутиков на Пятой авеню, продававших готовую одежду из коллекций Хьюго, поскольку такие снимки были в качестве рекламы несравненно более ценными, чем любая фотография манекенщицы в шикарном туалете. Итак, сливки общества прокладывали путь, а вслед за ними, в надежде приобрести такой же шик, устремлялось все женское население Америки.

Пола просматривала приглашения, испытывая легкое раздражение оттого, что Хьюго предоставил ей одной разбираться с ними. Срок некоторых уже истек, и она мрачно подумала, что ей еще предстоит писать открытки с извинениями. Все, конечно, сочтут виноватой ее – как всегда! Даже сейчас она, казалось, слышала, как шепчутся о ней по углам. «Какая грубиянка! Не понимаю, что вообще нашел в ней Хьюго Варна!» Она заткнула уши, чтобы не слышать шепота, и просмотрела остальные приглашения.

Одно из них, лежавшее почти последним, доставило ей удовольствие. Роберт Дадли, весьма известный адвокат, давал вечеринку в честь своей невесты Кэссиди Уэллс. Это приглашение, несомненно, представляло интерес.

Кэссиди была актрисой, и, надо отдать ей должное, актрисой, делавшей кассовые сборы. В этом году она даже была названа в числе претенденток на «Оскара». Она не только талантливая актриса, но и потрясающая красавица с огненно-золотистыми волосами и зелеными, как у кошки, глазами. Она отлично выглядела в любом костюме: играя главную роль в картине из доисторических времен, она умудрилась быть настолько привлекательной в грязно-серой мешковине, что наповал сразила множество утомленных светской жизнью мужчин; но когда Кэссиди надевала туалет от Варны, она выглядела шикарно, и Хьюго, узнав, что она отдает предпочтение его моделям, решил обратить это себе на пользу: он предоставил ей огромную скидку и не раз давал напрокат уникальные модели своей фирмы, превратив ее в постоянно действующую живую рекламу. Пола встречалась с Кэссиди несколько раз, и та ей нравилась – слава не испортила Кэссиди, и, в отличие от многих актрис, она не была сосредоточена исключительно на собственной персоне. Даже то, что она носила модели Хьюго, было для нее игрой – она выбирала туалеты с восторгом маленькой девочки, которой разрешили похозяйничать в мамином гардеробе.