— А ты помалкивай!.. Все свои, — заворчал Бугай. — Ну ладно!.. Коли хочешь войти в компанию, знай наши порядки: подчиняться атаману, мне то есть, — раз. Из жратвы или барахла что добудешь — всё в общий котёл, — два. Попадёшься — своих не выдавать, с лягавыми не связываться, — иначе пеняй на себя. Понял?

— Понял!..

— То-то!.. Один работал или дружки были?

— Один.

— По какой части?

— Выпрашивал…

— Тю! Самое поганое дело! — Бугай с презрением сплюнул. — Ничего, коли не дурак, мы тебя научим!

На этом допрос закончился.

Щупленький чумазый паренёк продолжал прерванный моим появлением рассказ о своих приключениях:

— В другой раз дело в Новочеркасске было… Вижу, идёт разодетая барынька с серебряным радикулем в руке. «Барыня, говорю, не пожалейте ребёнку десяти рублей». Говорю деликатно, хотя сам второй день не жрамши — в брюхе черти на барабане играют. «Что ты с ума сошёл? Что ты?» — закудахтала барынька. «Дай, говорю, иначе в рожу плюну, у меня сифилис». Она роется, ищет мелочь, а я цап, и готово — вырвал радикуль и ходу!..

— Много было монет? — поинтересовался Бугай.

— Не, рублей семнадцать. И ещё разное барахло: коробочка с пудрой, платок сопливый, пузырёк с духами. Думал, за сумку дадут прилично, а она оказалась поддельная!..

— С разодетыми всегда так: форсу много, а денег ни шиша, — с видом знатока заявил Бугай. — Я у одного буйвола увидел золотую цепочку на животе. Целый час вертелся около, — наловчился, вытащил. Часов нет, а за цепь полтинник дали: медная, сволочь.

— Вот с офицерами дело швах — бьют больно, — вставил другой.

— Офицеры гады, — подтвердил мой сосед.

— Ничего! Скоро Будённый даст им жару, — сказал Бугай.

Незаметно наступил рассвет. Облака, низко нависшие над головой, начали сереть. Послышались голоса птиц, застрекотали кузнечики. Кое-кто из беспризорников растянулся тут же, возле костра, и задремал.

Я страшно устал, хотелось спать. Но заснуть боялся — мало ли что может случиться? Превозмогая сон, думал: как быть дальше?

До сих пор всё шло на редкость гладко. Я только боялся, не помешает ли моя встреча с беспризорниками выполнению задания? Я ведь проник сюда не для того, чтобы научиться, как вырывать «радикули» из рук барынек!..

Не зря мама говорила, что я «везучий». И на этот раз мне повезло. Мой сосед, потягиваясь, сладко зевнул.

— Жрать охота, — сказал он.

— Не мешало бы, — ответил я.

— Хочешь, попытаем фортуну у солдат?

— Дают?

— Когда как… Бывает, дадут, а то и по шее получишь.

— Пошли! — Более подходящего случая не мог предвидеть даже Овсянников.

— Бугай, мы с новичком прогуляемся до солдат, жратву пошукаем, — обратился мой сосед к атаману.

— Валяйте, — сонным голосом откликнулся тот.

Пошли по вспаханному полю. Уже совсем рассвело.

— Как тебя зовут? — спросил мой спутник, когда мы отошли на порядочное расстояние от костра.

— Иваном.

— А меня Миша… Только все меня Телёнком называют.

— Почему же тебе дали такое прозвище?

— За ласковость мою. У меня характер такой: лаской я беру. У одной старухи за будь здоров целый месяц прожил. Не жизнь, а лафа была. Ешь, пей — не хочу. Яичница в масле плавает, в борще жиру с палец толщиной, каша, парное молоко, хлеб пшеничный. Спал на мягких перинах. Потом тягу дал, — от сытой жизни такая тоска взяла, что хоть удавись. Старухе записку оставил: мол, так и так, благодарим за угощение. Можете не сомневаться, я у вас ничего не стащил и своим дружкам не велю вас и пальцем трогать…

— Разве дружки послушаются?

— Ещё как! Ты что, законов наших не знаешь? Братва решит — значит, амба. За нарушение смертным боем забьют.

— У меня был дружок, его Костей звали, — сказал я, чтобы переменить тему разговора.

— Куда ж он делся?

— Не знаю, кажется, к красным подался…

— Я и сам махнул бы к ним! Боюсь, не возьмут. Годы мои малые, да и ростом не вышел. — Телёнок вздохнул.

Вышли к лощине. Там расположилась войсковая часть. Кони, палатки, походные кухни, тачанки. По красным лампасам на шароварах и по высоким шапкам я догадался, что это казаки. А сколько их — полк, бригада, — не мог определить. Думал, подойдём поближе, я на глазок посчитаю лошадей, но Телёнок потянул меня в сторону.

