«На его внешности сказываются тяготы войны», – подумала Ашнод. Много лет подряд Мишра жил в страхе перед силой своего брата, а когда тот попытался напасть на него, сумел отбить удар. Теперь он жил в страхе перед новым нападением.

Справа, немного позади трона стоял Хаджар, столь же верный, сколь и молчаливый. Слева стоял монах-джиксиец, отвратительный урод, косоглазый горбун.

Ашнод преклонила колени, затем поднялась, готовая внимать словам императора.

– Пять дней назад от нас сбежал Тавнос, – бесстрастно сказал Мишра.

Ашнод нахмурилась.

– Почему мне не доложили? – недовольно сказала она. – Его поймали?

– Пока нет, – ответил Мишра.

– И мне никто не сказал? – В голосе Ашнод звучал металл. – Я могла бы помочь в погоне.

– Или помешать ей, – неожиданно раздались слова монаха.

Ашнод смерила священника взглядом, не оставлявшим сомнений – она оценивала, можно ли использовать его как материал для изготовления мутантов.

– Что вы хотите сказать? Ответил ей Мишра:

– Есть подозрение, что ты замешана в этом деле.

– Я… – выдохнула Ашнод, давая понять, что возмущена и удивлена вне всякой меры. – Кто высказал это подозрение? Кто обвиняет меня в этом?

Мишра ничего не сказал, а джиксиец рассмеялся нервным, свистящим смехом.

– Ты не станешь отрицать, что встречалась с беглым пленником, – прервал тишину Мишра.

– Всего один раз! – яростно парировала Ашнод. – С тех пор минул месяц! По твоему приказу! Чтобы понять, можно ли выбить из него показания на дыбе. Я быстро поняла – он не скажет ни слова, и я оставила его гнить в камере. Все это было в моем отчете.

– Разумеется, разумеется, – отмахнулся Мишра. – Дело, видишь ли, в том, что Тавносу удалось бежать только потому, что он использовал устройство, весьма похожее на твой посох.

– Прошу прощения? – Ашнод задумалась, достаточно ли убедительно она сыграла изумление.

– Он применил устройство, ослабившее его стража, – продолжил Мишра. – Это же устройство позволило ему отбиться от патруля, который почти схватил его. В общем, это устройство очень похоже на то, которое ты сама применила против меня много лет назад, под стенами Зегона.

– Что это доказывает? – возразила Ашнод, сделав глубокий вдох. – Когда меня взяли в плен в Крооге, Тавнос отобрал у меня посох. Что могло помешать ему тщательно изучить его и изготовить точно такой же? Может быть, твои слуги недостаточно тщательно его обыскали. Тогда при чем здесь я?

– Кроме того, против тебя свидетельствует и то, как ты вела допрос, – продолжил Мишра таким тоном, как будто не расслышал слов Ашнод. – Должен заметить, метод ведения допроса меня удивил.

– Прежде мои методы тебя не удивляли, – бросила в ответ Ашнод. Но по ее спине побежали мурашки – неужели кто-то из стражников все же понял, о чем они говорили?

Мишра как будто читал ее мысли:

– Стражники, разумеется, говорили только на фалладжи – требовалось устранить малейшую возможность общения между ними и узником. Однако им свойственна отличная память. Они сумели воспроизвести звуки и части слов вашей беседы, и их свидетельства нас весьма заинтересовали. Они, конечно, не понимали значения слов, они просто повторяли звуки, так что полученный мной перевод не слишком точен, но им было приказано точно воспроизвести те моменты, когда ты произносила мое имя.

Ашнод почувствовала, как по спине у нее течет холодный пот.

– Если ты не доверяешь мне, мой господин, в следующий раз посылай со мной стражника, который понимает язык пленника. Я убеждена, что стражники не могли точно воспроизвести мои слова.

– Я бы поверил тебе, – сказал Мишра, – если бы у меня не было улик. Монах, будь так добр, покажи свою находку.

Джиксиец расхохотался и разжал ладонь. На ней лежали серьги. Камней в них не было.

– Нашел их в сточной канаве недалеко от камеры, – прокудахтал монах.

– Чего только люди не теряют, – невозмутимо ответила Ашнод.

