Ни одного экипажа на станции не оказалось; в предчувствии снегопада городские службы словно вымерли. Спаркс и Дойл перешли по мосту через реку и прошли еще около мили, пока добрались до южной стороны холма. Из-за густого тумана вперемешку со снегом ничего не было видно. Они поднимались по крутым ступеням. Ветер крепчал, завывая все сильнее по мере того, как они взбирались выше и выше.

Добравшись до Горесторпа, они обнаружили, что ворота аббатства заперты. В окнах ни огонька… никаких признаков жизни за массивными стенами… Спаркс постучал в ворота тяжелым железным кольцом, но металлический звук ударов потонул в пелене падающего снега. Спаркс постучал снова. Продрогший до костей Дойл пытался вспомнить, какой сегодня день недели: может, у священнослужителей выходной? Куда они все подевались?

— Там никого нет, — раздался позади низкий голос.

Спаркс и Дойл обернулись — перед ними стоял великан шести с половиной футов ростом. Он кутался в плащ, но был без шапки. На голове была целая копна рыжих волос, лицо обрамляла густая рыжая борода.

— Мы ищем епископа Пиллфрока, — сказал Спаркс.

— Здесь вы его не найдете, сэр. В аббатстве никого нет, — сообщил незнакомец, в голосе которого слышался переливчатый ирландский акцент. Лицо мужчины было открытым и добродушным, от всей его огромной фигуры веяло силой. — Они все ушли, дня три тому назад.

— А в старом аббатстве их не может быть? — спросил Дойл.

— Это в руинах-то? — удивился здоровяк, махнув рукой в сторону древнего кельтского аббатства. — Там, почитай, лет пятьсот никто не искал убежища.

— Это приход епископа Пиллфрока? — спросил Спаркс.

— Думаю, что так. Но его самого я не знаю. Я здесь в гостях. Полагаю, вроде вас? Извините за самонадеянность.

— Все в порядке, сэр, — улыбнулся Спаркс. — Ваше лицо мне кажется знакомым. Мы с вами нигде раньше не встречались?

— Джентльмены из Лондона?

— Совершенно верно.

— А к театральному миру Лондона вы имеете отношение?

— Имел, но очень давно, — ответил Спаркс.

— Ну, это, может быть, все и объясняет, — сказал незнакомец, протягивая руку для пожатия. — Абрахам Стокер, менеджер Генри Ирвинга и его труппы. Для друзей — просто Брэм.

«Генри Ирвинг! Боже мой! — подумал Дойл. — Сколько часов я прослонялся возле театра, лишь бы увидеть легендарного Ирвинга! Величайшего актера эпохи, а может, и всех времен, сыгравшего короля Лира, Отелло и многие другие роли». Магнетизм этого имени был столь велик, что Дойл просто остолбенел от одного того, что говорит с человеком, близко знакомым с Ирвингом.

— Конечно же, вспомнил, — улыбнулся Спаркс. — Я видел вас много раз, на приемах и тому подобное.

— Простите, джентльмены, но как занесло вас в это Богом забытое место, да еще в такое отвратительное время года? — с любопытством в голосе спросил Стокер.

Спаркс и Дойл переглянулись.

— С таким же успехом мы можем задать этот вопрос вам, — спокойно проговорил Спаркс.

Наступило короткое молчание, собеседники оценивающе оглядывали друг друга. Похоже было, что Спаркс произвел на Стокера приятное впечатление.

— Я знаю тут поблизости один паб, — сказал Стокер. — Мы могли бы посидеть там и спокойно поговорить.

Через полчаса они добрались до центра Уитби. Таверна «Чертополох и роза» была расположена на набережной реки Эск. Горячий кофе и порция виски помогли им согреться, разогнать кровь в окоченевшем теле. Поначалу разговор шел о пустяках. Они посплетничали об интимной жизни актеров («Ох уж эти актеры, вечно у них не так, как у других», — усмехнулся про себя Дойл). Наконец Стокер решил поведать то, что его серьезно волновало, и в его голосе зазвучали тревожные нотки.

