Я рассказал, как в Воронеже, во время бомбежки, женщины-милиционеры стойко себя вели.

— Правильно. Они спокойны в опасности.

В заключение он снова вернулся к вопросу о масштабах работы:

— т. Сталин как-то спрашивал меня: почему мы не показываем работу АДД. Я еще раз напоминаю вам об этом разговоре. Покажите нас, сейчас мы уже взрослые. Вот возьмите март, помните, какая была паршивая погода всю первую половину, да и конец мокрый. И, тем не менее, одна АДД сделала больше вылетов, чем вся английская авиация за весь март. А потери разве можно сравнивать!? У них считается нормой 5 %. Если бы они дотянули (снизили) до этой цифры — они бы все получили ордена навалом, если бы поднялись до этой цифры — нас бы надо было повесить. Англичане спрашивали нас как мы работаем, мы им кое-что посоветовали: сейчас у них потери несколько уменьшились.

Просидел я у него часа полтора. Разговор шел о многом в авиации. Но надо было писать в номер, я попросил разрешения уехать.

— Ну что ж, раз надо. А об авиации можно банковать без конца…

В субботу в Москве началось оживление. В воскресение — Пасха. В магазинах до этого продавали куличи(по талонам белого хлеба). И вот десятки тысяч людей решили идти в церковь. Большинство, видимо, из любопытства. Но, кроме того, распространился слух, что в Кафедральном соборе на Елоховской площади будут петь Михайлов Козловский и Лемешев. И туда ринулись все их поклонницы. К слову сказать, перед Пасхой распространился и другой слух, видимо, пущенный пятой колонной: что вскрылось несколько случаев ритуального убийства евреями православных детей. По радио передавали, что на пасхальную ночь осадное положение снято, и можно ходить всю ночь без пропусков.

Сестра кинооператора Вихирева — врач Софья Борисовна Скопина рассказывала мне:

— Решила я с подругой пойти на Елоховскую. Пришли в 8 ч. вечера. В стороне стояла небольшая очередь святить куличи и яйца. Вообще, в соборе сначала было довольно просторно. Но потом, уже через час, нельзя было повернуться и нечем было дышать. Давка, крики женщин „Задавили! Дурно!“ и пр. Был так душно, что по колоннам текло. Свечки, которые передавали из рук в руки, свернулись спиральками. Очень много молодежи (не знаю только — с какой целью пришли). Некоторые мамаши пришли с детьми. Много военных. (Об этом мне говорили и потом. Л.Б.) Народ сидел даже на кресте с изображением Христа — словом, как на футбольном матче. В 11 часов вышел священник и заявил, что „прибудут наши друзья — англичане“. Но мы уже не могли дышать и вышли на улицу. Около церкви увидели несколько машин — это подъехали англичане. Мы поехали домой. Потом подруги рассказывали, что ни Михайлова, ни других не было.

Сегодня опубликована нота о разрыве отношений с польским правительством. Это серьезное предупреждение союзникам о том, что мы не позволим наступать себе на ноги. Англичане, видимо, это поняли и, комментируя ноту, английское министерство информации заявило сегодня (смысл его):

— Пока есть Гитлер — не может быть и речи об объективном и беспристрастном расследовании Смоленского инцидента. Немцам не удалось посеять рознь между союзными державами.

А немцы свистят и улюлюкают от удовольствия.

Москвичи ждут налета на Москву. Особенно они считают, что это будет ускорено нашими налетами на города Германии. Я сказал об этом Голованову. Он смеется:

— Волков бояться — в лес не ходить.

Папанин наградил меня значком „Почетному Полярнику“ и говорил, что ни он, ни большинство членов коллегии такого не имеют.

6 мая.

Тихо. Позавчера ездили второй раз работать на огород. В первый (прошлый вторник) — возили перегной, нынче — копали лопатами землю. Было человек 15–20, в том числе Домрачев, Мержанов, Штейнгарц, Козлов. Погода была отличной, загорели. Вообще установилась приличная погода, солнце, тепло.

Вчера выдали, наконец, абонемент: карточки на получения наркоматского типа пайка. Совнарком СССР дал их 30. Завтра поедем получать. Улучшились и ужины. Сейчас дело с питанием (количественно и в сырье) можно считать решенным.

