– У нас небольшие каникулы, – ответила Вера.
– А папа сюда приедет?
Оливер увидел, как Вера наклонилась и крепче прижала к себе сына.
– Нет, будем только мы с тобой, – сказала она. – И этот милый человек, который нашел нам дом.
Перед тем как Джерри Хаммерсли двадцать лет назад купил усадьбу, она пустовала уже с полвека. Первоначально здесь находилось поместье, в котором сдавали участки земли арендаторам – с амбаром, конюшнями, службами. В конце Второй мировой войны поместье выгорело почти до основания. Владельцы сочли, что его не стоит отстраивать.
Джерри превратил амбар и зернохранилище в красивый угловой дом, конюшню – в гараж, а сзади, в огороженном стенами саду, где раньше стоял особняк, устроил бассейн.
Оливер вынул из багажника чемодан Веры, достал ключ от дома из обычного места – под цветочным горшком – и отпер входную дверь. Он перешагнул через порог, выключил охранную сигнализацию и включил свет.
– Ух ты! – воскликнула Вера, легко ступая по плиткам холла. – Как красиво!
– Да, – согласился Оливер. В «Эмпни-Нэйри-Фарм» он провел немало мирных выходных с Джерри и его последней пассией; они гуляли, катались на велосипедах, играли в теннис, валялись у бассейна, жарили мясо на решетке. Этот дом был единственным местом на свете, которое Оливер мог бы назвать любимым. Можно прожить здесь целую неделю и никого не встретить, разве что уборщицу да садовника, которые приходили по вторникам, и смотрителя бассейна, который являлся когда вздумается. Иногда на поле выезжал какой-нибудь трактор, который обрабатывал землю. Даже почтальон не нарушал уединения «Эмпни-Нэйри-Фарм»; по договоренности с владельцем почту для Джерри оставляли в абонентском ящике в деревне. Сюда ведет только одна дорога, по которой они приехали. Через поля и с другой стороны пробраться в усадьбу можно лишь на тракторе.
Вы здесь в безопасности, Вера Рансом, – ты и Алек. Сейчас здесь для вас самое безопасное место на свете.
97
Шон, сынишка Хью Кейвена, в последнее время взял привычку во всем подражать отцу. Когда Хью вместо корнфлекса стал есть на завтрак пшеничные хлопья, Шон тоже перешел на них. Отец брал два куска хлеба, и Шон тоже. Папа посыпал хлопья сахаром, потом наливал в тарелку молоко – Шон поступал также. Потом, поскольку отец читал газету, Шон стал читать свой комикс «Бино», попивая апельсиновый сок также, «по-взрослому», как отец пил свой кофе; он выложил перед собой на стол игрушечный мобильник, как папа клал настоящий.
Частный сыщик любил читать раздел светской хроники. Он убеждал себя, что это нужно для дела: ему необходимо быть в курсе всех событий; никогда не знаешь, кому понадобятся твои услуги, за кем его попросят следить. Но, по правде говоря, мир богатых и знаменитых одновременно привлекал его и вызывал отвращение.
Вот почему он каждое утро первым делом открывал колонку светской хроники Найджела Демпстера в «Дейли мейл».
Сегодня, невыспавшийся, но довольный после «Вудстока», он развернул газету. В голове по-прежнему звучал «Пурпурный туман» Джимми Хендрикса. Он лениво читал «репортаж номера» о греческом судовладельце, который предложил принцу Уэльскому арендовать у него яхту на время летнего отпуска. Вдруг его внимание приковал заголовок внизу страницы:
«БИТВА ДЖЕРАЛЬДИНЫ ЗА ВЕЧНУЮ КРАСОТУ ЗАКОНЧИЛАСЬ СМЕРТЬЮ
Вчера я с грустью узнал о кончине моей 47-летней старой подруги, леди Джеральдины Рейнс-Райли. Джеральдина – лучшая подруга и доверенное лицо моей кузины, леди Шасты де Бертэн, – была общительным и веселым человеком, светской львицей. Ее любили все, кому повезло вращаться с ней в одном кругу.
Друзья Джеральдины – в том числе и я – выражали беспокойство, узнав, что она решила сделать пластическую операцию носа, что, как теперь выяснилось, косвенным образом и послужило причиной смерти. Скорбящий брат Джеральдины, Марк (50 лет), вчера сказал следующее: „Все мы считали, что операция ей ни к чему, так как у нее очаровательный носик, но она настояла на своем. Разумеется, никто из нас и помыслить не мог о том, что последствия окажутся такими ужасными“.
