— Об аварии на заводе слышали?

— Слышал!

— Что вы думаете по этому поводу?

— Вы, вероятно, подозреваете меня, поэтому и арестовали. Напрасно. Я хоть и сын священника, но сочувствую Советской власти. Если хотите знать, горжусь тем, что нам, русским, выпало на долю заложить основы нового общества, о чём веками мечтали лучшие умы человечества!

— Как, по-вашему, могла произойти авария?

— Какой-то мерзавец напакостил. А кто именно, не могу себе и представить… Знаете, на что это похоже? Огромный локомотив везёт по рельсам большой состав, а кто-то цепляется за последний вагон, хочет остановить поезд!.. Тупицы! Не понимают, что история имеет свои законы. Они могут что-то испортить, вывести из строя машину, даже целый завод. Но как им остановить ход истории? Напрасные потуги!

Задерживать Агапова дольше не имело смысла, и я приказал отпустить его.

Наседкин был совсем другим. Обросший, неряшливо одетый, грязный, он тупо смотрел в одну точку и молчал. Чтобы получить от него сколько-нибудь внятный ответ, приходилось затрачивать много сил.

— Ну, крестьянин… ну, приехал на заработки… Земли мало и лошадки нету… Авария? Не знаю, не слыхал… Посадите? Ну и что ж такое, какая разница, где спать? — вот, примерно, его ответы.

Скрепя сердце пришлось отправить его в камеру, хотя не было никакой уверенности, что он причастен к диверсии.

Свирский принёс новые данные по делу Воробьёва.

— Вчера, под видом вечеринки, у Сетеева собрался весь технический цвет города и кое-кто из районов. Кроме самого хозяина были Воробьёв, Альфред Оскарович, Преображенский, некий Маслов. В общем, человек десять. Список у меня. Сидели недолго — в десять часов разошлись. О чём шла у них речь, к сожалению, установить не удалось. Единственный человек, кто мог бы помочь нам в этом, — домработница. Но Сетеев отпустил её на вечер домой.

— Ещё что?

— Ничего особенного. Воробьёв, судя по всему, собирается уезжать. Вчера отметил командировочное удостоверение в тресте и заказал билет на Москву… Иван Егорович, неужели мы так и выпустим его? — спросил Свирский.

— Вы же читали распоряжение центра!

— Мало ли что!.. Я уверен, что Воробьёв увезёт с собой ответ на те письма, а мы ничего и знать не будем!..

— Не мудрите, Свирский, как любит выражаться наш начальник, — ответил я ему. — Лучше сообщите в Москву о предполагаемом отъезде Воробьёва. Узнайте, в каком вагоне он едет, и сообщите мне… В Москве без нас разберутся!..

День прошёл в хлопотах. На металлургическом заводе ничего нового не произошло. Только к вечеру вспомнил, что обещал Елене зайти сегодня к ним.

Забежал домой, побрился, переоделся в штатский костюм.

Дом нашёл без труда, хотя был там всего один раз: у меня была развита зрительная память, а с некоторых пор выработалась и профессиональная наблюдательность.

Толкнул калитку и очутился в палисаднике, полном астр и георгинов. Сады и цветники — «болезнь» шахтёров. У каждого шахтёрского дома обязательно есть хоть маленький садик и много цветов.

Пройдя под ветвистыми фруктовыми деревьями, очутился возле увитого диким виноградом крыльца. Навстречу мне вышла Елена, в простеньком ситцевом платьице, гладко причёсанная.

— Пойдёмте, пойдёмте, наши давно ждут вас!

Меня действительно ждали. Стол накрыт — на нём бутылка водки, закуска, солёные огурцы, помидоры…

Навстречу мне поднялся коренастый, с проседью человек, протянул большую жёсткую руку.

— Кузнецов Степан Владимирович! Очень приятно с вами познакомиться. А это моя хозяйка, Настасья Петровна. — Он показал на пожилую женщину в переднике. — Вот и сыновья, Владимир и Емельян.

Дюжие молодцы, похожие друг на друга, как близнецы, поздоровались со мной. Из-за занавески выглядывали три белоголовые, голубоглазые девочки.

— Садитесь, пожалуйста! — Степан Владимирович показал мне место. — Давно ждём вас, проголодались даже!

— Задержали дела…

— Понимаю, делов у вас много! Говорят, на металлургическом вредительство, — говорил хозяин, наливая в гранёные стаканы водку.

