– Знаете, о чем я думаю? На человека напали, и он лежит на дороге, истекая кровью. Два психолога проходят мимо, и один говорит другому: «Давай найдем того, кто это сделал: ему нужна помощь».

Его глаза не улыбаются.

– Я чаще помогаю жертвам, чем преступникам.

Руиз пожимает плечами и бросает обертку от жвачки в мусорную корзину.

– Начинайте говорить. Как вы узнали о красном платье?

Я смотрю на папку и развязываю ленточку.

– Через несколько минут раздастся телефонный звонок. Мне придется уйти, но я разрешаю вам остаться. Я думаю, что мое кресло удобнее вашего. – Я открываю папку Бобби. – Если захотите что-то обсудить, когда закончите, я буду в баре через дорогу. Мне нельзя называть имена пациентов и говорить о конкретных случаях. – Я похлопываю по папке, чтобы придать вес сказанному. – Я могу говорить только в общем о проблемах личности и о том, как ведут себя психотики и психопаты. Будет гораздо легче, если вы это запомните.

Руиз молитвенно соединяет ладони и теребит пальцами губы.

– Я не люблю играть в игры.

– Это не игра. Или мы поступаем так, или же я не смогу помочь вам.

Звонит телефон. Я не даю Мине договорить. Я уже иду.

Светит солнце, и небо прозрачно. Больше похоже на май, чем на середину декабря. Иногда Лондон это проделывает: натягивает на себя погожий день, чтобы показать людям, что он не самое плохое место для жизни.

Вот почему англичане – один из самых оптимистичных народов в мире. Мы получаем всего одну превосходную сухую неделю, и память о ней будет согревать нас все лето. Так случается каждый год. Приходит весна, и мы покупаем шорты, футболки, бикини и саронги в радостных ожиданиях сезона, который никогда не настанет.

Я жду Руиза за барной стойкой, крутя в ладонях стакан с минеральной водой.

– Ваша очередь угощать. Мне пинту горького.

Бар заполнен людьми, пришедшими на обед. Руиз подходит к четверым, сидящим за столиком в углу у окна. Они похожи на мелких служащих, но одеты в хорошо скроенные костюмы и шелковые галстуки.

Руиз показывает свой полицейский значок, слегка подняв его над столом.

– Извините за беспокойство, господа, но я должен занять этот стол для ведения слежки за банком напротив.

Он машет рукой в сторону окна, и все они как один поворачивают головы.

– Пожалуйста, не выдавайте меня!

Они торопливо поворачиваются назад.

– У нас есть основания полагать, что на него готовится вооруженный налет. Видите того парня на углу в оранжевом жилете?

– Уборщика? – спрашивает один из них.

– Да. Он у меня один из лучших. И девушка в магазине нижнего белья, рядом с банком. Мне нужен столик.

– Конечно.

– Без вопросов.

– Можем ли мы сделать что-нибудь еще?

Я вижу огонек в глазах Руиза.

– Ну, обычно я не привлекаю штатских к операциям, но мне не хватает людей. Вы можете разделиться и занять места для наблюдения. Попытайтесь смешаться с толпой. Ищите группу из четырех человек в машине.

– А как с вами связаться?

– Скажите уборщику.

– А есть ли какой-нибудь пароль? – спрашивает один.

Руиз закатывает глаза:

– Черт, это же полицейская операция, а не фильм о Джеймсе Бонде!

После того как они уходят, он усаживается на ближайший к окну стул и ставит стакан на стол. Я сажусь напротив.

– Они бы и так отдали вам столик, – говорю я, пытаясь определить, любит он пошутить или не любит людей.

– И что, этот Бобби Моран убил Кэтрин Макбрайд? – Он вытирает пену с верхней губы тыльной стороной ладони.

Вопрос деликатен, как с силой брошенный кирпич.

– Я не могу говорить о своих пациентах.

– Он признался в ее убийстве?

– Я не могу говорить о том, что он мне сказал и чего не сказал.

Глаза Руиза превращаются в щелочки, окруженные сетью морщинок, он напрягается. Так же неожиданно он вздыхает и, как мне показалось, пытается улыбнуться. Видно, что ему это непривычно.

– Расскажите мне о человеке, который убил Кэтрин Макбрайд.

