Стоял яркий день. Красивый летний свет мерцал над озером, придавая воде темно-зеленый цвет. Мухи гудели над отмелью, и пес выскочил, чтобы схватить их. Кольца разбегались по воде, одно в другом, кольца умиротворения и покоя. Кайли была занята разговором со своей куклой.
– Пойдем наверх со мной? – прошептал Мартин на ухо Мэй.
Она глубоко вздохнула и не сдвинулась с места. Как только он сообразил, что ему не суметь отвлечь ее высшей техникой соблазна, он взял ее штурмом.
Но он так и не заговорил бы.
Гром убежал снова на следующий день. Они напили его веревку, которую он перегрыз, и увидели его следы, ведущие к дороге. Мэй взяла машину и поехала искать старого пса. Оглядывая луга и холмы, по всему маршруту следования к собачьему питомнику она заметила, как сама напряжена, и поняла, по какой причине. Она не хотела, чтобы пса поехал искать Мартин, она испугалась, что он уедет раньше нее.
– Успешно? – спросил Мартин, когда она возвратилась.
– Нет. Его не было в питомнике. Я проверила.
– Где же он? – спросила Кайли.
– Отправился в поисках приключения. – Мэй попыталась успокоить дочь.
Когда пришла почта, там оказалась открытка, адресованная Грому, которую Кайли написала из отеля в Торонто и подписала ее «Эдди». Когда Мэй показала открытку Мартину, он даже не улыбнулся.
Почта также содержала синий конверт, адресованный Мартину. Мэй видела, как он поднес его очень близко к глазам, исследовал почерк, затем бросил в мусорное ведро, даже не открыв. Она хотела достать конверт, когда зазвонил телефон.
Их ближайший сосед, Винсент Дюфор, видел, как полицейские затаскивали в машину пса, который напоминал Грома; возможно, они отвезли его в приют.
– Ты можешь себе представить, чтобы в городке размером с наш кто-то не знал всех собак наперечет, – взорвался Мартин.
– Гром у нас недавно, – попыталась урезонить его Мэй. – Я уверена, они привезли бы его домой, если бы знали, чей он. Нам придется получить на него разрешение…
– Итак, теперь он в этом приюте для бездомных собак?
– Так думает Винсент.
– Дай сюда, сейчас позвоню. – Мартин выхватил телефон из рук Мэй.
Было больно наблюдать, как он схватил телефонную книгу и стал искать нужный номер. Он нервно листал страницы, порвав одну. Сгорбившись, он пытался прочитать телефоны, но это ему не удавалось, и он клял всех и вся почем зря.
– Позволь мне… – начала было Мэй, но Мартин уже набрал телефон справочной.
Узнав номер, он вынужден был набрать его дважды, прежде чем попал в нужное место. Мэй слышала, как он глубоко вздохнул, затем стал объяснять кому-то на том конце провода, что он потерял своего пса, бассета, и что у него есть причины полагать, что пес попал в собачий приют.
– Мое имя? Мартин Картье… – услышала она.
И увидела, как сузились его глаза, как в нем нарастал гнев.
– Он – там, – Мартин бросил трубку, – и она не позволит мне забрать его.
– О чем это ты? – удивилась Мэй.
– Она говорит, Гром укусил ее, когда она загоняла его в клетку, и она избавится от него завтра.
– Нет!
– У него нет жетона, сказала она, и нет никаких доказательств, что он привит от бешенства.
– Он покусал ее? Да у него зубов-то нет! – возмутилась Мэй, посмотрев в окно на Кайли. – И никакого бешенства у него нет.
– Я знаю. Она ничего этого не говорила, пока я не назвал своего имени.
– Мартин Картье? Я думала, это имя открывает любые двери в Канаде.
– Только не эту. Она еще помнит ту историю с Нэт. Она ужасно ко мне относится с того дня. Считает меня самовлюбленным хоккеистом, который не мог уделить время собственной дочери.
– Но это же неправда, – расстроилась Мэй.
– Тебя не было тогда там, – объяснил ей Мартин. – Она права относительно меня. Она – сука, и она не имеет никакого права держать Грома, но с тех пор она знает мой номер телефона.
– Но я же вижу, как ты относишься к Кайли, и я знаю, как ты относишься к Натали.
Именно в этот момент заскрипела дверь с противомоскитной сеткой, и они услышали шаги Кайли в кухне. Она молча посмотрела на взрослых, и ее лицо вытянулось.