— Ну их, казаков! Они злые как собаки — ничего не дадут, да ещё нагайками огреть могут, — сказал он.

— И что это казаки сюда сунулись, фронт-то далеко? — спросил я, надеясь выведать что-нибудь полезное.

— От красных прячутся!

— А много их?

— Целый полк! Вот там, — Телёнок показал рукой на юг, — в трёх верстах, ещё одна кавалерийская часть стоит… Вань, ты броневики видел?

— Нет!..

— Хочешь, покажу?

— Далеко?

— Совсем рядом! — Телёнок зашагал по высохшему руслу речки.

Показалась зелёная полянка, обнесённая изгородью из прутьев. У прохода стоял часовой. В конце полянки белела палатка, рядом громоздились бочки, ящики. Подальше, под скалой, стояло три броневика, выкрашенных в защитный цвет. Издали они казались игрушечными. Если бы не резиновые колёса и не стволы пулемётов, их можно было принять за ящики, в которых развозят хлеб.

Часовой преградил нам путь:

— Куда?!

— Дяденька, хлебца, — жалобно заныл Телёнок.

— Проходите!

Из палатки вышел человек в синем комбинезоне.

— Что там у тебя, Карасёв?

— Оборванцы тут, хлеба просят, — ответил часовой.

— Погоди! — Человек в комбинезоне вернулся в палатку и вынес нам полбуханки хлеба, коробку мясных консервов и два куска сахара.

— Спасибо, дяденька! — пропел Телёнок.

— Ладно, а теперь убирайтесь!

Отойдя шагов пятьдесят, мой напарник остановился и испытующе посмотрел на меня.

— Консервы съедим, а хлеб и сахар ребятам отнесём, — предложил я, поняв его мысль.

День складывался для меня удачно. Я узнал, где расположилась белая кавалерия, видел три броневика, о существовании которых наши и не подозревали. Если бы мне удалось подойти к передовым линиям и узнать расположение окопов, укреплений и артиллерийские позиции, я считал бы свою задачу выполненной. Но как подойти?

— Хлеба этого ребятам на один зуб, — сказал я Телёнку, когда мы расправились с консервами. — Давай попробуем ещё достать?

— Давай! — с готовностью согласился он.

Пошли по высохшему руслу ручья. Чем ближе к передовым, тем больше встречалось людей — одиноких солдат, ездовых. Попадались подводы, гружённые продовольствием и боеприпасами. На нас никто не обращал внимания.

Добрались до какого-то лагеря. У сколоченных на скорую руку длинных складских помещений, похожих на железнодорожные пакгаузы, суетились солдаты — грузили и разгружали подводы. Подошли к складу, — к нему только что привезли тёплые, пахучие буханки хлеба.

— Дяденька!.. Мы голодные… дайте хлебца, — начал Телёнок.

На беду, из склада вышел офицер.

— Это ещё что за явление? — крикнул он, указывая на нас.

— Говорят, голодные, — ответил солдат на подводе.

— Гони их в шею! — приказал офицер, повернулся и ушёл.

Солдат подмигнул нам и бросил буханку. Я поймал её на лету и сунул в бездонную торбу Телёнка.

— Пошли, — заторопился он.

Мне очень хотелось ещё побродить в этих местах, подойти как можно ближе к передовой. Но пришлось возвращаться обратно: Телёнок был смышлёным пареньком, — достаточно одной моей неосторожной фразы, чтобы он начал подозревать меня.

Беспризорники кипятили в большой закопчённой кастрюле воду и с нетерпением ждали нашего возвращения. Бугай молча взял у Телёнка хлеб, разделил его на восемь равных частей, достал коробочку с сахарином и дал каждому из нас по таблетке. Два куска сахара он спрятал себе в карман. К моему удивлению, никто не роптал. Мы съели хлеб. Потом из двух жестяных кружек по очереди пили сладкий кипяток.

Атаман встал, потянулся.

— Скучно здесь! — сказал он. — Айда на работу. Запасёмся жратвой на дорогу и — в город… Тюфяк, ты с Гвоздём пошукаешь в деревне, — может, попадётся чего из барахла — полушубки овчинные, шапки-ушанки, сапоги какие. Скоро зима, пригодятся. Да и на толкучке можно загнать, — цену дадут стоящую. Ты, Косой и Артемка промышляйте по части живности: куры, утки, индюшки. Давно мясного не ели!.. Телёнок пойдёт с новичком. Доставайте у солдат побольше хлеба. Соберёмся здесь, как стемнеет, покимаем и — ходу!..