Кирпичные стены выглядели толстыми и непроницаемыми, а вмятины на серой металлической двери заставили ее подумать о гневе и крушении надежд.

Входя в комнату ожидания, Мэй почувствовала спертый воздух, заполненный запахами пота, сигаретного дыма и бутербродов быстрого питания. Посетители толпились – это были главным образом женщины и дети, – болтали между собой и смеялись. Подталкиваемая со всех сторон, Мэй чувствовала себя на палубе третьего класса перед отправкой теплохода в неизвестную страну.

Охранник за передним столиком записал ее имя и спросил, кого она хочет посетить.

– Сержа Картье, – сказала она. – Подразделение С, камера шестьдесят два.

– Ждите там, – сказали он, так ни разу и не подняв на нее глаз.

Присев около двух женщин, которые, очевидно, бывали здесь прежде, Мэй слушала их беседу о продвижении дел их мужей в судах, их общественных защитниках, возможности оправдания. Разговор, перешел на насилие, как кому-то из соседей по камере нанесли удар из-за наркотиков на прошлой неделе острой бритвой или обрезком лезвия ножа.

Прошло двадцать минут. Тут другой охранник отпер толстые с двойной броней внутренние двери и разрешил посетителям пройти внутрь. В сером коридоре эхом отдавались возбужденные голоса и стук шагов Мэй. Она почувствовала страх перед тем местом, куда так решительно направлялась. Кровь стучала в висках, когда она думала об оружии, о котором говорили женщины. Тревога только возрастала при мысли, что она приехала сюда за спиной Мартина, и теперь у нее оставался последний шанс вернуться назад.

Но она продолжала идти. Пройдя через другую металлическую дверь, она вошла в большую комнату для посетителей. Многие хотели бы обняться при встрече, но охранники стояли повсюду, чтобы предотвратить поцелуи и объятия. Мэй застыла на месте, оглядываясь вокруг. Как раз когда она уже собиралась попросить охранника помочь ей, она увидела мужчину, идущего к ней.

Он сильно походил на Мартина. Он был старше и более худым, слегка сгорбленный, но у него были те же замечательные ярко-голубые глаза Картье. На его лице сохранялось настороженное, растерянное выражение, когда он приблизился к Мэй. Как и на всех других заключенных, на нем был мешковатый оранжевый комбинезон, но тюремная одежда не могла скрыть, что он был красив, внушительного телосложения и имел довольно представительный вид. Он остановился как вкопанный и только глядел на нее. Мэй почувствовала давление, быстро нарастающее в ее груди. Но тут его глаза засветились, и улыбка Картье озарила лицо.

– Вы получили мои открытки, – сказал он.

– Да, получила.

– Ваши фотографии показывают вас не с лучшей стороны. Я видел вас в газетах…

– Вы так похожи на Мартина… У вас обоих одинаковые глаза.

– Рад с вами познакомиться. Серж Картье…

– Мэй Картье.

– Моя невестка.

Мэй услышала душевное волнение в его голосе, прежде чем он отвернулся, чтобы найти место, где можно было бы присесть. Все стулья были заняты другими обитателями тюрьмы и их семьями, но Мэй увидела, как Серж приблизился к молодому испанцу и навещавшей его женщине, сказал несколько слов, и ему освободили два жестких пластмассовых кресла.

– Одно из преимуществ солидного возраста, – сказал он ей. – Иногда все-таки молодые уважают старших.

Мэй кивнула, усаживаясь рядом. Она заметила обмен улыбками и то, как Серж говорил с молодой женщиной. Теперь, когда она была здесь, она не знала, что говорить, что она надеялась исполнить.

– Я был удивлен, когда мне сказали, будто ко мне посетитель, – заговорил Серж с франко-канадским акцентом, как и у Мартина.

– Никто не приходит повидаться с вами?

– Ох, адвокаты. Репортеры иногда. Хоккеисты время от времени. Но никто… как это… кто имеет значение. Только не родня.

Мэй кивнула.

– Как там мой сын?

– Прекрасно, – ответила Мэй. – «Медведи» побеждают. Похоже, решающие игры…

Серж покачал головой и перебил ее:

– Он внушил вам мысль, что это одно и то же? Жизнь и хоккей?

– Нет, – рассмеялась Мэй. – Но он пытается.

– Вы поддерживаете его, хотя видите насквозь?