— И до вас слух дошёл? — Я с ужасом смотрел на стакан с водкой, стоящий передо мной.

— У нас беспроволочный телеграф действует! Чуть что — вся округа знает. За ваше здоровье! — Он поднял стакан, чокнулся со мной, с сыновьями и выпил до дна.

Я с трудом сделал несколько глотков.

— Что так, или нездоровится? — удивился Степан Владимирович.

— Нет, просто не пью!..

— В первый раз в жизни вижу непьющего мужчину! У нас не пьют одни больные.

— Степан, ты не насилуй человека, — вмешалась хозяйка и поставила на стол знаменитый украинский борщ — острый, жирный, душистый и необыкновенно вкусный.

За столом разговаривали мало. Сыновья пили наравне с отцом. Маленькие девочки так и не вышли к столу. Елена сидела против, меня и время от времени украдкой улыбалась мне. Её глаза как бы говорили: «Видишь, как славно у нас!..»

— Скажи, Иван Егорович, ты, верно, лучше знаешь, когда будет конец вредительству? — спросил Степан Владимирович после обеда, переходя со мной на «ты». — Инженеры опять за старое взялись — покрикивают на нашего брата, рабочих за людей не считают! — Он свернул толстую самокрутку, задымил.

— Это отчасти от нас зависит, от нашей бдительности, — ответил я и добавил: —Думается, что не все же инженеры одинаковые!

— Верно, есть среди них и порядочные. Но большинство — старорежимные. Им до революции и Советской власти дела нет!

— Что поделаешь? Своих пока нет, приходится использовать старых специалистов, без них не обойтись. Лучших надо переманить на свою сторону, с плохих глаз не спускать. Иного выхода не вижу!..

— Умная речь, — оживился он. — С плохих глаз не спускать! Вы тоже почаще прислушивайтесь к голосу рабочего класса, он не подведёт!..

Братья, сославшись на дела, поднялись и ушли. Глава семьи подмигнул мне:

— Молодые, ничего не поделаешь!..

Беседа наша затянулась допоздна. Особенно интересовали Степана Владимировича международные дела. Он сокрушался, что рабочие Англии, Франции и Германии не поднимаются по нашему примеру.

— Охота им лямку тянуть? Разве можно променять нашу власть на капиталистическую похлёбку? — спрашивал старый шахтёр. — Года два назад у нас форменный голод был, люди мёрли как мухи. Спроси тогда шахтёров: хотели бы они вернуться к старым порядкам и быть сытыми? Каждый ответил бы: нет!.. Про теперешнюю жизнь и говорить нечего. Нам бы поскорее безработицу ликвидировать, — тогда всё будет в порядке!

Когда я собрался уходить, Елена сказала, что проводит меня. Мы вышли за калитку.

— Хорошая у вас семья, Лена! — сказал я. — Мне было очень приятно провести вечер в семейной обстановке!..

— Папка у нас молодец, — ответила она, — умница, хоть и малограмотный… Владимир, старший брат, тоже хороший. Один Емельяшка иногда дурит — напьётся пьяный и такое натворит, что потом самому стыдно людям в глаза смотреть… А так добрый…

— Спасибо, Лена, дальше я один пойду! — остановился я. — Созвонимся и, если выпадет свободный вечер, сходим куда-нибудь. Хорошо?

— С удовольствием, — просто ответила она.

В понедельник, часам к одиннадцати, приехал с рыбалки Медведев и сразу вызвал меня к себе. Не то с перепоя, не то из-за неприятных событий, случившихся в его отсутствие, он был мрачнее обычного.

— Докладывай, что стряслось на заводе!..

Я рассказал все подробности, показал акт, составленный дирекцией завода, и заключение технической экспертизы.

— Задержали кого?

— По подозрению задержали двоих. Один, по фамилии Агапов, сын попа и бывший семинарист. Но его, за полным отсутствием улик, пришлось отпустить. Второй — Наседкин — держится, странно. Или валяет дурака, или на самом деле дурак. Проверяем. Думаю, что и его придётся выпустить…

— Кто же будет отвечать за вредительство?

— Виновные, когда мы их найдём!

— Когда найдём… Когда найдём! — передразнил меня Медведев. — Удивляюсь я тебе, вроде не новичок в нашем деле, а поступаешь хуже, чем новичок. Был на месте и никого из специалистов не арестовал. Задержал одного сына попа и выпустил. Теперь возишься с каким-то идиотом…