В конце концов в Крооге остались Тавнос, Кайла и сенешаль. Вождь дал себе труд расписать дочери в красках все опасности путешествия, путь которого пролегает даже через дружественные земли. Кроме того, подчеркнул он, нужно, чтобы в столице остались представители власти, иначе кто же будет управлять страной в его отсутствие? Кайла и сенешаль как нельзя лучше подходят для этого, сказал вождь и забрал с собой начальника стражи. Основная делегация во главе с вождем покинула Кроог в день середины лета, а спустя двадцать дней вслед за ними отправился Урза с эскадрильей орнитоптеров.

Жители Кроога отметили оба события пышными торжествами. Вождь ехал впереди всех верхом на огромном боевом коне, потомке тех, на которых он совершал свои военные подвиги в юности. Для многих жителей Кроога он остался в памяти именно таким – верхом на лихом жеребце, при доспехах, во главе своих победоносных войск.

Но отъезд вождя не шел в сравнение с праздником, устроенным в честь отлета Урзы и его орнитоптеров.

Первым делом слуги расчистили площадь перед дворцом, и за неделю до отбытия Урза разместил там свои аппараты. Он дважды проверил каждую стойку и каждый брус и удостоверился, что у него хватает запасных частей для устранения любой, самой невероятной неисправности. Тавнос сказал Кайле, что ее муж прихватил столько деталей, что сможет собрать новый орнитоптер в чистом поле, если потребуется.

В течение недели вокруг машин ходили толпы зевак, не сводивших глаз с Урзы, который прыгал среди машин, сверял с Тавносом какие-то списки цифр, вновь и вновь проверял тросы и просматривал карты и графики работ. Конечно, иотийцы уже много раз видели орнитоптеры – они были обычным зрелищем в небе над Кроогом. Но столько крылатых машин в одном месте они видели впервые.

Утром в день вылета Кайла пришла пожелать своему мужу доброго пути. Провожающие толпы видели, как пара обнялась, и решили, что супруги сказали друг другу что-то нежное и ласковое. Затем Урза дал сигнал Тавносу. Тот велел пилотам готовить аппараты, а Урза в это время забрался в белую кабину своего орнитоптера.

Пилоты одновременно включили силовые камни, и огромные летающие машины ожили, медленно, словно разминаясь, хлопая по воздуху крыльями, над которыми целую неделю корпели ученики. В толпе захлопали, несколько пилотов помахали в ответ руками, вызвав новый шквал аплодисментов.

Удары крыльев участились. Аппарат Урзы – единственный с крыльями двойного изгиба – слегка подскочил и неожиданно легко, словно птица, поднялся в воздух. Два орнитоптера позади него последовали его примеру и тоже взлетели. Оставшиеся пары орнитоптеров по очереди покинули площадь, словно кто-то разогнал стаю голубей. Жители Кроога изо всех сил хлопали в ладоши.

Орнитоптеры медленно описали большую дугу над кроогским дворцом, набирая высоту. Толпа приветствовала их ревом. Люди размахивали флагами и взрывали хлопушки, которые отчего-то стали в Иотии весьма популярными. Некоторые даже взобрались на шпили и размахивали оттуда огромными знаменами. Орнитоптеры заблокировали крылья и покачали ими в ответ на рев толпы. А затем они исчезли из виду, растаяв в лучах утреннего солнца.

Люди смотрели на них, пока хватало глаз, пока их не закрыли здания и низкие восточные холмы. Те, кто забрался повыше, слезли вниз, только когда эскадрилья превратилась в группу маленьких черных точек на горизонте. Лишь немногие удосужились бросить взгляд на принцессу. Некоторые позднее утверждали, что глаза у нее были на мокром месте и она вытирала слезы платочком, когда брела к дворцу под руку с сенешалем.

В последующие дни и месяцы одни говорили, что она плакала из-за того, что надолго расставалась с мужем. Другие объясняли слезы принцессы тем, что она знала, что заготовил ее папочка, и не смогла убедить его отказаться от этой затеи. И лишь много позже появилось мнение тех, кто утверждал: наследница знала, что открытие Корлисийского совета возвещает конец мира, в котором она выросла, и трагическую гибель ее родного города.

