— Придёт, как думаешь? — поинтересовался Яблочко.

— Обязательно придёт! Он славный парень. Мы, кажется, понравились друг другу.

На следующее утро, позавтракав на скорую руку в комнате Ивана Мефодьевича, мы отправились в порт.

— Пойдём, покажу твой кабинет! — и он привёл меня в большую, хорошо обставленную комнату, окнами на море. Чего только не было в ней! Мягкая мебель под чехлами, диван, кресла, книжный шкаф и громадных размеров письменный стол из красного дерева. На столе — чернильный прибор с морским якорем. На окнах — шёлковые шторы.

— Нравится? — спросил Яблочко с самодовольной улыбкой.

— Шикарно, но зачем всё это? Такого кабинета я не видел даже у самых ответственных работников.

— Чудак! Уж конечно не для твоего удовольствия. Здесь ты будешь разговаривать с иностранцами — с капитанами пароходов, офицерами и всякими там коммерсантами. Нужно, чтобы солидно было!

— Вы тоже принимаете их, однако у вас в кабинете ничего подобного нет, — не отступал я.

— То я, а то ты, разница! Я просто комендант, а ты вроде представителя Советской власти, на их языке будешь разговаривать. Гляди, вот здесь кнопка от звонка, — Яблочко показал на чёрную кнопку на столе. — Нажмёшь — и явится Васька, наш рассыльный. Попробуй нажми.

Я нажал кнопку, и действительно — явился веснушчатый паренёк лет шестнадцати в матросской форме.

— Васька, сукин ты сын! Опять у тебя роба измята и ботинки не чищены! — закричал на него Яблочко.

— Виноват, Иван Мефодьевич, не успел! — Парень смущённо переступал с ноги на ногу.

— Не успел!.. Смотри у меня. Пойди скажи Гугуше, пусть принесёт товарищу Силину список уезжающих сегодня пассажиров. — Когда посыльный вышел, Яблочко сказал мне: — Обрати внимание на фамилии, против которых поставлены галочки.

Пришёл молодой грузин с тонкой, как у девушки, талией и, поздоровавшись, положил папку на стол.

— Ну как, Гугуша, всё в порядке? — спросил его комендант.

— Какой порядок? Нет порядка!.. Понимаешь, начальник, Петроград совсем ленивый стал — на одного подозрительного гражданина дополнительный материал не прислал.

— На того старичка?

— Да, на него! Видно, что он белый, совсем белый, — полковник или царский генерал. Говорит, был мещанин, мастерскую имел, а руки, как у женщины, мягкие, мозолей нет. Едет к брату в Канаду. Есть такая страна, далеко очень…

— Как ты думаешь поступить с ним?

— Сам не понимаю. Задержать нельзя, — документ имеет. Отпускать жалко. Может, он против Советской власти воевал.

— Ничего не поделаешь!.. Раз нет материала, придётся разрешить отъезд. — Яблочко встал. — Ну, я пошёл к себе. Пароход отходит в три часа, нужно ещё кое-что проверить. Гугуша, дай Силину имеющиеся у тебя материалы. — Он вышел.

Список отъезжающих был большой. «Дополнительных» сведений тоже немало…

Из Одессы сообщали:

«Гражданин Кац Ю. П., 1866 года рождения, владелец двухэтажного каменного дома. До революции занимался лесной торговлей, ворочал большими делами. В 1920 году у него было изъято два фунта золота в слитках, тысяча золотых рублей царской чеканки и пятьсот английских фунтов стерлингов. Есть подозрение, что припрятал драгоценные камни…»

Малограмотный комиссар писал из Воронежа:

«На ваш запрос сообщаю. Маслобойников Леонид Арсентьевич зловредная личность. Хотя его участие в вооружённой борьбе против Советской власти не установлено, всё равно — контра. Имел мясную лавку. В 1919 году сидел за спекуляцию. Жену извёл побоями, был церковным старостой и жил богато».

Из Козлова писали:

«Бывший мещанин Александр Александрович Садовников имел в Козлове фабрику по производству фруктовых вод и эксплуатировал чужой труд. Состоял в партии кадетов. Неоднократно избирался гласным городской думы. Советской власти не сочувствовал».

И всё в таком роде. Было ясно: уезжали за границу люди, имеющие все основания быть недовольными новым социальным строем. Но что могли мы сделать на основании таких «дополнительных» сведений, если все эти люди имели разрешение наркомата иностранных дел на выезд?