— Как вам хорошо известно, джентльмены, театральный мир невероятно тесен. Достаточно бросить в это болото камень, как рябь от него тут же становится заметной. А в Лондоне каждый день происходит что-нибудь сенсационное, и новости мгновенно перемалываются городскими сплетницами. Но для того чтобы возбудить устойчивый интерес, хотя бы на сутки, не говоря об общем ажиотаже, должно произойти что-то сверхъестественное. В особенности если это касается актеров, среди которых слухи распространяются прямо-таки молниеносно, обрастая самыми фантастическими подробностями.

Жизнь, посвященная театру, сделала манеры и речь Стокера необыкновенно артистичными: интонацией и мимикой он привлекал внимание слушателей, заставляя их ловить каждое слово. Дойлу не терпелось задать ему несколько вопросов, но, следуя примеру Спаркса, он слушал рассказ не перебивая.

— Примерно месяц назад наше маленькое сообщество взбудоражило событие, ошеломившее даже меня. Допускаю, что слухи о нем преувеличены, но должен признать, что в этой таинственной истории все крутилось вокруг одной странной вещи.

— Вокруг какой вещи? — не удержавшись, выпалил Дойл.

Спаркс успокаивающе похлопал Дойла по плечу.

— Так вот, до меня дошел слух, — продолжал Стокер, — что некий господин — имя его не называлось — через посредника нанял актеров из разных провинциальных театров для постановки спектакля. Им предстояло сыграть один раз в одном из частных домов Лондона. И всего для одного зрителя. Никаких контрактов заключено не было, только устный договор. Что заставило актеров принять столь необычное предложение? Ответ весьма прост: за участие в спектакле была обещана несоизмеримо высокая плата, причем половину актеры получали вперед, остальную часть — после спектакля. Для чего же это было затеяно? — спросите вы. Об этом актерам не сообщили. Единственное, что они знали: они должны разыграть сцену хладнокровного убийства, подобно бродячим актерам из шекспировского «Гамлета». Все это должно было произвести необходимое впечатление на этого самого единственного зрителя.

— Убийство, — охрипшим голосом повторил Дойл. Спаркс слушал странную историю с не меньшим напряжением.

— Кто был этот человек, и какова должна была быть его реакция, тоже не сообщалось, — продолжал Стокер. — Но и без этого история осталась, что называется, загадочной. А в финале — трагической и страшной. Дело в том, что во время представления на импровизированной сцене появились новые «актеры», которых не было на репетиции. Произошло нечто совершенно фантастическое и жуткое… — Стокер сделал значительную паузу и, наклонившись, прошептал: — Пролилась настоящая кровь.

Невероятным усилием Дойл сдержал крик, но сердце его бешено колотилось.

— Актеры разбежались кто куда, — продолжал Стокер. — Но один из них остался на сцене. Он был мертв.

«О господи, только бы не она… Дай бог, чтобы она была жива, лучше умру я…»

— Нет нужды говорить о том, что, опасаясь за свою жизнь, участники спектакля бросились искать убежище у своих прежних коллег.

— У «Манчестерских актеров», — сказал Спаркс.

Стокер отхлебнул кофе.

— Именно. Несчастные люди.

Он вытащил из кармана измятую афишу, извещавшую о спектакле «Трагедия мстителя», точно такую же, как обнаруженная ими в издательстве «Ратборн и сыновья». Спектакль должен был состояться неделю назад. Афишу пересекала надпись: ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ОТМЕНЯЕТСЯ.

— Узнав об этой истории, я попытался выяснить источник слухов. Один из моих друзей узнал об этом от актера, который по семейным обстоятельствам ушел из манчестерской труппы этой осенью, во время гастролей в Лондоне. Наведя кое-какие справки, я выяснил маршрут труппы. Это событие произошло двадцать восьмого декабря, в день, когда труппа отправилась в Ноттингем, где должна была дать два спектакля. И в тот же самый день в труппу вернулись два актера, которые участвовали в этом кровавом представлении.

— А сколько всего человек участвовали в нем? — спросил Дойл.

— Четыре, — ответил Стокер. — Две женщины и двое мужчин.

— И кто из них остался лежать на сцене?

— Дойл! — предостерегающе воскликнул Спаркс.

— Мне необходимо узнать, — проговорил Дойл.

— Один из актеров, — сказал Стокер и замолчал, подчеркивая паузой трагичность происшедшего.