Однако Бонтер продолжала смотреть вниз.

— А где Стритер?

— Не видел его с тех пор, как вокруг острова вертелась вся эта компания ловцов омаров.

Бонтер отошла от стеклянной двери.

— Нейдельман сумел добраться до сокровищ?

— Как я уже говорил, мониторы больше не работают. Я могу судить о том, что происходит, только по показаниям приборов. Во всяком случае, локатор показывает, что весь грунт снят. Я пытался получить поперечное сечение…

Он смолк. Внезапно Бонтер ощутила легкую вибрацию, едва различимую дрожь. Она выглянула в окно, ей вдруг стало страшно. Однако сильно потрепанная дамба все еще сдерживала ярость моря.

— Какого дьявола? — выдохнул Рэнкин, глядя на экран локатора. „

— Ты это почувствовал? — спросила Бонтер.

— Почувствовал? Я могу это видеть.

— Что происходит?

— Будь я проклят, если знаю. Толчок слишком слаб, чтобы быть землетрясением, к тому же это совсем не похоже на продольные волны. — Он застучал по клавиатуре. — Ну вот, процесс прекратился. Могу спорить, что какой-то туннель начал провисать.

— Послушай, Роджер, мне нужна твоя помощь, — Бонтер положила влажный нейлоновый футляр на приборную панель и расстегнула молнию. — Ты когда-нибудь видел такое устройство?

Рэнкин продолжал смотреть на монитор сонара.

— Что это такое?

— Радиометр. Он предназначен для…

— Подожди минутку. Радиометр? — Рэнкин оторвался от монитора. — Какого черта. Да, я знаю, что это такое. Эти штуки ужасно дорогие. Где ты его раздобыла?

— Ты знаешь, как он работает?

— В общих чертах. Горнодобывающая компания, на которую я работал, использовала такие приборы для обнаружения залежей уранита. Однако они были не такими сложными, как этот.

Подойдя к Бонтер, он включил прибор и быстро набрал несколько команд на миниатюрной клавиатуре. На экране появилась трехмерная сетка.

— Нужно направить этот детектор, — сказал он, выдвигая похожее на микрофон устройство, — и тогда на экране возникнет карта залежей радиоактивных элементов. Интенсивность излучения определяется цветом. Голубой и зеленый соответствуют самому низкому уровню радиации, ну, а далее по спектру. Белый соответствует самой мощной радиации. Хм-м, эту штуку нужно откалибровать.

На экране появились голубые пятна.

Рэнкин нажал на несколько клавиш.

— Проклятье, слишком много помех. Наверное, он неисправен. Как почти все здесь.

— Прибор в полном порядке, — спокойно возразила Бонтер. — Просто он засек излучение, идущее от меча святого Михаила.

Рэнкин, прищурившись, посмотрел на Бонтер.

— Что ты сказала?

— Меч радиоактивен.

Рэнкин не спускал с нее глаз.

— Ты меня разыгрываешь.

— Вовсе нет. Все проблемы с оборудованием были вызваны радиоактивностью.

Бонтер быстро повторила рассуждения Хэтча, а Рэнкин смотрел на нее и молчал.

Закончив, она приготовилась выслушать возражения. Однако Рэнкин не сводил с нее глаз, его волосатое лицо покраснело. Затем он просветлел и решительно кивнул.

— Черт возьми, это единственное, что все объясняет. Интересно…

— У нас нет времени на предположения, — прервала его Бонтер. — Нельзя допустить, чтобы Нейдельман открыл ящик, где спрятан меч.

— Да, — задумчиво проговорил Рэнкин. — Радиоактивность должна быть очень высокой, если она чувствуется даже на поверхности. Вот дерьмо, она может нас всех поджарить. Теперь становится понятным, почему так плохо работало оборудование. Удивительно, что локатор…

Слова замерли у него на губах, когда Рэнкин повернулся к мониторам.

— Преподобный отец! — в изумлении пробормотал он.

Нейдельман в неподвижности застыл у основания Водяной Бездны. Над его головой негромко гудел лифт, увозящий Стритера и Хэтча. Вскоре платформа скрылась за балками крепи.

Нейдельман почти сразу забыл о лифте. Он посмотрел на Магнусен, которая вновь приникла к отверстию в железной плите и дышала прерывисто. Капитан молча отодвинул женщину в сторону — она казалась ужасно вялой, уставшей или сонной, — взял в руки трос и соскользнул вниз.