На фронтах пока тишина. Лишь на Кубани идут серьезные бои. Как сообщило сегодня СИБ вчера взята Крымская, фронт обороны прорван нами на 15 км. Приятная ласточка!

Завтра проводим совещание замов военного отдела: что нужно сдавать, чтобы идти в ногу с приказом т. Сталина.

Сегодня пришел невесть как рано: всего 2:30 ночи. Прямо не знаю — что делать дом.

Мартын (Мержанов) собирается — послезавтра летит на Кубань. В кресло дежурного посажен Бессуднов.

Сегодня, после долгого перерыва играл на бильярде с Железновым. Выиграл у него обе партии

12 мая.

Получено известие, что погиб Коля Маркевич. Месяц назад он был у меня. С увлечением и свойственной ему иронией рассказывал о своих планах работы в авиадесантных частях. Давно я его знаю — это один из газетных могикан. Работать он начал в „Комсомолке“ еще, кажется, при Тарасе Кострове. Он был в числе славной „комсомольской“ гвардии: М. Ризенфельд, Коля Том (Кабанов), Анатолий Тругманов, Константин Исаев, Юрий Корольков и др. Затем был в „Известиях“, а года три-четыре назад вернулся в „Комсомолку“. Много ездил, облазил всю страну, хорошо знал наш восток, Среднюю Азию. Вместе с ним я был в Армении на 20-тилетии, в Баку. С первого дня войны — он на фронте. До последнего времени был на Волховском. Там его наградили медалью „За отвагу“, а за эвакуацию танка с поля боя и участие в атаке — представили к ордену. Звание — капитан.

Сейчас он (в начале мая) возвращался из тыла Западного фронта на самолете „Дуглас“. Как рассказал мне зам. редактора „КП“ Любимов, светлое время суток застало их в полете. Самолет подбил „мессер“. Тем не менее летчик дотянул до своей территории. Сел в поле, но при посадке вмазал в дерево. Взрыв, пожар, все погибли. Хоронили обугленные тела.

Такая обида и так это тяжело!

Почти одновременно пришла весть о гибели выездной редакции „КП“, посланной во главе с Меньшиковым на Украину к партизанам. Три раза они вылетали на „Дугласе“ в тыл. Но каждый раз возвращались, т. к. условные сигналы в месте посадки не соответствовали полностью условиям (то вместо 5 костров было 4, то еще что-нибудь). И вот вылетели в четвертый раз два самолета: на одном люди, на другом — техника, бумага и проч. Пришли на место Все в порядке. Начали кружить, глядя на посадочное поле, приноравливаться. И вот, во время второго круга, „Дуглас“ на высоте 200 м. нежданно взорвался. Все погибли. Второй сел, принял на борт партизан и раненых и улетел обратно.

Высказывают такое предположение: ребята летели в тыл в первый раз. Перед посадкой волновались — а вдруг немцы. Начали, наверное, приводить оружие в порядок. Разрыв гранаты или случайный выстрел из автомата — и всё.

Невольно вспомнишь, как много журналистов и друзей погибло уже. У нас Гриша Певзнер (Гринев) во время Киевского окружения осенью 1941 года. Он еще в Киеве оступился, сломал ногу. Когда начали выбираться из кольца и попали в переплет — он не мог самостоятельно двигаться. Надо было бросить машины и двигаться пешком: это не по нему. Его ранили и он застрелился. Его похоронили там же. Погиб там без вести и второй корреспондент по Киеву Ротач.

На Ленинградском фронте погиб убиты пулей в лоб фотограф наш Агич.

В Киевском окружении пропали без вести бывший наш работник (затем „Комсомольская правда“ и выездная редакция „Гудка“) Миша Нейман (Немов), писатели Лапин и Хацревин, Гайдар.

При эвакуации Севастополя погибли наш бывший работник Хамадан (корреспондент ТАСС), корреспондент „Известий“ Галышев, корреспондент „Красного флота“ Иш, и многие другие.

Во время Изюм-Барвенковской операции 1942 г. погибли Михаил Розенфельд и Михаил Бернштейн (оба в это время были в „Красной Звезде“), Джек Алтаузен и еще несколько человек.

Недавно на Калининском фронте погиб наш бывш. работник, затем корреспондент „Красной Звезды“ Саша Анохин. О нем хоть дали некролог, об остальных — вообще ничего. Вообще, „КЗ“ потеряла 15–20 человек, в том числе большого умницу П. Огина.