Пресс-секретарь эксклюзивной лондонской клиники „Харли-Девоншир“ подтвердил, что Джеральдина скончалась „от осложнений“ после операции ринопластики. Хирург, который делал операцию, Росс Рансом (42 года), широко известен в высшем обществе. Многие пациенты называют его „золотыми руками“. Нам не удалось связаться с ним, поскольку его не оказалось в лондонской квартире в Риджентс-Парк. К сожалению, леди Рейнс-Райли стала уже второй пациенткой, которую он потерял за последнее время: месяц назад в ходе такой же операции скончалась Мэдди Уильямс (31 год), программист компании „Бритиш эруэйз“.
Разумеется, о непрофессионализме мистера Рансома речь не идет. Однако его длительная и блестящая карьера пластического хирурга, видимо, имеет черные и белые полосы. Как я узнал, расследуя его деятельность, за годы его работы у него умерли еще 12 пациентов. В каждом случае вскрытие показывало, что вины мистера Рансома в смерти пациента нет. Тем не менее очевидно: тем, кто гонится за красотой, приходится платить высокую цену».
На кухне звякнул тостер. Сэнди, в фартуке поверх халата, позвала:
– Шон, скорее! Яйцо сварилось.
Шон крикнул в ответ:
– Папа сегодня ест яйцо?
– Да.
У Кейвена зазвонил мобильный телефон. Он отложил газету и ложку, нажал кнопку «Ответ» и прижал трубку к уху. Шон Кейвен, сидевший напротив, прижал к уху игрушечный телефон и состроил серьезную рожицу.
– Кейвен, – сказал частный детектив.
– Доброе утро. – Говорил Росс Рансом; голос у него был такой, словно он страдал от тяжкого похмелья.
– Чем я могу вам помочь в это прекрасное погожее утро?
– Не знаю, где находитесь вы, но в Лондоне чертовски мерзко – льет как из ведра.
Кейвен ничего не ответил. Здесь тоже льет дождь, но такому типу бесполезно объяснять, что он шутил. Господь забыл наделить Росса Рансома чувством юмора. Частный детектив воззрился на раскрытую газетную страницу. Интересно, хирург уже читал статью?
– Вы сказали перезвонить утром насчет координат.
– Они у меня в кабинете. Подождите минуту.
Когда Кейвен поднялся наверх, Шон тоже велел своему «клиенту» подождать.
Координаты были записаны на листке бумаги, лежащем у компьютера.
– Вы слушаете, мистер Рансом?
– Да.
– Пятьдесят один градус сорок восемь минут пятьдесят секунд северной широты, один градус пятьдесят шесть минут восемьдесят одна секунда западной долготы.
– А попроще нельзя?
– Они где-то в Глостершире, в окрестностях Сайренчестера.
– Точнее вы сказать не можете?
– Как я вам и говорил, я установил местонахождение машины с точностью до пятидесяти метров. Вам необходимо свериться с топографической картой местности.
– Кажется, вчера я заплатил вам за то, чтобы вы их нашли.
– Да, заплатили, и я их нашел. А сейчас извините, у меня завтрак стынет. Всего доброго, мистер Рансом.
Нажав отбой, Хью Кейвен спустился вниз. Шон разговаривал по игрушечному мобильнику.
– За столом – никаких разговоров, – заявил отец и ухмыльнулся.
Малыш такой забавный! Он так гордился сынишкой, что иногда ему становилось больно.
Будешь ли ты гордиться мною, когда вырастешь? Будешь ли по-прежнему подражать мне во всем? Если да, позволь мне уже сейчас подать тебе хороший пример.
Он снова взял «Дейли мейл» и перечитал кусок статьи, посвященный Россу Рансому. Потом перечитал снова.
Он не сводил взгляда с газетной полосы в продолжение всего завтрака, время от времени бросая косые взгляды на Шона. Наверху, у него в бумажнике, лежит чек от клиента на шесть тысяч фунтов, которые ему очень нужны. Где проходит граница между порядочностью и предательством?
Ты убийца, Росс Рансом. Ты убил Барри Гатта; и ты почти наверняка прикончил ту леди Рейнс-Райли, а до нее – остальных. Не спрашивай, откуда я знаю; просто знаю, и все.