К двум часам дня охрана порта оцепила все проходы. Пассажиры после таможенного осмотра проходили через комендатуру. Здесь оперативные работники проверяли документы. Того или иного пассажира они изредка приглашали для дополнительного осмотра, а иногда и для личного обыска.

Я стоял в сторонке, наблюдая за всем этим. Вот подошёл старик Кац из Одессы. Молодой грузин пригласил его с женой и взрослой дочерью в комнату. Я последовал за ними и присутствовал при следующем диалоге.

Гугуша: — Гражданин Кац, вы хотите ехать к брату в Аргентину?

Кац: — Что за вопрос, конечно хочу!.. Если вы думаете, что я приехал сюда просто прогуляться, то глубоко ошибаетесь.

Гугуша: — Тогда сдайте бриллианты. Нельзя, понимаете, увозить!

Кац: — Ах боже мой, какие бриллианты? Я бедный человек. Даже деньги на дорогу прислал брат…

В разговор вступает жена Каца:

— Молодой человек, вы ошибаетесь! Мы никогда не имели бриллиантов!..

Гугуша: — Зачем такой большой неправду говорите? Вы золото тоже не имели?

Кац: — Золото? Спрашивается, откуда у меня могло быть золото?

Гугуша: — Лес торговал, много богатства имел: золото и валюта Чека забрал.

Кац: — Так это когда было! Тогда всё и забрали, ничего не оставили…

Гугуша: — Добровольно не дадите, силой заберём. Обыск будем делать.

Кац: — Пожалуйста, сделайте ваше одолжение! Почему бы нет, если у вас есть свободное время?

— Катя, — позвал Гугуша сотрудницу. — Проверь, пожалуйста, этих дам. — Когда та увела женщин, он обратился к Кацу: — Не надо так упрямиться, всё равно найдём! Покажите каблуки.

Бриллиантов Гугуша не обнаружил, хотя и перерыл все вещи и продукты. Проверил, нет ли в ботинках каблуков с тайником, а в чемоданах двойного дна.

Вернулась Катя и протянула ему горсть золотых колец, серёг и других украшений.

— Больше ничего нет, — сказала она.

— Вернуть надо! — Гугуша с досадой махнул рукой.

Когда Кац и его семейство, забрав все свои чемоданы, направились к пароходу, он, глядя ему вслед, огорчённо вздохнул:

— Такой маленький камень, что и с собаками не найдёшь!..

Пассажиры взошли на палубу; подняли трапы, посадка кончилась. Яблочко дал команду охране открыть проходы. На пристань хлынули провожающие и толпа праздношатающейся публики.

Кое-кто из них беспрепятственно протягивал уезжающим кульки с фруктами, папиросы, свёртки с едой. Нетрудно было понять, что это сводило на нет усилия оперативных работников комендатуры воспрепятствовать утечке золота и драгоценных камней…

Своими соображениями я ни с кем не поделился, считая, что мне, новичку, рано делать такие заключения.

Лоцман поднялся на капитанский мостик, пароход дал третий гудок, и буксир оттянул его в открытое море. Провожающие разошлись. Пристань опустела.

Марио пришёл ко мне вечером. Мы сидели с ним, курили и, не зажигая света, вели беседу. Он много плавал, побывал в дальних странах, ему было о чём рассказать.

Я осторожно спросил:

— Скажите, Марио, как вам нравится наша страна, революция?

— Очень нравится! Я же матрос, бедняк. Мне кажется, что революция в России и нам поможет лучше жить.

— Каким же образом?

— Очень просто! Хозяева, страшась вашего примера, будут более сговорчивыми.

— К сожалению, не все так думают, как вы… Среди иностранцев, приезжающих к нам, многие пользуются нашими временными затруднениями и обогащаются за наш счёт. Например, ваш второй помощник капитана, — вставил я как бы невзначай. — Кстати, Марио, что он из себя представляет?

— Сын очень богатых родителей. Его отец — владелец большого универсального магазина в Милане. Вы правы, синьор Эрнесто ненавидит большевиков и революцию, он не скрывает своих убеждений. Что касается другой стороны дела, то, признаюсь, мы все грешны!.. Например, я в прошлый приезд тоже провёл выгодную операцию — за дюжину шёлковых чулок и десять плиток шоколада получил золотое колечко с бриллиантом в полкарата и подарил своей девушке. Вы бы видели, как она обрадовалась!.. Разумеется, при других обстоятельствах я никогда не сумел бы сделать ей такой дорогой подарок. Ну, остальные ребята тоже промышляют кое-чем. Такова жизнь, ничего не поделаешь!