Литмир - Электронная Библиотека

– Мартин?

Он не сразу ответил. Но потом рывком сбросил подушку с головы и сел, вытянувшись в струнку.

– Я не уверен, что тебе следует быть здесь.

– Почему?

– Потому что все это слишком тяжело для тебя. Тебе не нравится, когда я дерусь, ты боишься за меня, боишься, что мне делают больно. Ты знаешь, мне хочется буквально разодрать лицо Йоргенсена в клочья.

– Странно, но верно, – согласилась Мэй.

– Это хоккей, Мэй. Вот почему я не хотел, чтобы ты приезжала на игры в прошлом году. Финал отличается от регулярного сезона. Очень отличается.

– Ты считаешь, я не сумею справиться с этим? – уточнила она. – Ладно, думай, что хочешь, но я смогу.

– Непохоже, – проворчал Мартин.

– Знаешь, меня волнует, что ты все время щуришься. У тебя болит голова?

– Почему все вокруг спрашивают, не болит ли у меня голова? – взорвался он. – Ты, Рэй, тренер. Перестань хоть ты, Мэй.

Она вспомнила о своей встрече с Сержем, как тот волновался, нет ли у Мартина проблем с головой, спрашивал ее, действительно ли он предпочитает правую сторону. В открытке, пришедшей на прошлой неделе, Серж интересовался, что случилось с ударом слева, которым Мартин пользовался, когда хотел обмануть вратаря противника.

– Значит, тебя не мучают головные боли? – спокойно уточнила она.

– Нет. – Он громко вздохнул. – Не мучают.

– Отлично, – сказала она.

– Это только давление. – Он нагнул голову, чтобы она могла помассировать его шею.

Она помассировала некоторые точки, чувствуя напряженность в его шее и плечах.

– Мы должны победить, Мэй. Я должен победить. Я никогда в жизни не хотел ничего так сильно.

– Вы выбирались из трех ничего и прежде, – пыталась успокоить она. – Разве нет?

Он пожал плечами:

– Да, но тогда все ощущалось как-то иначе…

– Но как? – удивилась Мэй. – Разве когда-нибудь это давалось легче? Разве когда-либо ты думал, что сумеешь сделать это?

Он продолжал смотреть на пол, не отрывая взгляда от бежевого коврика гостиничного номера. Но он слушал. Мэй поняла по наклону головы, что он не уходил от звука ее голоса.

«Это уже прогресс, – подумала она. – Мы не убегаем друг от друга».

– Иногда приходится безуспешно биться о стену, прежде чем удается найти дверь, – сказала Мэй.

– Дверь?

– Ну, проход, – уточнила она. – Дверь к…

– …победе, – подсказал Мартин, притянув ее к себе.

«Не просто к победе», – подумала Мэй, но промолчала, обнимая мужа и вспоминая об открытке, которая пришла утром: «Он противостоит монстрам внутри себя самого, и он должен их победить».

Йоргенсен, прошлое, страхи, желание убежать. Отец Мартина знал его много лучше, чем можно было бы вообразить.

– Ты уверен, что ты в полном порядке? – спросила она.

– Уверен. Мои двадцать вопросов кончились?

– Нет, остался один. – Она обняла его за шею. – Ты любишь меня?

– Бьен сюр (конечно), люблю. – С трудом выдавив из себя бодрую улыбку, он притянул Мэй к себе. Пригладив ей волосы, он поцеловал ее в губы. – Но больше ни о чем не спрашивай меня.

Тем вечером Бостон неожиданно разгромил Эдмонтон со счетом 3:0, с хет-триком от Мартина Картье. На следующий вечер все повторилось. Опять 3:0, и очередной хет-трик от Мартина Картье. Болельщики Эдмонтона сходили с ума от ярости, и у всех на устах был вопрос: что произошло с Мартином? Он напоминал тигра, вырвавшегося на свободу, бросал шайбу всякий раз, когда она попадала к нему, и каждый его бросок увеличивал счет. Когда Бостон выиграл третью игру, сводя серию к ничьей 3:3, окрыленные «Медведи» покинули Эдмонтон.

Следующей игре предстояло стать решающей. Газеты пестрели рассказами о великом Серже Картье, предвкушали, как история сравнит отца и сына.

Писали об увлечении Сержа азартными играми, о характере Мартина, о том, как любовь изменила Мартина, как Бостон заплатил огромные деньги за хоккейную звезду и они хотели оправдать свои затраты победой в Кубке Стэнли.