Нейдельман приземлился около саркофага, где находился меч; рядом с тихим шорохом сыпались потревоженные золотые монеты. Он не сводил глаз с ящика, не обращая внимания на ослепительные богатства, которые его окружали. Затем почти с благоговением опустился на колени, не отрывая взгляда от предмета своего вожделения.

Саркофаг был примерно пяти футов в длину и два в ширину, вдоль бортов тянулась серебряная гравировка, углы и ребра украшали золотые накладки. Ящик был прикован к железному полу сокровищницы четырьмя скрещенными железными цепями: на удивление грубая клетка для такого великолепного пленника.

Он присмотрелся внимательнее. Саркофаг стоял на когтистых золотых лапах — каждая в виде орлиного когтя, сжимающего сферу; барочная деталь явно была добавлена значительно позже. Да и весь ящик казался смешением множества стилей, берущих свое начало в тринадцатом веке и оканчивающихся ранним испанским барокко. Очевидно, это хранилище бесценного оружия украшали в течение нескольких веков, так что оно становилось все более великолепным.

Нейдельман протянул руку и коснулся изящной металлической отделки — с удивлением обнаружив, что металл почти теплый. Он просунул руку внутрь ящика и провел тонким пальцем по гладкому золоту. За последние годы не было и дня, когда бы он не представлял себе этого мгновения. Перед его глазами часто возникала эта сцена — он касается саркофага, открывает его и достает драгоценную реликвию.

Долгие часы он провел, пытаясь представить себе, как выглядит это оружие. Иногда ему виделся огромный римский меч из кованого сплава золота и серебра, возможно, меч самого Дамокла. В другие моменты он представлял варварский сарацинский меч из кованого золота с серебряным клинком или византийский палаш, инкрустированный самоцветами и такой тяжелый, что его даже трудно поднять. Он даже грезил о мече Саладина, привезенном рыцарем после крестового похода, который был сделан из лучшей дамасской стали и украшен бриллиантами с копей царя Соломона.

Его переполняли эмоции от обилия и разнообразия вариантов — Нейдельман никогда не испытывал ничего подобного. «Вот что, наверное, чувствует человек, узревший Бога», — подумал он.

Капитан вспомнил, что у него мало времени. Он убрал руки с гладкого металла, взялся за стальные цепи, опутывавшие саркофаг, и потянул, сначала слабо, затем все сильнее. Однако цепи даже не шелохнулись. Удивившись, он решил, что они проходят сквозь отверстия в железном полу и прикреплены к чему-то внизу. Многочисленные предосторожности лишь подтверждали ценность того, что хранилось внутри.

Вытащив из кармана перочинный нож, он открыл лезвие и попытался соскоблить ржавчину на одном из звеньев. Внизу оказалась блестящая сталь. Чтобы высвободить саркофаг, нужно будет воспользоваться сварочным аппаратом.

Его отвлек звук тяжелого дыхания. Он посмотрел вверх и увидел глядящую на него Магнусен.

В неровном свете аварийных ламп ее глаза лихорадочно блестели.

— Спусти вниз сварочный аппарат, — сказал он. — Мне нужно обрезать цепи.

Не прошло и минуты, как Магнусен тяжело спрыгнула на железный пол рядом с ним. Опустившись на колени, она смотрела на несметное море сокровищ, забыв о сварке. Сначала нерешительно взяла горсть золотых дублонов и луидоров, пропустив сквозь пальцы, тут же быстро схватила другую горсть, потом еще и еще. Ее локоть задел за маленький деревянный ларец, который тут же рассыпался в пыль, во все стороны разлетелись бриллианты и сердолики. Ею неожиданно овладела паника, и она бросилась собирать камни, запихивать их в карманы — при этом начали рваться мешки с другими драгоценностями. Наконец она упала лицом вниз, зарываясь в бесценные груды сокровищ, широко раскинув руки и ноги. Магнусен то ли смеялась, то ли плакала, понять было невозможно.

Потянувшись к ацетиленовой горелке, Нейдельман бросил короткий взгляд на помощницу и подумал, что пришло время спустить сюда бадью и начать вытаскивать сокровища на поверхность. Затем его взгляд вернулся к саркофагу, и он тут же забыл о Магнусен.