— А в некоторых общевойсковых дивизиях я такой тщательной шлифовки молодых не встречал.
— Видишь ли, у них потери больше, поэтому и с людьми возятся меньше.
Заговорили в маневренности. Я сказал:
— Хочу об этом в передовую. Правильно ли будет сказать, что при маневре один самолет стоит троих, а без — три не стоят и одного?
— Абсолютно точно. Вот у англичан, у Гарриса, скажем условно, втрое больше самолетов, чем у нас, а делают втрое меньше нашего. А какие у них машины отличные. Да мы бы на таких еропланах…. Знаешь, как маневрируем? Иногда хозяин звонит: завтра надо помочь там-то. А это „там-то“ — за тысячи км. И помогаем.
— Но все-таки на стариках ездите? Они же вам традиции создают, молодежь воспитывают.
— Ну еще бы! Причем старики, как ты знаешь, у нас по своей прошлой работе — летчики гражданские и полярные. Я вообще считаю, что лучше всех воюют и войну выигрывают штатские люди.
— Это и Голованов считает.
— И правильно делает.
— Почему немцы не налетают на Москву, а вы на Берлин?
— Мы бы с превеликим удовольствием, но нет команды. А они — заняты передним краем. Вот станет потише на фронте, наверно опять будут налетать.
— Мне Журавлев жаловался: нет налетов — дисквалифицируются кадры. Тем паче много молодых, много девушек.
— Он абсолютно прав.
Мне надо было ехать. Прощаясь, я сказал:
— Вот после войны описать, что делалось в этом особняке.
— Да, это, брат, тема. Вот пока мы тут с тобой сидели, энское количество самолетов бомбило ж/д узел Орел, ж/д узел Гомель и другие узлы. Несколько сот машин. Очень неспокойная ночь была у фрицев.
— Слушай, а что это за новые бомбы у англичан — 4 тн.?
— Это — вещь! Она квартала два должна разваливать. И не спрячешься засыплет обломками А в поле и в 100 м. — ничего, ну присыплет немного землей — и все. А в щели — и совсем тихо.
— А если прямое попадание?
— А тебе не все равно тогда: 4 тонны или 2,5 кг? Мне, например, безразлично!
Разговаривал недавно по телефону с Кургановым. Он звонил из штаба Западного фронта.
— Ты слышишь шум? Я говорю от связистов. Тут в репродуктор посты ВНОС передают с передовой: курс такой-то 8 „юнкерсов“, квадрат такой-то, курс такой-то — 3 „мессера“ и т. д.
Приехал Шаров из танкового корпуса Катукова. Не был в Москве несколько месяцев, пробыл несколько дней:
— Устал я от Москвы. Тут очень нервная обстановка, на фронте — куда спокойнее. И народ очень нервный. Преувеличено много говорят о продуктах и об еде, на фронте этого нет. Очень много бытовых дрязг, много всяких семейных трагедий… Нет, поеду завтра в часть.
28 марта мы получили разрешение печатать указы, международную и внутреннюю информацию петитом. Дает это в номер от 200 до 300 строк. В феврале еще сделали пробный полу-петитный номер, т. Сталин написал на номере „согласен“.
Вчера из Чернолучья приехал первый вагон семей (Калашникова, Мержанова, Азизяна, Гольденберга, Лазарева и пр), всего человек 15.
31 марта.
Хочу записать смешное дело: звонки, за время сегодняшней работы. Пришел на работу в 19:20 (собственно пришел в 4 часа. Был на собрании — инструктаже по ПВХО — опять взялись, затем брился и т. п.). Все звонки записывать забывал, особенно по мелким текущим делам номера. Но основные все же отметил.
— 7:40 (вечер). Абрам (брат):
— Вернулся из командировки, что слышно?
— 7:50 писатель Фейнберг-Самойлов: послезавтра уезжает на Северный флот. Идет ли его очерк о Сгибневе, не можем ли дать удостоверение?
— 8:00 Теумин: получил ли статью президента Палецкиса о боях литовцев (они дерутся хорошо, статья средняя, сдал ночью в набор)
— 8:30 Ефимов из информбюро: нет ли для Америки материалов о зверствах немцев? Когда начну сам писать?
— 9:30 писатель Ровинский: не передавал ли Лидов мне его рассказ? Нет.
— 10:10 Шазарев: что получили от корреспондентов? Объяснил
— 10:30 Коломиец из радио: не могу ли писать им очерки? Пока нет.
