Ол-райт!

Пошли обратно — обстрелял самолет.

Поехали. Дивизию нашли в лесочке-осиннике. Там же КП. Полковник Истомин — средних лет, крепкий, ладный, типичный русак-вояка. Рад нам. Сразу водки, приглашает на одеяло. С 1923 г. в армии.

— Бриться гостям! Да с одеколоном обязательно!

Высокий, ладный, такой же здоровый, как полковник, комиссар дивизии полковник Давидович.

В 18 часов явились командиры и комиссары полков. Основной вопрос почему кое-где плохо кормят. Затем сообщил им о нашем приезде.

Потом рассказал мне о боевых днях, посоветовал поехать в 907 полк, представленный к ордену Красного Знамени.

В 9 часов выехали туда. КП в хвойном лесу. Связной заблудился. Стояли в лесу часа два. Вспыхивают зарницы, артиллерия, жужжат самолеты, иногда освещает полнеба зарево залпов — бьет «катюша».

В 12:30 разыскали блиндаж командира полка — майора Скибы и комиссара батальонного комиссара Ильюшенкова.

Недалеко, за Сев. Донцом идет бой, тут пока тихо.

Разбудили. Выпили. Закусили. Легли спать.

3 июня.

Встали. Позавтракали. Вышли. Чудное утро. В лесу — блиндажи, шалаши, окопы, артиллерия, машины, все. А издали — лес пуст.

С утра — за работу. Два батальона этого полка 15 мая выдержали атаку около 250 танков и выбили из них около 80. Говорил со многими: Сикбой, Ильюшенковым, бойцом Щегловым, бронебойщиком Переходько, бойцом Васильевым, бойцом Дымовым. Последний пришел ко мне контуженный, полу-зрячий на один глаз. Над ухом рана, она гноится — так он сначала у речки ее обмыл.

Несколько раз пролетали немцы Стучали пулеметы, тявкали зенитки. Мы работали.

Пообедали. И к полковнику. Чудно посидели вечерок. Говорили о судьбах офицерства, о традициях русских командиров.

Легли в 12 на воздухе. Непрерывно летают немцы. Пальба. Рядом ухнули бомбу. Тут спать не густо. Но ничего, сошло. Пошли было в блиндаж — там мокро и сыро.

4 июня.

Встали в 7 ч. Завтракать. Полковник и комиссар все время дружески переругиваются, подшучивают.

Комиссар полковнику:

— Ты давно встал?

— Давно, уже позавтракал.

— А чего после завтрака улыбаешься? Володя (повару), что на завтрак?

— Яйца.

— Чьи?

— Ваши! (хохот).

После завтрака выехали на станцию Приколодное. Выезжая туда увидели справа 7 самолетов. Разрывы зениток.

— Ходу!

Водитель рванул и со скоростью в 100 км/ч помчался по поселку, чтобы выехать за пределы станции. А немцы в этот день усиленно бомбили все ближайшие станции.

— Ненавижу железную дорогу! — говорит водитель Курганков.

Мчались так, что кидало, как мячик. Жители мечутся. Я смотрю на самолеты. Одни отходит и, увидев нас, разворачивается и дает две очереди. Мимо! Мчимся. В стороне — клубы разрывов бомб, столбы дыма. Ходу, ходу!

Ночуем в Ольховатке.

Начполитарма Радецкий сообщил интересный факт. Командир и комиссар одной роты 907 полка испугались танков и подняли руки, сдались в плен, бросили бойцов. Бойцы, озверев, кинулись в атаку, отбили обоих и доставили их на КП дивизии. В тот же день их расстреляли.

5 июня.

Переночевали в Ольховатке и в путь. С трудом нашли, куда переселились наши ребята. Вообще, все хозяйство раскинулось на много десятков верст вокруг.

По слухам немцы начали сегодня новое наступление на Изюм-барвенковском направлении. Планы у них большие, но еще Наполеон говорил, что великий полководец не тот, кто предложит план, а тот, кто его выполнит. Днем приехали в Валуйки. Ночью — часиков в 9 вечера и до 01:30 был очередной концерт. Немцы сбросили пару ракет и несколько бомб. Стрельба шла почти непрерывно. Старухи крестились, бормотали «Господи Иисусе».

6 июня.

Валуйки. Утром отправили пленки в Москву. День дождливый. Во время обеда пришла на центр города на высоте 300–400 метров шестерка гансов. Сделала два-три захода. Все время стояла непрерывная канонада. Дообедали, пошли. Шофер Куприна хорошо сказал:

— Василий Федорович (Реут) очень легко выскакивает из машины, но с трудом залезает обратно.