Похоже, мои слова дошли до него. Выбрасывая Бобби из головы, я пытаюсь размышлять об убийце Кэтрин, основываясь на том, что знаю об этом преступлении. Я плохо спал всю последнюю неделю, проводя ночь за ночью в размышлениях на эту тему.

– Вы имеете дело с сексуальным психопатом, – начинаю я, не узнавая собственного голоса. – Убийство Кэтрин сделало явными его извращенные желания.

– Но там не было следов изнасилования.

– Речь идет не об обычном изнасиловании или сексуальном домогательстве. Это куда более необычный случай сексуального отклонения. Этот человек одержим желанием властвовать и причинять боль. Он мечтает о захвате, подавлении, господстве, мучении и убийстве. По крайней мере некоторые из этих фантазий отражают то, что случилось на самом деле. Подумайте о том, что он с ней сделал. Он схватил ее на улице или заманил куда-либо. Он не искал быстрого и неистового совокупления в темном переулке, когда жертву убивают, чтобы она не опознала насильника. Вместо этого он хотел сломить ее; он хотел систематически разрушать ее волю до тех пор, пока она не превратится в податливую, запуганную игрушку. Но и этого ему было мало. Он хотел достигнуть максимального контроля, сломить женщину настолько, чтобы она по его приказу мучила сама себя…

Я смотрю на Руиза и жду, когда он перестанет меня слушать.

– Он почти достиг цели, но Кэтрин все же не была подчинена полностью. В ней все еще оставалась искра собственной воли. Она была медсестрой. Она знала, как, даже используя короткое лезвие, можно умереть быстро. И когда уже не могла терпеть, она перерезала себе сонную артерию. Это вызвало паралич сердца. Она умерла через несколько минут.

– Откуда вы это знаете?

– Я провел три года в медицинской школе.

Руиз смотрит на свой стакан, словно желая проверить, надежно ли он стоит на столе. Вдали слышен звон колоколов.

Я продолжаю:

– Человек, которого вы ищете, одинок, необщителен и сексуально незрел.

– Похож на обычного подростка.

– Нет, он не подросток. Он старше. Многие молодые люди начинают так же, но периодически появляется тот, кто винит других в своем одиночестве и сексуальной неудовлетворенности. Эта горечь и злость увеличиваются с каждым отказом. Иногда он начинает винить конкретного человека. В других случаях он ненавидит целую группу людей.

– Он ненавидит всех женщин.

– Возможно, но я думаю, что скорее всего он ненавидит определенный тип женщин. Он хочет, чтобы одна из них понесла наказание. Представляет себе, как это будет, и получает от этого удовольствие.

– Почему он выбрал Кэтрин Макбрайд?

– Не знаю. Быть может, она напомнила ему ту, которую он хотел наказать. Или он не устоял перед искушением. Кэтрин была доступна, поэтому он изменил свою фантазию, подогнав ее под внешность и одежду реальной жертвы.

– Красное платье.

– Возможно.

– Он мог ее знать?

– Вполне вероятно.

– Мотив?

– Месть. Власть. Сексуальное удовлетворение.

– Надо выбрать?

– Нет, все три одновременно.

Руиз слегка напрягается. Прочистив горло, он вытаскивает свой крапчатый блокнот.

– Итак, кого я ищу?

– Мужчину лет тридцати-сорока. Он живет один, где-нибудь в уединенном месте, но в окружении людей, которые не задерживаются подолгу на одном месте, – возможно, в пансионе или на стоянке трейлеров. Не исключено, что у него есть жена или подружка. Интеллект – выше среднего. Физически он силен, но его воля еще сильнее. Сексуальное влечение не может заставить его потерять контроль над собой. Он способен управлять своими эмоциями. Сведущ в медицине. Не хочет быть пойманным. Это некто, кому удалось разделить две сферы жизни и полностью изолировать их друг от друга. Его друзья, семья и коллеги не имеют ни малейшего представления о том, что происходит в его голове. Думаю, у него садомазохистские наклонности. Такие вещи не возникают из ничего. Был кто-то, кто указал ему на них. Его сознание развило эти склонности, вывело его далеко за пределы безобидного развлечения. Его самоуверенность – вот что меня удивляет. Никаких признаков беспокойства или нервозности, характерной для первого раза…