– Я стараюсь понять его, – медленно произнесла она. – Хоккей занимал основное место в его жизни. Но я никогда не играла, никогда даже не смотрела эту игру, пока не встретила его.

– В газетах говорят, вы планируете свадьбы.

– Да, – нервно рассмеялась Мэй. – Немного непохоже на профессиональный спорт.

– Но много важнее, в конечном счете, не так ли? – заметил Серж. – Что же свело вас вместе?

Мэй неожиданно для себя рассказала ему все об авиационной катастрофе, обращении Кайли к Мартину с просьбой помочь им, о любви, которая столь быстро вспыхнула между ними и которой они оба не смогли сопротивляться. Как они поженились всего через месяц после встречи, как они соединили свои жизни, толком даже не узнав друг друга. Она оставила в стороне только видение Кайли, доктора Уитпена и свой синий дневник.

– И как обстоят дела? Вы счастливы вместе?

– По большей части, – ответила Мэй, но давление в груди усилилось. – У нас есть некоторые разногласия.

– У кого их нет? – заметил Серж. – Секрет в том, как вы управляетесь с ними. Возможно, именно поэтому эта комната переполнена. Много, много разногласий во мнениях. Мартин знает, что вы здесь?

– Нет, – призналась Мэй. – И это одно из наших разногласий.

– Только не говорите мне, что я – причина ваших ссор.

Мэй резко сглотнула.

– Едва ли это стоит того, – проговорил Серж. – Мартин вычеркнул меня из своей жизни задолго до того, как вы вышли за него замуж. И у него есть на то свои причины.

– Я знаю их, – прошептала Мэй. – Он рассказал мне.

Серж пристально смотрел в сторону двери, провожая взглядом маленькую девочку, бегающую кругами вокруг ее родителей.

– Он винит меня в смерти Натали, – сказал он.

– Я знаю. – Сердце Мэй колотилось. – Но вы же не хотели сделать ей больно.

– Никогда, – с силой и страстью выдохнул Серж.

Мэй поверила ему. Она знала об ошибках, которые в один миг меняют все последующие моменты жизни.

– Зачем вы здесь? – спросил он, и его глаза в этот момент блестели от слез.

– Вы – отец Мартина, – ответила она. – И вы очень нужны ему.

Синяя тетрадка с записями свидетельствовала о более глубинных причинах, но она не могла поведать ему о них.

– Он говорил это?

– Ему не надо мне этого говорить, – призналась Мэй.

– Он ненавидит меня.

Мэй смотрела на его руку. Если бы охранники не стояли рядом, она взяла бы его за руку. Она откашлялась.

– Я думала, что я ненавидела своего отца, – рассказала она. – И какие-то несколько минут я, наверное, действительно его ненавидела. Когда я поняла, какую я совершила ошибку, было уже слишком поздно. Я не смогла разобраться ни в чем, пока его не стало. Я не хочу, чтобы это случилось с Мартином.

– Что он упускает? – спросил Серж. – Что он не видит?

– Я еще не уверена. – Мэй была поражена вопросом и вспомнила о том, что говорила Кайли доктору Уитпену. – Он не станет говорить об этом. Может, этим летом, когда сезон закончится…

– Мартин все держит внутри, – сказал Серж. – Он всегда был таким. Когда-то в детстве ему шайбой попали в голову. Он ничего не сказал мне, ничего не сказал матери. Мы обнаружили, что у него из уха течет кровь, когда той ночью подошли пожелать ему доброй ночи и подоткнуть одеяло. Позже он сказал нам, что он боялся, как бы мы не разгневались на Рэя Гарднера, его лучшего друга, это он попал ему шайбой, и как бы мы не запретили ему играть на следующий день.

– А вы сильно сердились на Рэя?

Серж отрицательно покачал головой:

– Конечно, нет. Рэй был как брат Мартину. Да и сейчас он ему как брат, насколько я могу судить. Но у Мартина оказалось сотрясение.

– Сотрясение? – переспросила Мэй.

Серж выдохнул:

– Первое из многих. Таков хоккей. Вы же видели его шрамы, целая сетка из шрамов вокруг его глаз. Из того, что я читал о нем, он на линии огня на каждой игре. Он почти потерял глаз несколько лет назад, в схватке с Йоргенсеном. Он говорит с вами об этом?