– В самом деле, – сказал Мишра. Его взгляд был устремлен поверх плеч Ашнод. – Я уверен, у тебя были такие же. Только теперь их нет. А в этих, что нашел монах, нет силовых камней, которые были в них вправлены.

Ашнод открыла было рот, но промолчала. Мишра, видимо, решил не обращать на ее слова ни малейшего внимания. Даже если бы она была чиста перед ним, обстоятельства говорили не в пользу Ашнод.

А ее совесть была нечиста.

– Мой господин, – сказала она, меняя тактику, – известно ли тебе, что при дворе Урзы тоже есть члены Братства Джикса?

Лицо Мишры осталось бесстрастным, лишь на мгновение дернулся рот – когда Ашнод произнесла имя его брата. Он сказал:

– Тебе рассказал об этом ученик моего брата?

– Да, – сказала Ашнод.

– Фигурировало ли это обстоятельство в твоем отчете? – сузив глаза, спросил Мишра.

Ашнод поняла, что проиграла. Пытаясь отвести от себя обвинения, она призналась, что утаила от своего господина важную информацию. Усилием воли она подавила гримасу ужаса и сказала:

– Не в моих правилах обвинять других, – Ашнод кивнула в сторону монаха, – пока у меня нет доказательств.

– Что же, теперь они у тебя появились? – спросил Мишра.

– Я ожидаю подтверждения из других источников, – ответила Ашнод, – но, учитывая предъявленные мне обвинения, я не могу больше хранить это в тайне.

– А я и так об этом знаю, – сказал Мишра, – святой отец сам рассказал мне. Ты же об этом умолчала. Ты не оставила мне шансов. Дело решено в пользу монахов.

Ашнод схватилась за последнюю соломинку.

– Неужели я должна нести наказание за побег какого-то пленника?

– Дело не в пленнике, – сказал Мишра.

– Стражники что, не виноваты? – продолжила Ашнод.

– Они уже казнены, – сказал Мишра, – по моему личному приказу.

Ашнод вздохнула:

– Я понимаю. Какая судьба ожидает меня?

На миг ей показалось, что Мишра решил простить ее, но лишь на миг.

– Ты приговариваешься к изгнанию.

– О мудрейший из мудрых, я… – начала Ашнод.

– К изгнанию, – повысил голос Мишра. Монах снова закудахтал и довольно потер руки. «Да, – с горечью подумала Ашнод, – джиксийцы держали все под контролем с самого начала».

– Урза не поступил бы так низко со своим учеником, – в гневе бросила Ашнод.

Едва отзвучало последнее слово, Ашнод поняла, что совершила ошибку. Лицо Мишры исказила страшная гримаса.

– Не твоего ума дело, как поступил бы в таком случае мой брат! – громовым голосом возгласил император.

Мишра откинулся на спинку трона. Гроза миновала, но в его глазах все еще полыхал огонь.

– Объявляю, что ты не имеешь права оставаться ни здесь, при дворе, ни на территории империи фалладжи. Сегодня же ты уедешь. По всей империи будет разослан приказ – если тебя обнаружат на моей земле после восхода солнца завтра утром, тебя предадут смерти. Мучительной медленной смерти. Понятно ли я изъясняюсь?

Ашнод заглянула Мишре в глаза и кивнула.

– Твои слова прозрачнее, чем вода из оазиса. – Низко поклонившись, Ашнод вышла из тронного зала.

Она помчалась в свои покои, но на полдороге остановилась. «Бессмысленно», – поняла она. Монахи уже там, роются в ее книгах, дневниках, просеивают каждую пылинку в ее лаборатории, присваивают ее открытия, дерутся из-за ее личных вещей. Ничто не доставит им большего удовольствия, чем возможность задержать ее, а затем, под предлогом исполнения приказа Мишры, попытаться убить.

И Ашнод направилась к конюшне, взяла верного вороного – боевого коня, благодаря которому спаслась с поля битвы в Корлисе. Она увозила с собой лишь то, что было на ней надето, и то, что было у нее в голове. Что же, ей придется довольствоваться этим.

Она выехала из дворца и остановила лошадь. Улица вела на запад и на восток. На восток лежала дорога в Аргив, но за ней, несомненно, следят. На запад лежала дорога в неизвестность.

Ашнод повернула коня на запад, в сторону города Терисии, в земли, на которые еще не распространилась ни власть Мишры, ни власть Урзы.