Днем в воздухе на наших глазах развалился «И-16». Летчик выбросился на парашюте. Несколько ястребков, охраняя, сопровождали его до земли. Много разговоров.

Сейчас снова дождь, дождь. Небо совершенно прохудилось.

Вечером сидели за языком, водкой, салом и колбасой. Куприн рассказывал о каком-то художнике. Долго и нудно.

Ба! Мяукают кошки, перепутавшие времена года. На дворе — дождь, слякоть, ручьи грязи.

Во время поездки немного поснимал. Снял:

— мельницу

— командиров дивизии Истомина, бритье в 907 полку.

— старушку Чаплыгину, читающую письма от сыновей в Ольховатке, читает учительница Анна Владимировна

— пожар в Валуйках после бомбежки 31 мая.

— разрушенный и сожженный дом после пребывания немцев в дер. Гнилуши.

— трофейное орудие в Белом Колодезе.

7 июня.

Валуйки. Погода совершенно смешная. Утром дождь. Из танковой бригады № 6 прислали вездеход за Боде. Уговорила и нас поехать. Поехали. Бригада дней 5 назад вышла из боев. Дрались хорошо, рядом с Истоминым и Родимцевым. Ребята поснимали там (днем-солнце), а я сделал три материала: эвакуаторы танков, рождение воина (плохое), танкист-герой.

Вечером погода стала блядкской. Дождь. Разыгрался ветер. Низкая облачность. В комнате окна выбиты от недавних бомб, холодина. Сидим в ватниках, мерзнем. Брррр!..

8 июня.

Валуйки. Тихий день. Без конца дождь. Писал. Ночь прошла спокойно. Лишь к вечеру пролетел разведчик.

9 июня.

Валуйки. Солнце. Писал. Пока тихо. С КП вернулся Ляхт. На фронте всюду тихо. По данным разведки немцы готовятся к наступлению. Вечером выехали в Политуправление.

10 июня.

Ночевали в небольшом поселке вблизи Политуправления. Все вместе: Ляхт, Куприн, Реут, Устинов, я. Спали на сене — отлично.

Ясная тихая ночь. Над нами непрерывно ночью самолеты. Над Валуйками лучи прожекторов, разрывы зениток, зарева от бомб, ракеты.

Утром проснулись от ожесточенной орудийной канонады. В чем дело — никто не знает. Разговоров тьма. Но дуют сильно — так и громыхают непрерывно.

В 2 часа дня я и Устинов выехали в Воронеж. На перетолк с редакцией. Реут и Куприн поехали менять мотор.

К ночи добрались до Коротояка. Ночевали у редактора Гринева.

Снял под ночь наведение понтонного моста через Дон.

11 июня.

Чудный день. Встали, побрились. В 8 утра выехали от Коротояка, перевалили на пароме Дон. Отъехали километров 15- сзади слышна зенитная канонада, взрывы бомб. Немцы бомбят переправу.

К 2 ч. приехали в Воронеж. Город оживлен, красив, много нарядных красивых женщин. Война чувствуется, однако, во многом: на перекрестках вместо мужчин — женщины-милиционеры, часто попадаются часовые-женщины.

Днем узнали причину канонады, слышанную нами около Политуправления. Сводка за 10 июня сообщила, что в течение 10-го шли на Харьковском направлении бои с немецкими войсками, перешедшими в наступление.

Вечером, когда подошли ужинать к ДКА, услышали радио (в 21:00) о поездке и переговорах (и договорах) Молотова в Лондон и Вашингтон. Здорово! У репродукторов — толпы. Интересно, как он — летал или плыл?

В 23:20 перед сном прослушали зенитную стрельбу. Видимо, немцы берутся полегоньку и за Воронеж. Дежурная говорит, что за последнее время город не бомбили, но постреливают часто.

Купил письма Пушкина и стихи Суркова «Декабрь под Москвой».

12 июня.

День прошел тихо. В столовой наслаждался чаем с пирожным. Ух, здорово!

Вечером узнал печальную весть: 5 июня из Валуек в Москву вылетел Костя Тараданкин. Идучи из редакции домой он попал под машину. Измят изрядно, лежит в госпитале. Ну и ну! Стоило воевать 11 месяцев, быть во всех переплетах, чтобы попасть в такую историю.

А вот другая аналогичная история: фотограф Копыта снимал в тылу конную атаку. На него наскочила лошадь, подмяла, еще и еще несколько. И он — в госпитале. Копыта под копытом. Сегодня видели в здешнем театре «Фельдмаршала Кутузова». Плохо!