Машины проявили себя отлично, и на путешествие до Корлинды ушло всего четыре дня. Урза приказал Руско обустроить несколько лагерей между Кроогом и Корлиндой. Все лагеря располагались на открытых участках иотийской земли. К моменту прилета кораблей Урзы лагеря были полностью оборудованы, и для пилотов, уставших после дневного перелета, были готовы мягкие постели и горячая еда.

Стояла ясная погода, и даже шторма, которые регулярно хлестали юго-восточное побережье Терисиара, казалось, взяли отпуск. Зная о затяжных бурях, которыми славилась южная часть Керских гор, Урза запланировал лишний день полета, но за все путешествие им не встретился даже густой туман.

Основной проблемой для пилотов стали сами иотийцы. В каждом лагере собиралась толпа зрителей, которым ужасно хотелось поглядеть на Главного изобретателя и его могучие машины. Они плотным строем выходили на поля и ждали появления крылатых аппаратов, так что пилотам порой приходилось пролетать очень низка над головами зрителей, чтобы разогнать их в стороны и расчистить площадку для приземления. Один из пилотов заметил, что чувствует себя пастухом, выпасающим овец. К его несчастью, эти слова расслышал Главный изобретатель, в результате чего шутник провел остаток полета в хвосте отряда и за все время больше ни разу не открыл рта.

После приземления толпа собиралась снова и осаждала пилотов просьбами о разного рода одолжениях, прежде всего – покатать народ на орнитоптерах. Сначала Урза запретил катание, но пилоты сказали, что они: не против развлечь детей и подростков. В конце концов Урза дал свое согласие, но с оговоркой – сам он никого катать не будет и не позволит другим использовать для этого его белую машину с крыльями двойного изгиба.

Урза доверил подбор пилотов Руско, который сам подошел к изобретателю с предложением помощи – чтобы сэкономить его драгоценное время. Все они были минимум на пять лет моложе Урзы, и он не помнил, чтобы в их возрасте сам он так хотел летать. Большинство отличалось чрезмерной любовью к фигурам высшего пилотажа, если не назвать их маневры форменным издевательством над несчастными машинами, а некоторые даже побывали в авариях, за которые несли личную ответственность. Урза с большим удовольствием взял бы с собой тех, у кого на счету были более глубокие технические познания и меньшее число разбитых орнитоптеров, но он знал, что пилотом орнитоптера может быть любой человек – надо только, чтобы его правильно обучили, подготовили и проверили. И в самом деле, в течение всего путешествия даже самые лихие из молодых людей летели исключительно за орнитоптером Урзы и безупречно держали строй.

Выбранное для совета место располагалось неподалеку от пересечения границ всех трех «цивилизованных» стран восточного Терисиара. Там с Керских хребтов стекала река Кор, долина которой была знаменита своими обширными террасами, больше походившими на горные плато. Они гигантской лестницей спускались к Защищенному морю, и на самой верхней из них, у самого подножия тор, была назначена встреча. Террасу отделяла от непригодных для жилья склонов Керских гор узкая полоска ничейной холмистой земли, на которую неофициально претендовала каждая из представленных на совете сторон.

Для церемонии отвели огромное ровное поле, посреди которого построили возвышение, а над ним возвели шатер. Вокруг шатра располагались четыре сектора для лагерей прибывших. К прилету Урзы три стороны квадрата уже были заняты. Вождь Иотии стоял лагерем на западной стороне, представители корлисийских купцов – на южной, а аргивяне – на восточной. Пространство к северу от шатра оставалось свободным. Оно было предназначено для фалладжи, хотя никто не знал, появятся ли они.

Урза посадил свой орнитоптер на западе, неподалеку от иотийского лагеря. Остальные пилоты со свойственной военным точностью последовали за ним. Каждый орнитоптер устремлялся вниз, на мгновение зависал в воздухе перед самой землей и опускался на выбранное место. Здесь не было толп, крестьяне не бежали со всех сторон поглазеть на Главного изобретателя и его людей. Иотийцы были хорошо знакомы с орнитоптерами, а представители двух других народов из политических соображений притворялись, что не видят в машинах ничего необычного.