— 11:05 Лазарев: из корреспонденции Михайловского о потоплении трех транспортов в Баренцевом море надо выкинуть упоминание о разведке.
— 12:00 Козлов (из секретариата): Вам дано 3 колонки. Что ставить?
— 12:20 Перепухов: срочно в ВЧ, в кабинет Поспелова.
— 12:35 секретарь: что посылать на визу? (до этого несколько раз звонила: о гранках, о том, что на узле материал и т. д.)
— 12:38 Адъютант командующего Сев. флотом: Михайловский просит передать, что материал о транспортах печатать можно.
— 12:45 Штих: что из присланного много надо править в номер?
— 12:50 Белогорский: добились ли мы наркоматских пайков? Что я сегодня ставлю? Сколько получил места? Полполсы? Я бы не нашел материала — ничего, охламоны, не пишут!
— 1:20 секретарь Ильичева: заявку на завтрашний номер?
— 1:40 секретарь: Лидов передал материал с Западного фронта.
— 1:45 Фейнберг-Самойлов: может ли завтра заехать за удостоверением? (я договорился с Поспеловым об удостоверении и о том, что он его примет завтра).
— 1:50 Малютин (он дежурный по номеру): надо снять „Доблесть артиллеристов“ и заменить.
— 2:3 °Cоловьев из информбюро: Посланный материал просмотрел, такие-то правки.
— 2:40 Ушаков из информбюро: то же (по морским материалам).
— 3:00 Малютин: пришли сообщения о 54 героях, награждении 37 частей орденами, проебразовании в гвардейские и т. д. Напиши шпигель.
— 3:20 Феофилактова (секр. информбюро): передала поправки к мелким заметкам.
— 4:05 Макаров (из нашей группы проверки): почему в заметке с Волховского фронта написано СиРявинские болота? Исправить!
— 4:10 Малютин: о том же.
— 4:15 Лазарев: почему сняли заметку об артиллеристах.
МОИ ЗВОНКИ:
— 12:30 генерал-лейтенанту Рогову: можно ли давать о потоплении транспортов? Как он относится к Фейнбергу-Самойлову? Не знает.
— 1:00 Ушакову: прошу прочесть материалы Михайловского.
— 1:05 Феофилактовой: прошу дать на прочтение одну заметку из посланных несколько дней назад.
— 1:10 Тараданкину: из разговора с Белогорским узнал, что он приехал. Договорились завтра встретиться.
— 1:15 фотоотдел: проготовить снимок Кафефьяна.
— 1:18 фотоотдел: проявлена ли моя пленка?
— 1:30 писателю Кожевникову: какое звание у героя его очерка: воентехник или старший сержант? (в материале — и так и так).
— 1:55 Лазареву: может ли командир бригады присваивать звание лейтенанта? (так в материале Кожевникова „Старший сержант“)
— 2:45 Перепухову: посылаю удостоверение Фейнбергу, прошу дать на подпись.
— 2:50 Ильичеву: о завтрашнем номере.
Кроме того звонков 30–40 о присылке курьера, гранок, набора и т. д
Ко мне заходили и беседовали: Лидов, Коробов, Толкунов, Кожевников, Струнников (со снимками), Вера Иткина, Ленч, Домрачев, Верховцев, Штих, Баратов, секретари.
Я заходил к: Гершбергу, два раза к Поспелову, в секретариат, к Верховцеву.
Кроме работы по полосе, я сдал на утро 7 крупных материалов и в текущий набор 5 разных.
9-10 апреля.
7 ч. утра. Пришел домой в 5:10. Сейчас, несколько дней, кончаем в 5, нам снова напомнили о том, что это — предельный срок. Сидел, читал „Будь готов к ПВХО“, сегодня надо сдавать нормы — обязательно для всех. Вообще, за последнее время в Москве стали немного подтягивать, а то все забыли и об осадном положении, и о маскировке, и о ПВХО. Тревожно напомнили об этом два сообщения на днях: о налете на Ростов, о налете на Ленинград.
Желая развить и продолжить эту тему, я сегодня часиков в 10 вечера предложил Ильичеву дать передовую о борьбе с налетами.
— О, хорошо, садись, пиши в номер.
Ладно. Позвонил генерал-лейтенанту Журавлеву, командующему Московским фронтом ПВО:
— Что бы вы хотели видеть в передовой?
— Я бы не хотел ни передовых, ни налетов.
— Позвольте, т. генерал-лейтенант! Когда мы с Вами виделись в зенитном полку Кикнадзе, вы сказали мне, что жалеете о том, что нет налетов.