– Старина Гром, должно быть, неплохо проводит время, – нашелся Мартин, что-то внимательно разглядывая за окном. – Гоняется повсюду за своей хорошенькой пуделихой.
– Ты думаешь, он цел? – спросила Кайли.
– Гром? – переспросил Мартин, фыркая со смехом. – Он цел и невредим, в этом я не сомневаюсь. Он же бассет до мозга костей. Мне скорее надо волноваться о диких животных в нашей округе. Где-нибудь на горе вынюхивает барсука, а то уже и тащит его, беднягу, из логовища. Или загнал лису на дерево и пытается оторвать ей хвост для подарка своей Фифи.
– Кто это – Фифи? – хихикнула Кайли.
– Его подруга, – объяснил Мартин. – Французская пуделиха.
Кайли звонко смеялась, стоя подле Мартина и пытаясь различить силуэт Грома на горной тропе над озером.
Уже когда стемнело, как только Мэй отвела Кайли наверх почитать ей книжку перед сном, Мартин вышел из дома. В кармане у него были ключи, и он направился на задний двор, где они держали машину. Но хотя он досконально знал каждый дюйм своего двора, он все же умудрился попасть ногой в новую рытвину. Он шел по прямой, твердо зная, что на пути у него нет ни высоких преград, ни углублений, но, когда он добрался до машины, решил не рисковать.
Он не сумеет вести машину сегодня ночью. Накануне его глаза были лучше, и он мог вести машину. Но и Гром тогда был еще в безопасности, хотя и выл по Фифи шесть часов подряд, когда его привязали к задней веранде. Проблема была в глазах Мартина. Они были не надежны. То он прекрасно все видел, то на следующий день зрение подводило его. Все усугублялось тем, что Мартин не мог ни предсказать, когда наступит кризисная ситуация, ни управлять ею.
Приют для бездомных собак располагался позади муниципального гаража, этого собрания старых грузовиков и плугов и бетонного строения, напоминающего бункер, приблизительно в шести милях по дороге на север от озера. За свою жизнь Мартин путешествовал по этому маршруту тысячу раз, по большей части на пути к дому Рэя или обратно от него. Ночь была теплой, почти безветренной. Сначала он шел медленно, но потом побежал.
В беге он почувствовал свою силу. Ноги крепко держали его и не подводили, руки начали двигаться в привычном для тренировок ритме, и он подумал о сборах команды, начинающихся осенью. Назад в Бостон, обратно к режиму, который поддерживал его в форме все годы в профессиональном спорте.
– Мерд (черт), – выругался он, споткнувшись обо что-то.
Он не заметил какое-то вспучивание или трещину на дороге, оставшуюся после зимних морозов. Дорожники здесь работали с ленцой, иногда по три, а то и четыре лета оставляя без ремонта повреждения, нанесенные дорожному покрытию в жесточайшие зимние бури. Мартин вспомнил, как той зимой, когда ему исполнилось двенадцать, снежный буран засыпал их снегом три недели подряд. Они с мамой остались без тепла и еды, пришлось топить печь, есть картошку и консервированные бобы. Отец тогда уже жил в Штатах.
– Не думать об этом, – приказал себе Мартин вслух и, легко вздохнув, побежал дальше.
Умение контролировать свои мысли – одно из самых важных качеств спортсмена. Это было в числе его достоинств, он умел отставлять в сторону мысли на определенные темы. Сейчас к таковым относились и синий конверт, который при шел по почте, грозящее усыпление Грома, и явно подводившее его зрение, поскольку он едва мог различать, где бежит.
Его ноги бежали по дорожке, и время от времени что-то сверкало перед ним. Возможно, свет далеких звезд, мелькающий через деревья. Какими удивительно красивыми бывали звезды. Он почувствовал, как что-то дрогнуло у него в груди. А что, если он больше не сможет их видеть? Что, если он никогда не сможет видеть красоту темного ночного неба, усыпанного звездами?
«Контролировать сознание», – приказал он себе снова. Не думать об этом.
Собачий приют был сразу же за поворотом. Он услышал собак, их лай, заполняющий летнюю ночь. Голос Грома перекрывал остальной лай, неистовый, страстный и полный тоски. Пробежав по утрамбованной песчаной площадке для машин, Мартин замедлил свои движения, приближаясь к массивному кирпичному зданию. Он подергал каждую из двух стальных дверей. Двери были заперты.