Репутация Нильса Йоргенсена как одного из величайших хоккейных вратарей всех времен оставалась непоколебима. Мартин Картье уже попадал в книги рекордов как крайний правый нападающий; он завоевал почти все трофеи, известные в хоккее. Но из двух соперников только один завоевывал Кубок Стэнли.

Мартин изменит такое положение сегодня вечером, даже если это будет стоить ему жизни. Чувствуя, как напрягаются его мускулы, он думал о тех в его жизни, ради кого стоило побеждать: Мэй, Кайли, душа его матери и душа Натали, его товарищи по команде, его лучший друг Рэй.

Глубоко в душе, там, куда он не любил заглядывать (он даже отказывался признаваться себе в том, что в его душе есть такой потайной уголок), он знал еще об одном человеке, ради которого он хотел бы победить, – о своем отце. Его жена коснулась этого места в глубинах его души, и теперь оно оказалось широко открыто.

Не в силах признаться Мэй, он представлял лицо отца, худое и молодое, не тронутое разрушительным действием жизни, побед и пороков, приведших к преступлениям. В воспоминаниях Серж оставался с ласковым и добрым лицом, и Мартин видел его теперь перед собой. Вот он призывает сына кататься быстрее, чувствовать противника, направлять шайбу в ворота, как стрелу из лука.

«Я добьюсь сегодня победы, – шептал Мартин отцу. – Я получу Кубок Стэнли».

Серж Картье не мог ответить ему, но это не имело значения: глаза Мартина были закрыты, и он слышал голос отца. Не тот мрачный, грубый голос игрока, в которого превратился отец, но голос, полный надежды, любви и чего-то еще, провинциально-наивного. Когда-то Мартин любил голос отца, и теперь это давало ему силу.

«Ты сумеешь сделать это, сынок», – говорил тот голос.

Голос Канады, гор, черного льда озера Лак-Верт. Голос его отца долетал откуда-то из глубины сознания Мартина. Не важно. Мартин знал. Сегодня вечером он победит.

– Получил деньги за игру? – Картье слил первые три игры.

– Надеюсь, ты ставил на Эдмонтон, они уж точно расколошматят Бостон сегодня.

– Серж, старик, два года подряд, Мартину пора на пролом в последнюю игру.

– Игра седьмая – пан или пропал…

– Оставьте старика в покое, – рявкнул Тино. – Дайте ему просто посмотреть игру, разве непонятно?

Серж сидел не двигаясь, не замечая окружающих. Телевизор был включен, он работал, и это было все, что его волновало. Он не мигая смотрел на экран. Шум, болтовня, лязг дверей камеры – все вокруг него потеряло всякое значение. Только игра, только камера, показывающая панорамой зрителей.

Там, в ложе для жен, он видел малютку Женевьеву Лемэй – теперь Дженни Гарднер. Ее дети сидели около нее, Шарлотта и Марк. Господи, уже совсем взрослые. Но взгляд Сержа сосредоточился на других двоих – Мэй и Кайли Картье. Он испытывал нежность к ним и желание защитить, не дать другим обитателям блока увидеть их лица.

– Горячие бабенки, – заметил Буфорд.

– Заткнись, – буркнул Серж.

– Правда, горячие. У вас там, в хоккее, все такие?

– Это твоя внучка?

– Нет, у Сержа нет никакой внучки.

– Однако хороши девахи.

Даже этот противный разговор не мог отвлечь Сержа от экрана. Не собирался он ничего говорить сейчас. Ни в защиту себя, ни Мартина. Тем более вспоминать историю Натали. Никому здесь нет дела до всего этого.

И никакие слова не имели значения теперь, кроме тех, которые звучали у Сержа внутри.

«Играй, сынок, – думал он. – Расслабься. Дыши. Целься точно».

На табло появились фотографии из долгой карьеры Мартина. Вот Мартин и Рэй в семилетнем возрасте, после победы в их первом хоккейном турнире в Канаде. Вот Серж рядом с Мартином, помогает мальчику удержать огромный кубок, слишком тяжелый для малыша.

– Играй, сынок, – снова подумал Серж, но, должно быть, не заметил, как заговорил вслух.

Кто-то расхохотался.

– Играй, сынок, играй, сынок, – передразнили они его.

Серж не обращал внимания. Он смотрел поверх их голов, все внимание его было сосредоточено только на телевизионном экране.

64
{"b":"105575","o":1}